Царь Федор. Трилогия - Роман Злотников

До Мейнленда, который русские переименовали в совершенно непроизносимый Bolshoi Tarovaty, он добрался на пакетботе из Эдинбурга. Криво усмехаясь над насмешкой судьбы. Сэр Кромвель всегда предполагал, что эти шотландцы ведут активную контрабандную торговлю с русскими, нагло игнорируя Навигационный акт [124]. И, занимая пост в военном ведомстве, лорд Висбю предпринимал шаги, направленные на пресечение этой торговли. Чем заработал немало врагов среди торговцев, особенно если они не являлись акционерами Вест-Индской компании. Русские избегали открыто нарушать Навигационный акт, но предлагали на своем острове столь выгодные цены, что Вест-Индская компания все равно продолжала нести убытки. Однако вступать в прямой конфликт с русскими сэр Кромвель не рискнул. Русские устроились на своем острове вполне прочно, попытка прощупать их при короле Карле I закончилась весьма плачевно, и единственное, что оставалось правительству, это усилить борьбу с контрабандой. В Англии ее в конце концов удалось если не полностью устранить, то хотя бы взять под контроль, обеспечив интересы и сохранив доходы Вест-Индской компании, но вот шотландцы… А теперь именно благодаря этому налаженному контрабандному каналу он сумел ускользнуть от людей Вильяма Гарста, богатого лондонского купца и бывшего члена парламента, у которого он четыре года назад весьма ловко отобрал его лондонский дом, в коем и поселился. Гарст этого не простил. И едва только положение Самуэля Висбю пошатнулось, как купец решил, что пришло время восстановить справедливость. Причем самым грубым образом. Так что сэр Самуэль едва выбрался.

На Bolshoi Tarovaty он, ожидая оказии, прожил неделю, все это время гуляя по улицам первого увиденного им русского города и удивляясь. В его представлении этот город должен был быть маленьким, грязным, провонявшим и заполненным пьяными и оборванными людьми. Ну так он представлял себе русских по рассказам своего гувернера, поляка, который в молодости побывал в Московии. Правда, это было очень давно, поскольку даже свою страну гувернер покинул лет сорок назад. Да и то считая от того момента, когда Самуэль слушал его рассказы… Этот же город был неожиданно большим — по его расчетам, в нем жило не менее семи-восьми тысяч человек, — относительно чистым и пах так же, как и любой припортовый город, и уж во всяком случае гораздо лучше, чем Лондон. В нем даже были три мощеные улицы. А люди в нем были одеты хоть и не всегда привычно глазу — русские, даже весьма высокопоставленные, отчего-то предпочитали почти постоянно носить штаны, а не гораздо более изысканные чулки и панталоны, — но все-таки опрятно и уж точно небедно. От того количества меха, коий был на русских, у лорда Висбю первое время даже рябило в глазах. Ну да русские до сих пор являлись основными поставщиками мехов на рынки всех европейских государств, так что это меховое изобилие в их одежде имело логичное объяснение. К тому же начало октября на Шетлендах, несмотря на близость Гольфстрима, — время уже довольно прохладное.

Именно на этом острове у него впервые пошатнулась уверенность в том, что его планы являются столь легко воплотимыми, как ему это представлялось. Уж больно эти москови… то есть, как они сами предпочитали себя называть, русские отличались от тех, коих он себе напредставлял по рассказам своего ныне покойного гувернера.

До карантинных изб Охтинска он добрался только к ноябрю. На одном из последних кораблей. Перед самым ледоставом. И там его жестоко оскорбили, заставив, как и всех остальных, целый месяц торчать в… в… да просто в загоне вместе с простонародьем! Поскольку таково-де было обязательное правило для всех прибывающих из-за границы. Ну за исключением послов. И это его! Английского лорда и потомка самого Ричарда III!! Слава богу, в этих карантинных избах была возможность снять отдельную комнату, и требуемое время этого насильственного заключения лорд Висбю провел с относительным комфортом, морща нос лишь тогда, когда по субботам находящийся в карантине простой люд устраивал себе баню. Сам британец, как цивилизованный человек, предпочитал мыться как можно реже, а кожу лица освежал, время от времени протирая ее лавандовой или вересковой водой, ну а в отсутствие оных — уксусом. С лавандовой или вересковой водой в карантинных избах было, понятно, сложно, но, благодарение Всевышнему, уксуса в карантинных избах было в достатке. Однако взятые им с собой средства за месяц уменьшились еще на полторы гинеи. За отдельную комнату русские заломили просто несусветную цену. Да и пищу приходилось заказывать на стороне, в трактире. Та, которой кормили на карантинном дворе, была вполне приемлемой, хотя и слегка необычной, но уж очень однообразной…

