Грот танцующих оленей: Фантастические рассказы - Клиффорд Саймак

— Я был прав, — сказал он себе, — Да поможет нам Бог, я был прав!

Когда открылся сезон охоты на птиц, Бентон поехал на ферму к Эзре Пайку пострелять фазанов, мысленно положив себе не забыть спросить о Баррах, которые были ближайшими соседями Пайка. Но так и не вспомнил об этом.

У Пайка накопилась масса всего, что он хотел показать доктору: загон с поросятами, толстенькими и лоснящимися, которых он откармливал к осенней ярмарке; отборная пшеница с крохотного участка, которую он выращивал ради собственного удовольствия и намеревался затем отвезти в Миллвиль, на старинную водяную мельницу, чтобы ее превратил в муку добродушный полусумасшедший отшельник, никак не желавший понять, что он живет в двадцатом столетии; бочонок с сидром, сделанным Пайком из плодов древней высохшей яблони, единственной на всю округу еще дававшей знаменитые снежные яблоки, — Бентону по традиции предоставлялось право снять с него пробу. Надо было побеседовать о политике и о растущих ценах на продукты; о том, сколько бензина тратится впустую из-за оборудования, которое установили на все машины для борьбы с загрязнением воздуха; о последнем, довольно вялом скандале, о котором судачили в округе, — в нем были замешаны юнец, которому едва стукнуло двадцать, и вдова, годившаяся парнишке в бабушки.

Они подстрелили нескольких фазанов, отведали свежего яблочного пирога, запивая его молоком, — и о чем только не говорили, не замечая, как текут часы.

Лишь на полпути к дому Бентон вспомнил, что так и не спросил о Баррах.

В следующую субботу он отменил утренний прием, положил в багажник машины ружье и поехал в холмы — якобы для того, чтобы пострелять перепелов. Он каждую осень по нескольку раз выезжал на перепелиную охоту, но сейчас его интересовали не перепела, а возможность потереться среди обитателей холмогорья.

На вопрос, кто они такие, они ответили бы: фермеры. Но лишь единицы из них действительно занимались сельским хозяйством. Их участки в большинстве своем располагались на крутых склонах и лишь местами — в лощине у ручья или на уступе склона — были достаточно горизонтальными, чтобы плуг мог вспахать землю. Они сажали кукурузу для откорма тощих свиней, в основном рыскавших по лесам в поисках желудей, выращивали картофель и возделывали небольшие огороды. Иногда они выращивали и другие зерновые, но в основном обходились кукурузой, картофелем и зеленью с огорода. Женщины консервировали уйму овощей, поскольку электричества, чтобы их заморозить, не было, а даже если бы и было, не многие из здешних могли наскрести денег на холодильник. На грядках росла клубника для еды и заготовки впрок, в лесу в изобилии родились ежевика и малина. К исходу осени погреба обитателей холмов заполнялись консервированными овощами и ягодами, картофелем и зимними яблоками, снятыми с чахлых деревьев в их куцых садиках.

Ведя машину, Бентон уже в который раз задумался, как эти люди год за годом умудряются выживать. Обычно у каждой семьи имелась корова или две, а также несколько свиней и замызганные куры. Свиней, как правило, резали на мясо, а не продавали на рынке, и на задних дворах многих ферм имелись коптильни, где приготовляли ветчину и копченую грудинку. Дичь вроде кроликов, белок, енотов и изредка оленей — обычно добытая с потрясающим пренебрежением ко всем законам об охоте — помогала разнообразить их рацион. Частой гостьей на столе была рыба из многочисленных ручьев, равно как хохлатые куропатки и перепела. Так или иначе, но они умудрялись питаться вполне сносно круглый год.

Но с деньгами было туго. Обитатели холмов были почти совершенно отрезаны от остального мира и у них не было иного выхода, кроме как самостоятельно выращивать и собирать большую часть своего пропитания. В бакалейной лавке они закупали немного: муку, сахар, кофе, соль… При таком образе жизни, сказал себе Бентон, не нужно много денег. Те крохи, что у них были, они добывали, подрабатывая там и сям. Кое-кто трудился на маленьких заводиках в долине, но таких было мало. Да и едва ли кому-то из них была по душе эта работа. Изредка кто-нибудь из жителей холмов продавал горожанам дрова.

Однако, несмотря на все трудности, которые, возможно, таковыми не считались, это был относительно счастливый, надежный, независимый и гордый народ, полный достоинства и врожденного благородства.

Бентон провел день очень приятно, заглянув в гости к нескольким знакомым семьям. Он чуточку поохотился и подстрелил в общей сложности трех перепелов. Зато наговорился всласть, сидя на ступенях просевших веранд в домах столь старых, что стены их даже замшели, — в домах, стоявших здесь так давно, что их приняла даже окружающая природа, частью которой они казались, — или пристроившись на краешке сколоченной из горбыля изгороди, которую поставили, наверное, лет сто назад, или стоя в прохладе дома после того, как осушил полный ковш ледяной пахты.

Они разговаривали о многих вещах — он и эти плохо одетые люди в бережно залатанных штанах и с отросшими волосами. Не то чтобы длинные волосы были у них в моде — просто ни у кого в семье не доходили руки остричь их. Они беседовали о погоде, которая довлела над их умами и заслуживала обстоятельного обсуждения; о пуме, которую кто-то видел поблизости, хотя все специалисты по местной фауне в один голос утверждали, что в этих холмах уже почти сорок лет как нет ни одной пумы; о давно прошедших временах и преданиях, доставшихся в наследство от предков, которых теперь помнили лишь смутно.

В ходе всех этих разговоров Бентон неизменно заводил речь о синдроме утомления, хотя сам термин не употреблял: расписывал, как пациенты без видимой причины набирали вес, с самого утра чувствовали себя разбитыми, безостановочно поглощали сладости. Он не знает, чем это вызвано, признавался он, и это его огорчает, и он хотел бы знать, не наблюдается ли подобное явление в здешней округе.

Они глядели на него с плохо скрытым смехом в глазах и говорили: нет, разве что это то же самое, что у дедушки Уилсона, или у Гэбби Уайтсайд, или у кого-нибудь из еще дюжины человек. Они потчевали его историями о баснословных лентяях, которые, чтобы увильнуть от работы, за всю свою жизнь потратили куда больше сил, чем у них отняла бы сама работа. Но все их повествования отдавали сказкой, так что Бентон не принимал их за чистую монету. Он понимал, что большинство бездельников, фигурировавших в этих историях, не существуют и никогда не существовали в действительности.

Домой он вернулся с убеждением, что на холмогорье нет никаких признаков эпидемии Эббота.

Возможно, причина состоит в особенностях их организма, сказал он себе. Что-то в холмах, в образе жизни тамошних обитателей, в их питании, в отсутствии удобств, которые они не могут себе позволить, ставит своего рода запретный барьер. Хотя не исключено, что он ставит все с ног на голову, ищет то, что мешает развитию синдрома на холмогорье, тогда как надо искать то, что приводит к его распространению в городе.