Черное копье - Ник Перумов

И истина эта была в том, что Его нельзя не любить и за Ним нельзя не следовать, ибо он прекрасен. Вся жизнь, все ничтожные мельчайшие дела промелькнули перед хоббитом; вся суета исчезала, оставался лишь Он – Властелин и Повелитель, Вековечный Властитель Средиземья. О, каким невыразимым блаженством было бы тотчас погибнуть по малейшему мановению его мизинца!

И Он, всё ещё стоя с раскинутыми в стороны руками, улыбнулся – и негромко, но так, что слова Его услыхало всё Средиземье, произнёс:

– Ко мне, моё воинство.

Воздух наполнился скрипами и скрежетами, стены голубого пламени раздвинулись – и в образовавшиеся ворота хлынули бесконечные тёмные колонны; а в парных рядах шли дождавшиеся наконец своего часа, бывшие бесплотными призраками Безымянных гор, не обретшие успокоения старые солдаты Моргота.

Земля колебалась уже так, что Фолко едва удерживался на ногах; рёв достиг неистовой силы, звёзды катились по небосклону, точно горох по наклонной доске, оставляя лишь слепую черноту надвигающегося Ничто. Линия горизонта на западе, где голубой огонь ещё не успел сомкнуть свои волны, заплясала, изгибаясь; где-то там, в страшном отдалении мелькали алые и багровые искорки забушевавших исполинских пожаров.

«Дагор Дагоррат, – успел подумать Фолко. – Он вернулся. Дагор Дагоррат. Веди же нас! Веди!»

Испепеляющий восторг и жажда смерти за Него.

Реальность дрогнула и начала смазываться, точно подёрнувшись дымкой. Полки всё прибывали и прибывали на ставшую вдруг бесконечной площадь; и Он приветствовал всех, кто вставал к Нему, не делал различий и не припоминал прошлое, хотя знал всё о каждом, кто был сейчас здесь.

Однако сквозь восторг пробилось и другое чувство – клинок Отрины настойчиво толкнулся в грудь, просясь в дело. Рука хоббита медленно поднялась и стиснула рукоять. Фолко чувствовал, что невидимая преграда исчезла – дорогу больше ничто не загораживает. Что это значит – его призывают к какому-то действию? Но ведь Он так прекрасен… как же можно нападать на Него, враждовать с Ним?!

Клинок стал горячим, синие цветы на стали ярко засветились. И тут до внутреннего слуха хоббита донёсся глухой голос, искажённый страшной мукой, однако не настолько, чтобы Фолко не узнал голос Олмера, тот самый, каким тогдашний предводитель ангмарского воинства обратился к хоббиту на Сираноне, когда Олмер ещё был человеком:

– Убей меня! Твоим кинжалом! Убей же!

И этот жуткий голос заставил хоббита двинуться вперёд. Круг замыкался, чудесное оружие из давно ушедших эпох нашло наконец себе достойную цель.

Не помня себя, Фолко бежал по каменным плитам площади навстречу Тому, кто стоял сейчас в центре пустого пространства, ограждённого стенами пламени. С другого конца площади валом валили полки тёмного воинства, а против них – один-единственный хоббит.

Светящаяся фигура медленно повернулась лицом к хоббиту.

Как на крыльях, Фолко летел вперёд, а тот, кто стоял сейчас в самой середине обращённых в руины Серых Гаваней, явно не ждал от этой маленькой фигурки ничего неожиданного; и сияющая иномировым пламенем длань поднялась для защиты, но слишком поздно.

Клинок Отрины вонзился в Его плоть.

Хоббита швырнуло на камни, он сильно ударился головой… а потом его пальцы нашарили лежавший подле него кинжал.

В ослепительном сиянии Его тела Фолко в последний момент заметил две чёрные отметины – справа, на груди и на плече, – и понял, что это шрамы от эльфийских стрел, посланных хоббитом и Маэлнором. Дважды Он оправлялся от этих ран, но теперь…

Фолко не мог сказать, было ли всё, что он видел, на самом деле.

А потом… Был ли это чей-то Лик, укоризненно и скорбно глянувший сверху и произнёсший некие Слова, среди которых слышалось: «Ещё не время»? Или стремительное золотистое драконье тело, мелькнувшее в молниеносном полёте, воздевшее меч и опустившее его? Или прекрасная женщина в доспехах верхом на белом единороге с огненной пикой в руке? Все говорят по-разному. Но что это было, и каждый видел только своё, и потому было ли это? И, милосердно спасая своего носителя, гасло сознание.

А потом они бежали из последних сил. Кошмарные видения ещё мчались за ними по пятам, вокруг змеились трещины, под землёй нарастала предсмертная судорожная дрожь.

Бежал ли Фолко сам или его несли? Как очутился у него на спине заплечный мешок, оставленный в городской башне? Он так и не узнал этого, и его спутники немногое могли ему рассказать. Хоббит лишь помнил, как в судорожном спазме содрогнулась земля, когда гномы разбили наконец последнюю перемычку и воды Великого моря, благословенные Воды, омывающие Тол Эрессею и Валинор, обрушились наконец на пламень Пожирателей Скал.

Чудовищный клинок вспорол Средиземье. В содрогании неописуемого взрыва исчезало всё, меняли свой курс реки, проваливались горы, вздымались новые вершины. Глубоко в тело материка врезался новый залив, по счастью, он пролёг южнее Хоббитании…

А эльфийский флот, подхваченный родившейся в первые мгновения катастрофы исполинской волной, настоящей водяной горой, оказался выброшен далеко от берега, «драконы» же Морского народа разметало в разные стороны… Дорога была свободна, поднялся сильный, дующий с востока ветер, и всё огромное скопище кораблей двинулось Прямым Путём – на Заокраинный Запад.

Фолко видел последние мгновения Серых Гаваней, видел, как взметнувшиеся фонтаны огня и воды поглощают разламывающиеся башни, стены, кровли; пропал город, великий город, равного которому в Средиземье нет и не будет уже, пока стоят троны Валаров; и потом тьма вновь взяла хоббита, и он уже ничего не помнил.

А когда он пришёл в себя окончательно, то удивился, вновь увидев небо, и солнце, и облетавшие чёрные деревья, и друзей, бледных и исхудавших, тревожно нагнувшихся над ним.

– Это… было? – выдавил из себя Фолко. Все промолчали, и лишь Амрод ответил:

– Кто знает?

Фолко стоял на вершине невысокого холма, чудом уцелевшего в пронёсшихся над Средиземьем бурях. Он смотрел вверх – и чувствовал, что изменилось всё, что мир никогда уже не станет прежним, ибо Прямой Путь перестал существовать. Благословенная Земля утратила последнюю связь с землями смертных. «Вот и конец дням Западных эльфов в Средиземье, – вдруг услышал Фолко скорбный голос Гэндальфа. – Пришла пора прощаться и нам, мой дорогой невысоклик. Связи между нашими двумя мирами больше нет. Лишь по особому соизволению Манве – а то и самого Илуватара – смогут суда идти по Прямому Пути. Ты сделал всё, что мог, – и всё же добился цели. Никто не преуспел бы больше. Средиземье стало бы вотчиной Мрака, и только Валары ценой уничтожения всего Мира в Последней Битве смогли бы остановить Тьму… Не плачь! И прощай… прощай… прощай…» Голос мага делался всё глуше, пока не замер совсем.