Анжелика в Квебеке - Анн Голон

Первый корабль бросил якорь и встал на рейде. Весельные шлюпки подплывали к берегу и выплескивали своих пассажиров. Это были солдаты, насмешливые болваны в бесформенных одеждах, переселенцы, священники в черном, путешественники, одни — измученные, другие — оживленные. Тут же они кричали, что им надоел Париж, его улицы, его чиновники, и ничего нет лучше Канады. Наконец показалась шлюпка под флагом, расшитым золотом, в ней были вельможи, официальные лица, королевские посланники и министры, сопровождающие дипломатическую и государственную почту.

Барки и плоты были заполнены лошадьми, баранами и свиньями, как будто их было мало в Канаде, и «не лучше ли было скормить их пассажирам, чем привозить нам этих полудохлых животных!»

Командиры выстраивали своих солдат. Морская болезнь позади, мошенники! Смирно! Дети переселенцев собрались вместе и пальцами показывали на своих первых в жизни индейцев.

Жители Квебека перемешались с приезжими, и образовалось единое целое, оживленная толпа, болтающая, жалующаяся, обменивающаяся впечатлениями, нежными излияниями, требующая свою почту.

М-зель д'Уредан впервые пришла в порт и получила из рук капитана коробочку с письмами от своей подруги, вдовы польского короля. Те, кто еще вчера, встретившись на улице, беседовал о прекрасной погоде, сегодня проходили мимо, не замечая друг друга. Анжелика несколько раз сталкивалась с г-ном де Барданем, Виль д'Аврэем и Вивонном, но ни с той, ни с другой стороны не последовало ничего, кроме равнодушных взглядов.

Ее окликнул мужчина приятной наружности, которого она не узнала, так как не ожидала, что он прибудет с французским кораблем. Это был барон де Сен-Кастин, он поднялся на борт во время стоянки в проливе.

Она увидела, как герцог де Вивонн долго беседовал вполголоса с каким-то элегантным господином, который, должно быть, осведомлял его о последствиях и обвинениях, выдвинутых против него. У Вивонна был удовлетворенный вид, к нему вернулось его былое высокомерие и манера разговаривать, едва раскрывая рот и бросая направо и налево пренебрежительные взгляды.

Он ушел вместе с незнакомцем, за которым следовала многочисленная прислуга с багажом. У герцога до сих пор была перевязана рука, рана заживала медленно, и он немного хромал.

Виль д'Аврэй, тоже с перевязанной рукой, следствием его дуэли, носился взад и вперед. Анжелика заметила рыдающую Беранжер-Эме де ла Водьер. Она распечатала письмо и из первых же строчек узнала, что ее мать умерла.

— Да читайте же! Читайте все! — настаивали Эфрозина Дельпеш и г-жа де Меркувиль.

— Она умерла! — жалобно стонала Беранжер.

— Но вы узнайте, почему. Если смерть ее была спокойной, это утешит вас.

Г-жа де ла Водьер снова начала читать, дошла до конца и упала в обморок. Ее отец тоже умер.

На горе багажа сидели два негритенка, еще не совсем оправившиеся от морской болезни. Они были в тюрбанах и в пажеских формах из розового сатина, в ботинках с серебряными пряжками.

Они вращали глазами от страха. Человек с манерами управляющего богатого дома повсюду разыскивал господина Виль д'Аврэя.

Когда он его нашел, он объяснил ему, что герцогиня де Понтарвиль посылает ему, как он и просил, двух маленьких мавров прислуживать в доме. Взамен она просила его поддержать в Канаде дела человека, прибывшего с ними, и приобрести для нее акции компании, занимающейся торговлей мехами.

— Но я возвращаюсь во Францию, возвращаюсь! — воскликнул Виль д'Аврэй. — По вине ирокезов я потерял здесь самое дорогое для меня существо… Как вы думаете, смогу я после всего жить в этой ужасной стране? Если у вас есть сердце, вы должны это понять.

— Да, господин.

— Так что же мне делать с этими пажами?

— А что мне с ними делать? Через час я отплываю.

Кроме оживленной толпы прибывших, на набережной еще собрались те, кто хотел покинуть город с первым же кораблем, они привезли весь свой багаж и ждали, когда освободится судно, чтобы занять свои места.

Среди них был и галантерейщик Жан Прюнель со своей женой и дочкой: родители решили отправить свою дочь во Францию, в монастырь к очень религиозной тетушке, уж там-то она научится вести себя как подобает, а не впускать к себе по ночам прытких молодых людей.

Хлопотал интендант Карлон, окруженный приказчиками. Он сортировал пакеты и сумки, откладывал в сторону конверты с печатью, пакеты, рулоны. Он поспорил с секретарем г-на де Фронтенака, который отказался передать ему два письма по причине, что они от самого короля и предназначены лично господину губернатору, а значит, должны быть переданы ему в руки, и только он имеет право сорвать печать и прочитать их прежде, чем все остальные депеши.

— В ожидании возвращения г-на де Фронтенака этим письмам лучше быть в моих руках, чем в ваших, — сердился Карлон. — В его отсутствие я выполняю его миссии и получаю письма из самых высоких инстанций и имею полное право ознакомиться с их содержанием.

К ним приблизился один из вновь прибывших, возможно, самый почетный член делегации, сопровождающей королевскую почту.

— Я знаю, о чем идет речь. Это очень деликатный вопрос, Его Величество в двух словах рассказал мне его суть. Главное в том, что письмо следует вскрыть именно господину Фронтенаку лично, что не является пренебрежением достоинств господина интенданта. Но дело, о котором идет речь в письме, должен решить сам господин Фронтенак и там упомянутые лица. Досадно, что Его Превосходительство отсутствует, так же как и человек, о котором идет речь в письме: господин де Пейрак. Его Величество в нетерпения, и мне чуть ли не пришлось лететь на крыльях, чтобы прибыть как можно быстрее.

Анжелика, расстроенная, ходила по набережной, среди прибывших она не встретила ни одного знакомого, да и кого она, собственно, хотела увидеть; никто не передал ей письмо — она была уверена, что Дегре обязательно заявит о себе весточкой, — и тут она услышала имя Пейрак и подошла к группе людей. Жан Карлон указал на нее.

— Вот как раз и госпожа де Пейрак. Мадам, позвольте вам представить господина де ла Вандри, государственного советника, чрезвычайного посланника короля.

Г-н де ла Вандри снял шляпу, украшенную перьями, и сделал глубокий и изысканный реверанс. Совершив все необходимые движения, он не произнес ни слова и вытянулся с чопорным видом. Несмотря на свой высокий ранг, ему, возможно, не хватало легкости и непринужденности в общении с дамами. Либо ему не нравилось, когда они вмешивались в серьезные дела. Он заметил, что желает иметь дело с господином де Пейраком, поэтому его жена не может его заинтересовать, и, повернувшись к интенданту и секретарю, сказал: