Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

Дом будет с куполом, под которым большая гостиная-кабинет, прямо в середине, а с боков еще две комнаты.

Отдельное здание — кухня с подсобными помещениями.

Если со временем понадобятся еще комнаты, их можно будет пристроить потом.

Неподалеку выкопают наш собственный колодец, чтобы не ходить за водой к шейху. Макс выбирает место для колодца и возвращается на раскоп.

Я остаюсь и наблюдаю за Маком, который весьма оригинальным способом изъясняется со строителями: размахивает руками, присвистывает, цокает языком, кивает, но при этом не говорит ни слова.

В четыре Макс начинает обходить квадраты и записывает, кому какой бакшиш положен за сегодня. Рабочие выстраиваются в шеренгу и предъявляют свои находки. Один из наиболее предприимчивых корзинщиков даже вымыл свою добычу слюной — для большего эффекта.

Открыв огромную амбарную книгу, Макс приступает к осмотру:

— Касмаги? (Кайловщик).

— Хасан Мохаммед.

Что у него? Тот показывает: половина горшка, множество черепков, костяной нож, небольшие кусочки меди.

Макс перебирает его добычу, безжалостно выбрасывая хлам, — обычно это как раз те вещицы, на которые рабочий возлагал большие надежды. Найденные бусинки складывают в одну коробку, костяные предметы в другую. Черепки идут в большие корзины, которые тащат мальчишки. Макс во всеуслышание объявляет размер вознаграждения: два с половиной, ну так и быть, четыре пенса, и записывает это в книгу. Хасан Мохаммед повторяет вслух эту сумму, запоминая.

Но самые тяжкие расчеты предстоят в конце недели: дневной заработок за все дни плюс вознаграждение, вся сумма выплачивается сразу. Причем каждый рабочий каким-то непостижимым образом точно знает, сколько именно ему причитается, и иногда поправляет Макса:

— Нет, еще два пенса!

Но нередко слышишь и такое:

— Нет, четыре пенса лишние!

Ошибаются они очень редко.

Иногда возникает путаница из-за одинаковых имен. Здесь у нас трое или четверо Даудов Мохаммедов, и приходится их различать по третьему имени: Ибрахим или Сулейман.

Макс переходит к следующему рабочему.

— Имя?

— Ахмад Мохаммед!

У этого рабочего не очень много находок, да и те, строго говоря, можно было бы выбросить, но поощрение необходимо, поэтому Макс выбирает несколько черепков и кладет в корзину, записав на его счет два фартинга[930].

Доходит очередь и до «корзинщиков». Ибрахим Дауд нашел что-то яркое и многообещающее на вид, но при ближайшем рассмотрении это оказывается обломком арабской курительной трубки. Маленький Абдул Джохар застенчиво протягивает несколько крохотных бусин и некий предмет, который Макс тут же хватает, издав одобрительный вопль. Это цилиндрическая печать, почти не поврежденная, да еще и нужного нам периода — действительно ценная находка! Маленький Абдул удостоен похвалы, и на его счет записано целых пять франков! Шеренга восхищенно перешептывается.

Вообще, для наших рабочих, азартных по натуре, раскопки привлекательны прежде всего непредсказуемостью.

И ведь что удивительно: одни звенья удачливые, а другим не везет — и все тут. Прежде чем снимать очередной слой, Макс иногда вдруг говорит:

— Ибрахима и его звено теперь поставлю у внешней стены — уж больно им везло в последнее время, посмотрим, что они найдут на новом квадрате. А бедняге Рейни Джорджу что-то ничего не попадается, ставлю его на хорошее место.

Но — увы и ах! На новом квадрате, где было когда-то беднейшее городское предместье, тут же обнаруживается клад: глиняный горшок с кучей золотых серег. Вероятно, приданое чьей-то дочери. Ибрахим опять получит солидный бакшиш, а Рейни Джорджу, которого Макс поставил на «перспективное» погребение, где, по идее, должно быть множество ценных предметов, опять попадаются одни кости.

Рабочие, удостоенные бакшиша, возвращаются к работе крайне неохотно.

Наконец Макс обошел всех. Еще полчаса, и солнце закатится. Опять слышны свистки. Все кричат: «Фидос!

Фидос!» Конец работы. Мальчишки подбрасывают вверх опорожненные корзины и с криком и хохотом их ловят, потом бегом несутся вниз. Те, кто живет в деревнях неподалеку, в двух-трех милях отсюда, идут домой. Находки в ящиках и корзинах сносят вниз очень осторожно и укладывают в нашу «Мэри». Рабочие, которым с нами по пути, устраиваются у нее на крыше. Мы возвращаемся домой.

По курьезному стечению обстоятельств колодец, который мы начали рыть для себя, оказался на месте древнего колодца. Весть разносится тотчас же, и через пару дней у подножия кургана Макса встречает делегация из пяти седобородых старцев.

Они объясняют, что пришли из самых дальних деревень и что там не хватает воды. Хваджа знает, где прячутся древние колодцы — еще римские. Если он покажет эти места, они будут навеки благодарны ему. Макс уверяет, что это была чистая случайность, но старцы вежливо улыбаются и не верят.

— Ты мудр, хваджа, ты великий мудрец. Все это знают. Все тайны древних для тебя — открытая книга. Ты знаешь, где были города, ты знаешь, где были колодцы. Покажи нам, где их копать, и мы тебя отблагодарим.

Объяснениям Макса никто не верит. По их разумению, он, как всякий великий маг, просто не желает открыть свою тайну. «Он знает, — бормочут они, — но нам не скажет».

— Господи, зачем только мы наткнулись на этот римский колодец, будь он неладен, — ворчит Макс. — Теперь хлопот не оберешься. Сплошные проблемы.

Проблемы возникают и в день оплаты. Официальная валюта в стране — французские франки. Но здесь так долго имели хождение турецкие меджиди, что для наиболее консервативных граждан они и есть настоящие деньги. На базарах их принимают, в банках — нет. Наши рабочие требуют платы исключительно в меджиди. Соответственно, получив в банке официальную валюту, мы отправляем Мишеля на базар: обменять ее на неофициальную, но «твердую» по здешним понятиям.

Меджиди — это огромные тяжелые монеты. Мишель, спотыкаясь, тащит мешки. И высыпает деньги на стол.

Они очень грязные и пахнут чесноком. Накануне дня выплаты у нас сумасшедший вечер: мы считаем меджиди, едва не задыхаясь от едкого запаха!

Мишель наш просто молодец. Он честен, пунктуален и крайне щепетилен. Не умея ни читать, ни писать, он способен совершать сложнейшие подсчеты в уме. Возвратившись с рынка, он называет цену каждого продукта — а их бывает более тридцати! — и сдачу отдает всю, тютелька в тютельку. Еще не было случая, чтобы он ошибся в подсчетах.

Но есть у него и слабости: он любит командовать, постоянно ссорится с мусульманами, страшно упрям и не в ладах с любой техникой.

— Forca! — кричит он, в глазах его загорается дикий огонек, после чего прибор издает зловещий треск.

Но хуже всего — его склонность к экономии. Принеся с рынка гнилые бананы и полувысохшие апельсины, он очень расстраивается, обнаружив,