Нежные юноши (сборник) - Фицджеральд Фрэнсис Скотт

Он не спал вот уже сорок девять часов подряд, и заступавшие на дежурство медсестры стали испытывать нечто вроде панического трепета, видя, как он устал; они стали обращаться с ним осторожно, как с ребенком, терпеливо выжидая, пока он, с трудом переключаясь с одного пациента на другого, даст им указания. Он даже слегка загордился тем, как много у него оказалось сил. При очередном обходе он улучил минутку, чтобы спросить у дежурной медсестры о Лоретте.

– Температура так и не спала? Я не понимаю… От раны такого быть не должно!

Он осматривал гораздо более тяжелых пациентов, но больше всех беспокоила его она. Что же с ней такое? Надо разобраться.

– Я поставила ей градусник, доктор Талливер. Сейчас пойду посмотрю, как дела.

– Не нужно, я сам зайду.

Он отправился к ее палате. Шагая бесшумно, словно мертвец, и едва не засыпая на ходу, он остановился в дверях. И вот что он увидел.

Лоретта держала градусник во рту, зажимая его языком и губами; потом потерла его о губы, вытащила, посмотрела, засунула обратно в рот и снова принялась тереть его губами, а затем опять вытащила, посмотрела, нахмурилась – и легонько его встряхнула. После чего с видом, говорившим о том, что цель достигнута, она, наконец, совсем вытащила его изо рта.

И тут она заметила Билла, и Билл догадался, что только что происходило у него на глазах: две недели она грела градусник, чтобы задержаться в больнице! Несмотря на усталость, он ощутил прилив злости, потому что ее безобразный эгоизм вырисовался ярким пятном на фоне однообразных черно-белых картин последних пятидесяти часов. Он разозлился потому, что совершенно зря за нее беспокоился; вокруг было столько настоящих больных, которым требовалась срочная помощь! И еще ему было противно, что его обманули в профессиональном плане. Он тут же вспомнил, как отвечал голливудскому продюсеру по телефону на вопросы о ее состоянии – получилось ведь, что он лгал, пользуясь своим положением лечащего врача!

– Не стоит играть с таким хрупким прибором, – сказал он.

На полу засверкали мелкие стеклянные осколки градусника, а у нее на глазах сверкнули слезы; Билл вышел из палаты.

Он поехал к Эми, преодолев сонливость; ему сейчас было необходимо побыть среди людей, чье воспитание не позволяет им совершать некоторые вещи. Юный врач, расставаясь с львиной долей юношеских иллюзий, взамен обязуется следовать жесткому кодексу норм поведения – и этот кодекс даже жестче, чем принятый у кадетов в военной академии «Уэст-Пойнт», и соблюдать его следует столь непреклонно, что над ним можно и смеяться, и высмеивать, и хулить, и даже осквернять, а ему при этом ничего не станется, словно он – та самая почва, по которой ходят люди. Вот почему утративший эти принципы врач – наверное, самая зловещая из всех мыслимых фигур.

Билл вошел в дом Эми, не постучавшись. В дверях гостиной он остановился, окинул взглядом комнату… И тут же сел, почувствовав, как на него навалилась небывалая усталость.

– Ах, Билл! – сказала Эми. – Только не устраивай сцену!

Когда джентльмен из Голливуда удалился, Эми воскликнула:

– Билл, он попросил меня поцеловать его всего лишь раз! Он так хорошо ко мне отнесся, и это ведь ничего не значило; в Калифорнии у него есть невеста, а здесь ему так одиноко.

– А ты? Разве ты – не невеста?

Она, испугавшись, подошла к нему поближе:

– Билл, я готова сквозь землю провалиться, потому что позволила этому случиться!

Она прижалась к нему, и он равнодушно автоматически похлопал ее по плечу.

– Так мы не станем ссориться из-за какого-то единственного поцелуя, правда? – взмолилась она.

Он покачал головой:

– Он стоил сотни; ты больше – не моя.

– Ты хочешь сказать, что я тебе больше не нужна?

– Да! Видимо, ты нужна мне слишком сильно – вот в чем проблема.

Он поехал обратно в больницу, и, не желая никого видеть, вошел через травматологическое отделение. Из-за двери приемного покоя до него донеслось бормотание пьяного негра; он прошел мимо, но в коридоре показалась мисс Уэльс:

– Доктор Талливер!

