Воспитание собак (сборник) - неизвестен Автор

Возникает любопытный вопрос, ответа на который я так и не нашел: каким образом Макси узнавала в котенке "младенца"? Дело было не в величине: к столь же маленьким, но взрослым зверькам она относилась с полнейшим равнодушием, а когда позже Тита принесла щенят, любвеобильная "тетушка" прониклась к ним такой же нежностью, какой она прежде пылала к котятам, и ее чувства нисколько не остыли и после того, как быстро развивающиеся овчарки переросли ее вдвое. По моему настоянию Тита - хотя или с большой неохотой - позволяла Макси изливать на щенят ее неудовлетворенную потребность в материнстве. Какие разыгрывались забавные сцены и какие восхитительные игры завязывались между лемуром и молодыми собаками!

Когда родился мой старший сын Томас, Макси восприняла его как наиболее подходящий объект для своих забот и часами просиживала на краю коляски. Люди, не привыкшие к виду лемуров, вероятно, испытывали жутковатое чувство - ведь не всякий сумеет отгадать по далеко не обычному облику этих странных существ, как они на самом деле милы и привлекательны. Непосвященные усматривают что-то призрачное в этих черных личиках с "человеческими ушами", узким носом, слегка торчащими собачьими зубами и огромными янтарно-желтыми глазами, зрачки которых, как у всех ночных животных, днем сужаются в крохотную чернильно-черную точку. В прошлом зоологи объединяли эту группу животных под название "лемуры-привидения". Но я поручил бы своего ребенка заботам лемура так же спокойно, как и собственной тете. Макси была способна причинить ему вред не больше, чем та. Однако именно любовь Макси к ребенку и привела к трагическому конфликту - она ревновала его к законным няням и вела себя с ними настолько агрессивно, что пришлось ограничить ее свободу. Ведь когда Макси "присматривала за ребенком", она не подпускала к нему никого, кроме меня.

Совсем не так, как с лемуром, держались мои собаки и кошки с настоящими обезьянами, была ли то крохотная мармозетка или самка-капуцин Глория, которая была чуть побольше домашней кошки.

Существует широко распространенное заблуждение, будто человеческий взгляд обладает странной силой. Маугли волки изгнали из своей стаи именно потому, что не выдерживали его взгляда, и даже пантера, его лучший друг, не могла смотреть ему прямо в глаза. Это суеверие, как и многое другое, хотя и не все, содержит зерно истины. Для птиц и млекопитающих, безусловно, можно считать характерным, что они не смотрят прямо друг на друга или на человека, которому доверяют, то есть не смотрят пристально. Лишь очень немногие животные обладают теми особенностями строения сетчатки, которые позволяют человеку видеть предметы отчетливо. У человека центральный участок видеть сетчатки дает отчетливое изображение, а периферическое - размытое; потому то наши глаза все время переходят с одной точки на другую, по очереди фиксируя на каждой центральную часть сетчатки (центральную ямку). Мы вовсе не видим всю охватываемую нашим взглядом картину одинаково четко, как она получается на фотографии. У подавляющего большинства животных функции центрального и периферических участков сетчатки разделяются не так резко, как у человека. Другими словами, первые дают менее, а вторые - более четкое изображение.

Поэтому животные, как правило, сосредоточивают взгляд на одной точке гораздо реже и на гораздо более короткое время, чем человек. Отправьтесь в длительную прогулку со своей собакой и понаблюдайте, часто ли она смотрит на вас прямо. Вы обнаружите, что за несколько часов это произойдет раза два, не больше - и по одной с вами дороге она идет словно бы случайно. На самом же деле собака прекрасно видит хозяина периферическим зрением.

Большая часть животных, способных смотреть обоими глазами одновременно в одну точку, - рыбы, пресмыкающиеся, птицы и млекопитающие - пользуются этой способностью только в моменты большого напряжения, когда их внимание сосредоточено на конкретном предмете. Человек постоянно фиксирует центральный участок сетчатки то на том, то на другом, и мы отмечаем как некую странность, если наш собеседник вдруг "устремит взгляд в пространство". У большинства же животных такой взгляд в никуда - это норма. Если животное надолго остановит свой взгляд на чем-то, это означает либо страх, либо определенные намерения, как правило, не сулящие ничего хорошего объекту его внимания. Фиксирование взгляда у такого животного, в сущности, равносильно взятию на прицел. Желая привести конкретные примеры случаев, когда моя собака смотрит на меня подобным взглядом, я после долгих раздумий могу припомнить лишь три: во-первых, когда я вхожу в комнату с ее миской, во-вторых, во время шутливых драк, и, в-третьих, когда я резко ее окликаю. Друг на друга животные смотрят пристально только перед тем, как предпринять решительные действия, или испытывая страх. Поэтому долгий взгляд для них - нечто враждебное и угрожающее, и у человека они его расценивают как признак самых черных намерений. В этом и заключается весь секрет "силы человеческого взгляда". Если я внезапно окажусь в обществе крупного хищника, причем нас не будет разделять решетка, и если, еще не разобравшись в его отношении ко мне, я замечу, что он не спускает с меня взгляда широко раскрытых глаз - как это делает всякий нормальный человек, общаясь с ближними, - тогда, не скрою, я спешу ретироваться елико возможно быстрей. В этом случае "сила львиного взгляда" окажется весьма значительной.

