История России в рассказах для детей - Александра Ишимова

Михаил Андреевич Милорадович (1771–1825) — генерал от инфантерии, военный губернатор Петербурга. После Бородинского сражения генерал Милорадович руководил арьергардом Русской армии и прикрывал ее отступление. Русской армии необходимо было время, чтобы выйти из города, а все дороги были загромождены обозами. Милорадович предложил командующему Французским авангардом Мюрату заключить на несколько часов перемирие. В противном случае генерал обещал драться до последнего человека и оставить неприятелю одни развалины. Мюрат согласился.

Никакими словами нельзя выразить того, что происходило в душе гордого завоевателя! Это было и чувство обманутой надежды увенчать здесь свою славу, и чувство стыда за такую большую, признанную перед всеми ошибку, и чувство унижения самоуверенного человека перед величественной простотой народа, без сожаления покинувшего жилище и свои драгоценности ради спасения чести и независимости родины. Но это было еще только начало бедствий Наполеона. В Москве бедствия стали увеличиваться: к вечеру первого дня, проведенного здесь Французами, показался дым, и потом пламя в разных частях города. Это был пожар, начатый самими жителями Москвы в их собственных домах; это был пожар, в котором сверкало чистое пламя любви Русских к своему Отечеству, это был пожар, сжигающий со всех сторон исполинское величие Наполеона и испепеливший его до праха.

Ужасен был вид Москвы на второй, на третий и на четвертый день: пламя свирепствовало все больше и больше. Горели церкви, дворцы, частные дома; горели древние рощи и великолепные сады; горели мосты и суда на реках. Сильный вихрь бросал во все стороны горящие головни*. Крики несчастных жителей, спасавшихся то от огня, то от нападавших на них Французов, раздавались в воздухе. Одним словом, все ужасы разрушения мира, казалось, носились над несчастной Москвой и силились поглотить эту растерзанную жертву чести народной со всеми виновниками I ее погибели. Наполеон, минутный обладатель священного Кремля, с невыразимой тоской, как будто в предчувствии своего близкого падения, смотрел на страшное море пламени, бушевавшее в городе. Пораженный этим зрелищем, он воскликнул, стоя на балконе Кремлевского дворца: «Москвы нет более! Я лишился на-: грады, обещанной войскам!.. Русские сами зажигают!.. Какая чрезвычайная решительность! Что за люди! Это Скифы…»

1 сентября 1812 г. М.И. Кутузов созвал военный совет. В подмосковной деревне Фили, в крестьянской избе, собрались военные генералы: Барклай де Толли, Беннигсен, Дохтуров, Коновнииын, Раевский, Ермолов и другие.

Главнокомандующий Кутузов предложил вопрос: давать ли сражение или уступить Москву без боя? Мнения разделились: Беннигсен предлагал дать бой, Барклай де Толли был за отступление. Выслушав обе стороны, главнокомандующий приказал отступить, потому что с уничтожением армии не только Москва, но и вся Россия оказалась бы во власти неприятеля.

Вскоре в Кремле было опасно оставаться — пожар начинался и там, и Наполеон выехал в загородный Петровский дворец. Огонь свирепствовал с одинаковой силой до 7 сентября и начал утихать только 8 сентября. В это горестное время Французы напомнили Москве ужасы варварских нашествий, каким она подвергалась во время владычества Татар. Получив от своего императора позволение грабить столицу, они предались этому с I необузданностью, в которой как будто желали заглушить все свое негодование на неудачный поход. Без всякого уважения к I Божьим храмам они грабили святыни церквей, ризы образов, богатые облачения священников; без всякого сострадания к полу и возрасту оскорбляли оставшихся жителей, отнимали у несчастных последнее имущество, выгоняли их из последних жилищ — подвалов и погребов, где бедные старались скрыться от жестокостей своих врагов.

Неистовства Французов над несчастными жителями не прекратились и после того, как пожар утих: они грабили до тех пор, пока еще могли найти что-нибудь в обгорелых стенах церквей и домов, они мучили человеческое достоинство, пока еще его тень оставалась в истощенных, почти полумертвых жителях.

Наполеон, войдя в Москву, отдал город солдатам на разграбление. Москва была объявлена военным трофеем.

