Сочинения в трех томах. Том 1 - Майн Рид

— Знаете, — сказал он, когда я кончил свой рассказ, — я догадывался, что вы приехали сюда за этим. Вот почему я и сказал вам, что я не стал бы покупать эту землю у него за спиной.

— Почему? — возразил я не без некоторого беспокойства, вспомнив, что говорил мой нэшвиллский друг о щекотливом «праве первой покупки».

— Видите ли, сэр, я уже говорил вам, что с Холтом лучше не связываться, особенно в таком деле.

— Вы имеете в виду его право первой покупки?

— Нет, я говорю не о том. Холт не собирается ни предъявлять свои права, ни покупать землю по той причине, что у него нет за душой ни гроша.

— На что же он живет?

— На то же, на что и я. В наших местах очень много медведей, оленей и другой дичи. Леса полны белок, опоссумов и диких индеек. А если надоест дичь — чего со мной никогда не случается, — можно ловить рыбу. Кроме того, на своей вырубке он выращивает кукурузу.

— Ну, а как же одежда и другие необходимые вещи, которых нельзя найти в лесу?

— Одежду можно достать в Суомпвилле — выменять на шкуры или оленину. Так же и порох, свинец, кофе и табак. Ну, и виски, конечно. Его-то Холт больше всего и любит… Но скажите, сэр, — продолжал охотник, внезапно меняя тон и предмет разговора, — неужели вы поедете к скваттеру по вашему делу сейчас, ночью?

— По-видимому, я действительно выбрал неподходящий час. Об этом я и не подумал.

— Кроме того, — прибавил мой спутник, — есть еще одно обстоятельство. Если Холт не изменил своей привычке, вряд ли он будет любезен с вами в такое позднее время. Я его давно не видел, но думаю, что он так же любит выпить, как и раньше. Ведь Хик не ляжет, не приложившись к бутылке. Десять против одного, что вы его сейчас найдете вдребезги пьяным.

— Действительно, я могу оказаться в весьма неловком положении.

— Вам не следует ехать сейчас к Холту, — продолжал убеждать меня охотник. — Вы можете переночевать у меня, а с восходом солнца отправиться к нему. Утром вам будет легче с ним объясниться. Я, конечно, не могу предоставить вам большие удобства и хороший ужин, но в моем доме всегда есть кусок оленины, найдется и кофе на заварку, и ломоть-другой хлеба. И ваш конь тоже голодным не останется.

— Благодарю вас! — воскликнул я, крепко пожимая его руку. — Я принимаю ваше приглашение.

— Ну, так едем.

Мы свернули направо и, проехав около двух миль, приблизились к поляне, на которой стояла бревенчатая хижина. Это было жилище охотника.

Как оказалось, он жил совершенно один, и шесть огромных собак были единственными живыми существами, разделявшими его одиночество. Они встретили нас радостным лаем. Примитивная конюшня, рассчитанная на одну лошадь, стояла рядом с хижиной. Она была предоставлена моему скакуну. Свою клячу хозяин пустил в лес ночевать среди деревьев, к чему она уже была приучена.

Эту ночь я провел в маленькой хижине, на медвежьей шкуре. На ужин была холодная оленина, кукурузный хлеб и кофе, а после него — трубка. Но вся эта незатейливая простота более чем скрашивалась искренним радушием моего хозяина — молодого охотника Френка Уингроува.

Глава XVII

ИНДЕЙСКОЕ ЛЕТО

Когда утром, покинув хижину моего гостеприимного хозяина, я отправился дальше по долине Илистой речки, передо мной развернулась восхитительная картина.

Был октябрь, время года, называемое индейским летом, та чудесная пора, когда солнце в последний раз бросает на землю прощальные лучи и деревья, словно вспыхивая от них, загораются красной и желтой листвой.

Но в это время года дремучий лес становится жертвой губительных ураганов. Они проносятся над ним, вырывая деревья с корнями, и на своем пути ломают и сметают все. После них не найти ни ствола, ни пня, ни молодой поросли. Даже могучие лесные исполины не могут устоять против их напора. Безжалостно вырванные из родной почвы, они лежат бесконечными рядами, и земля еще льнет к их обнажившимся корням, а зеленеющие вершины медленно увядают и гибнут. Печальное зрелище представляет собой поврежденный лес! Он напоминает громадное поле сражения, на котором сомкнутые ряды солдат все разом полегли от смертоносного залпа картечи, и ни один из них не остался в живых, чтобы позаботиться о телах убитых, похоронить или убрать их. Подобно полю сражения, он становится приютом для волков и других диких зверей. Тут они находят надежное убежище от преследования охотника и его собак. Здесь черная медведица учит своих косолапых детенышей взбираться на древесные стволы. Здесь прячутся рысь и пума и бродит по протоптанной им тропинке енот. Хитрый опоссум осторожно крадется по рухнувшему дереву или спит под перепутанными сухими корнями, а тощий бурый волк надрывно воет или хрипло лает на полночную луну.

Но проходит несколько лет, и эта мрачная картина становится отраднее. Нежный подлесок скрывает скелеты мертвых деревьев, разрастаются кусты, и появляются травы, часто совсем иные, чем те, что были здесь прежде. И на месте недавнего запустения все пышно зеленеет и цветет, услаждая и радуя взор. Молодые деревья и кусты, покрывающие теперь землю, выделяются на более темном фоне окружающего леса. Так долго царившее здесь зловещее безмолвие нарушается. Хотя и слышатся еще иногда дикие, пронзительные крики пумы или отдаленный вой волков, но они заглушаются непрерывным пением иволги и алого кардинала, трелью зяблика и звонкоголосых дроздов, слетающихся сюда, словно сговорившись, чтобы давать концерты в этом восхитительном лесном уголке.

Именно такой уголок предстал передо мной, когда я, покинув хижину охотника, поехал по тропинке, вившейся в тени мрачных раскидистых деревьев, до того места, где она внезапно оборвалась. Для меня это не было неожиданностью. Молодой охотник предупреждал меня, что тропинка, ведущая к хижине Холта, жившего в двух милях вниз по реке, идет через бурелом, и я ожидал увидеть ряды поваленных бурей засохших деревьев. Каково же было мое удивление, когда при выезде из