– Что?! Вы что, вторые сутки на дежурстве?

– А больше некому! И поверьте, я ничуть не жалею! Смотрите-ка, что мне Санта Клаус принес!

Она показала ему колечко с тремя небольшими изумрудами.

– Замуж выходите?

– Нет. Это от нашей пациентки, от актрисы – от Лоретты! Она зашла ко мне попрощаться.

– Что?

– Минут десять назад. И, скажу я вам, я едва ее признала – в одежде она такая красивая!

Но Билл уже развернулся и пошел быстрым шагом, чувствуя глубокое сожаление. В регистратуре ему сказали, что мисс Брук выписалась и уехала, не оставив адреса.

В тот вечер Эми звонила ему три раза; на третий раз он поднял трубку.

– Я должна рассказать тебе правду, – сказала она. – Может, ты скажешь, что это выглядит продажно и расчетливо, но ты, Билл, по крайней мере, поймешь, что мне вовсе не хотелось с ним целоваться!

– Я не хочу тебя слушать, – устало сказал он.

– Но я должна тебе рассказать! – простонала она. – Я должна была флиртовать с этим парнем, потому что, если мне не удастся поехать туда бесплатно, тогда мы с мамой вообще никуда не поедем! Мама вчера сходила в банк и разобралась с нашими счетами – у нас нет практически никаких сбережений!

– А поцелуй все это, надо полагать, исправил? – с иронией ответил он. – Ты ведь теперь точно выиграешь?

– Вовсе нет! Все гораздо сложнее! – сказала она, даже не заметив двусмысленности своего ответа. – Но я теперь участвую в конкурсе, даже несмотря на то, что не участвовала в отборочном туре. Сейчас финал; он включил меня вместо девушки, которая выиграла в Вашингтоне.

– И я так понимаю, что теперь тебе надо только потискаться с Уиллом Хейсом, Лорелом Харди и с Микки Маусом?

– Если ты будешь так со мной разговаривать…

– Мне в полночь на дежурство, – сказал он. – А сейчас мне нужно отдохнуть, чтобы не свалиться с ног где-нибудь в коридоре.

– Но, Билл, скажи мне хоть что-нибудь хорошее, а то я не усну! Я ведь всю ночь без сна проворочаюсь и послезавтра буду выглядеть ужасно. Скажи мне что-нибудь хорошее!

– Целую тебя! – послушно сказал он. – Много-много раз!

Конкурс красоты проводился кинокомпанией «Филмз пар Экселенс», газетным синдикатом и сетью универмагов «Эй-Би-Си». В основном конкурсе – был еще и детский конкурс – участвовало тридцать девушек, представлявших разные города центральных и северных штатов. Приехали все, ведь расходы оплачивали городские власти.

На протяжении нескольких недель о конкурсе писали все газеты, и Билл ежедневно без всякой приязни смотрел на лица трех членов жюри: местного кинокритика Уилларда Хаббела, местного художника Августуса Вогеля и магната Е. П. Пула, владельца сети универмагов, представлявшего в жюри вкусы широкой публики. Но сегодня вечером газеты вдруг в один голос принялись трубить о новости, заставившей Билла вскочить и начать мерить комнату шагами. У магната случился удар, но, к счастью, его место согласилась занять сама мисс Лоретта Брук – местная уроженка и прошлогодняя лауреатка конкурса юных «звезд» Западной ассоциации.

Значит, она все еще была здесь! Город внезапно словно увеличился в размерах, обрел краски, зазвучал и ожил; его дома вдруг вновь обрели свою каменную прочность, хотя еще сутки назад Биллу казалось, что все вокруг такое непрочное, словно карточный домик. Он поразился, как же много для него означало ее присутствие! Все женщины были лгуньями и обманщицами – и сознательная симуляция Лоретты, позволившая ей занимать больничную койку, которых так не хватало в тяжелую пору, заслуживала еще меньшего оправдания, чем то, что натворила Эми. Тем не менее Билл задумчиво надел смокинг; он все же пойдет смотреть финал конкурса.

Он приехал в отель; в вестибюле уже было тесно от любопытствующих, обступивших величавый строй статных величавых фигур. При первом же взгляде на последних все показались ему невероятно красивыми, но к моменту, когда он заходил в лифт вместе с шестью из них, протискиваясь сквозь давку, которую создавала еще дюжина выходивших красавиц, он решил, что Эми им ни в чем не уступает.