Между тем 9 сентября Наполеон снова переехал в Кремлевский дворец и там, скрывая даже от своих приближенных терзавшее его беспокойство, ожидал, что Русский император пришлет к нему просить о мире. Долго ему еще ожидать; а мы пока заглянем в наш родной лагерь, к умудренному опытом фельдмаршалу, к нашим храбрым воинам.

До 5 сентября главнокомандующий вел свое войско по Коломенской дороге, чтобы уверить неприятеля в том, что он перейдет Оку, в то время как его намерение было сделать круг и снова подойти к Смоленской дороге, где он был гораздо опаснее для Французов, чем в других местах. Хитрость удалась: Наполеон, обманутый отрядами, нарочно посланными князем Кутузовым по Коломенской дороге, долго не знал, где находится Русская армия, и только 14 сентября обнаружил ее на Калужской дороге.

Русские отступали еще до 20 сентября, и в этот день остановились в укрепленном лагере у села Тарутина в 80 верстах от Москвы. Здесь, знакомясь в первый раз с выгодным для лагеря местоположением на высоком берегу реки Нарвы, фельдмаршал воскликнул: «Теперь ни шагу назад!» И он сдержал слово: Русские уже больше не отступали, но еще три недели оставались в Тарутине, и в течение этого времени князь Кутузов направил все усилия на то, чтобы скорее пополнить свои армии. Старания его закончились полным успехом: из всех губерний подходили ополчения, формировались новые полки, являлись на службу отставные дворяне, приходили многочисленные отряды казаков с Дона. Среди этих отрядов часто видели престарелого деда вместе с молоденьким внуком, едва вышедшим из детского возраста. Часто случалось даже, что в избу, служившую квартирой фельдмаршалу, приходили крестьянские мальчики лет 10 и 12 и усердно просили у дедушки (так они называли князя) не ружья, которые были для них слишком тяжелы, а пистолеты.

Оставшиеся в Москве жители продолжали сопротивление врагу. Они были воодушевлены патриотическими речами генерал-губернатора графа Ростопчина, который призвал москвичей к всеобщему ополчению против врага. Французы I жестоко I расправлялись; с жителями, расстреливая их на улицах города.

Фельдмаршал с радостью смотрел на это почти поголовное вооружение народа, развившееся с новой силой после сдачи Москвы и ее бедствий под властью неприятеля. Он с радостью смотрел на усиление армий, и планы, гибельные для Французского войска, строились в его уме; а между тем, пока еще не наступило время для их исполнения, Французы оказались перед новой опасностью, до той поры не известной для них на Русской земле: началась партизанская война. Вы уже имеете представление о ней, милые читатели, из описания событий во время народной войны в Испании. Наши партизаны были почти то же самое, что Испанские герильясы. Одинаковые цели воодушевляли их, и одинаковы были их последствия: в России с Французами случилось то же, что и в Испании. В России они начали гибнуть точно так же, как гибли в Испании. Но так как наши состояли из регулярных войск, а именно — из малых отрядов, отделившихся от полков под командованием одного из офицеров, то и действовали они гораздо правильнее и успешнее Испанских. Отряды же крестьян и других добровольцев, выступивших на защиту Отечества и вооруженных наподобие герильясов, и так же, как герильясы, исполненных жесточайшей ненависти к Французам, — эти отряды, присоединяясь к партизанам, охотно поступали в безусловное распоряжение командира партии. Следовательно, беспорядков было здесь меньше, но дух, царивший среди Русских и Испанских воинов, был совершенно одинаковый, и народная война в России была так же ужасна для Французов, как и народная война в Испании. Она принесла новое бедствие Наполеону — страшный голод в Москве. Большая часть припасов сгорела во время пожара, другая была специально потоплена выезжавшими жителями в реке, так что Французы недолго могли довольствоваться тем, что нашли в Москве: надо было отправлять отряды для сбора продовольствия по окрестным деревням и селам, и тут-то перед партизанами открывалось обширное поле деятельности: они нападали на эти отряды и причиняли им каждый раз столько вреда, что Французам уже нельзя было выезжать и за пять верст от Москвы без больших конвоев[546]. Страшный голод стал свирепствовать в несчастной столице, и дошло до того, что победоносное воинство императора Французов вынуждено было питаться воронами, кошками и лошадьми.