Впрочем, это время не оказалось для лорда Висбю совсем уж бесполезным. За этот месяц он успел немного продвинуться в изучении русского языка. Нет, поначалу он и не собирался учить столь варварское наречие, от которого просто язык в трубочку сворачивался, но, как выяснилось, здесь существовал закон, что иностранец может поступить на государственную службу только при условии знания русского языка. Исключение существовало только одно. И это были отнюдь не аристократы, а ученые. Поэтому сэр Самуэль, как разумный человек допуская, что намеченный им пост достанется ему не сразу, чтобы не терять времени даром, начал практиковаться в русском языке со своим слугой, коего он нанял на Bolshoi Tarovaty. Это был шотландец по имени Робин, а если коротко — Роб. Роб был сыном человека, перебравшимся на Шетленды года через три после того, как Якоб I, дед этого ублюдка Карла II, вернул их датчанам, которые и продали их русским. По-русски он говорил гораздо лучше, чем по-английски, и… очень хотел съездить в город, который этот потомок жителей Британии считал своей столицей. Так что лорд Висбю, в силу обстоятельств столь поспешно покинувший Лондон, что даже не успел захватить с собой никого из слуг, нанял его относительно задешево.

После карантина из Охтинска тронулись санным поездом, присоединившись к большому купеческому каравану. Дороги здесь считались вполне безопасными, но ехать вместе по практически безлюдным по сравнению с цивилизованными странами российским просторам было веселей. Санный поезд сначала буквально пробирался какими-то лесными дорогами, лишь время от времени выезжая на речной и озерный лед, коий считался еще недостаточно крепким, а после крупного торгового города с двойным названием Veliky Novgorod неожиданно выехали на великолепную дорогу с каменными мостами, верстовыми столбами и даже, чего лорд Висбю не встречал никогда, регулярными и выполненными из камня указателями расстояний до ближайших крупных городов. Все это в очередной раз поразило англичанина, но сэр Самуэль после проделанного пути уже не был тем наивным британским аристократом, коий покидал Лондон, полный воодушевлявших его надежд на стремительную карьеру, непременно ожидающую английского аристократа в черт знает каком поколении при дворе варварского, но страшно богатого царька. Ну еще бы, сумма, которую тот когда-то предложил сэру Фрэнсису Бэкону за организацию своего университета, уже давно стала притчей во языцех. Нет, он уже понимал, что едет по стране, хоть и во многом необычной и даже где-то пугающей, но… несомненно великой. И потому лорд Висбю уже не рвался как можно быстрее попасть в Москву, подозревая, что только лишь одно его высокое происхождение не сможет послужить ему достаточной рекомендацией для занятия того поста, коий он почитал достойным. Да и его опыт работы при дворе Кромвеля также может не произвести необходимого впечатления на русского царя. На меньшее он по-прежнему не замахивался. Само случится… если не удастся произвести впечатление на самую важную фигуру.

Сразу после зала они попали в большой круглый холл, из которого наверх вела мраморная лестница, обрамленная массивными перилами. Его провожатый молча двинулся по ступеням, предоставив лорду Висбю следовать за собой. Сэр Самуэль раздраженно стиснул зубы, но ничего не сказал. Позже…

В Твери лорд Висбю задержался на неделю, или, как здесь говорили, седмицу. Ему надо было осмыслить все увиденное, привести мысли в порядок и начать набрасывать свои предложения по улучшению страны, коими он собирался привлечь к себе внимание царственной особы. А осмысливать было что. Страна активно строилась. В каждом городе, через который ему довелось проехать, высились строительные леса. Больше всего строилось величественных храмов. Иногда их размеры и пышность, на его взгляд, смотрелись просто смешно на фоне окружавших их невысоких деревянных домишек. Когда же сэр Самуэль попробовал выяснить, откуда такое религиозное рвение, выяснилось, что все русские непоколебимо уверены, что их страна находится под особым благоволением Пресветлой Девы Марии, матери Христа, коя избрала их царя для построения истинного, как здесь это называлось, Tsarstva Bogoroditsy на земле, кое не есть, конечно, Царство Божие, но куда как более справедливо и верно, чем обычные земные царства. Вот они строительством сих храмов как бы и благодарят Божественные силы за такое к ним благоволение… ну где-то так как-то. Роб после подобных расспросов часто приходил под хмельком, ох уж это пресловутое русское гостеприимство… а сам лорд Висбю все еще не настолько хорошо говорил по-русски, чтобы проводить собственные расспросы. Их он рисковал проводить, только если ему встречался человек, говорящий на английском или латыни. Кстати, тех, кто понимал латынь, было довольно много, а вот говорящие на английском встречались не настолько часто, как владеющие немецким или голландским. У англичанина даже сложилось впечатление, что практически в любом трактире достаточно было бросить фразу на одном из этих языков и можно было ожидать, что непременно найдется человек, способный вступить в разговор. Оставалось удивляться, зачем русскому царю нужно было вводить требование непременного знания русского языка соискателем должности на государевой службе. Впрочем, если подумать, этому можно было найти объяснение…