В соответствии с различиями в строении зрительного аппарата прямой взгляд у человека означает обратное тому, что он знаменует у хищников семейства кошачьих или собачьих. Человек, который не смотрит мне в глаза и все время отводит взгляд, либо замышляет в отношении меня что-то дурное, либо боится меня (ведь смущение - это определенная степень страха). Точно то же справедливо и для животного, которое считает нужным пристально меня рассматривать. Эти наблюдения подсказывают нам, как мы должны вести себя, имея дело с животными. Тот, кто хочет завоевать доверие робкой кошки, нервной собаки или им подобных, должен взять за правило никогда не устремлять на них пристального взгляда голодного льва. Смотреть нужно мимо, так, чтобы ваши глаза останавливались на них как бы случайно и лишь на самое короткое время.

Глаз же обезьяны устроен как человеческий. У обезьян глаза тоже посажены в черепе так, что они смотрят прямо вперед и точно таким же образом фокусируются на отдельных предметах. Поскольку обезьяны наделены ненасытным любопытством и в то же время ни тактом, ни дипломатичностью в общении с другими существами не отличаются, они отчаянно действуют на нервы всем остальным высшим млекопитающим и в особенности собакам и кошкам. То, как эти последние реагируют на обезьян, прекрасно показывает их отношение к человеку. Собаки, кроткие послушные с человеком, позволяют даже крохотным обезьянам тиранить себя на все лады. Мне ни разу не пришлось защищать моих капуцинов и от самых сильных и свирепых собак. Наоборот, я нередко бывал вынужден заступаться за собаку. Маленький белолобый капуцин Эмиль, который, несомненно, по-своему очень любил Эмиль, использовал его попеременно то как верховую лошадь, то как грелку. Если бульдог пробовал хоть в чем-то воспротивиться желаниям этого нахального крошки, он немедленно карался пощечинами или укусами. Ему не разрешалось вставать с дивана, пока Эмиль возле него грелся, а когда наступало время кормить Булли, я всегда прежде удалял Эмиля, иначе он совсем замучил бы бедную собаку, хотя ему и в голову не пришло бы в самом деле съесть неприхотливый собачий обед. В целом собаки ведут себя с обезьянами, словно с избалованными и злыми детьми, которые, как хорошо известно, могут безнаказанно дразнить добродушных собак, и последние не только их не укусят (чего они вполне заслуживают), но даже не зарычат на них.

Все, что я говорил о поведении собак по отношению к детям, в значительной степени относится и к кошкам. Однако кошки далеко не так терпеливы, хотя и сносят от детей много больше, чем от взрослых. Что же касается обезьян, то Томас I, когда Макси таскала его за хвост, без всяких колебаний с шипением и ворчанием награждала ее оплеухой, да и остальные мои кошки не хуже него умели поставить обезьян на место. Возможно, им благоприятствовал тот факт, что обезьянам, согласно моим наблюдениям, свойствен некоторый прирожденный страх перед хищниками семейства кошачьих. Две мои мармозетки были парализованы ужасом при виде чучела тигра в зоологическом музее, хотя обе они родились в неволе и никак не могли иметь в прошлом неприятных встреч с подобными животными. И обе они очень остерегались кошек. Мой капуцин вначале тоже относился к кошкам гораздо почтительнее, чем к собакам, хотя кошки, конечно, были заметно меньше последних.

Мне не нравится сентиментальное очеловечивание животных. Меня всегда слегка поташнивало, когда в журнале какого-нибудь общества защиты животных я вижу надпись: "Добрые друзья" (или еще что-нибудь в том же духе), а над ней фотографию, на которой кошка, такса и зарянка едят втроем из одной миски или - это совсем уж нестерпимо, но такую фотографию я видел совсем недавно - сиамская кошка и маленький аллигатор восседают бок о бок, равнодушно игнорируя друг друга. Исходя из своего собственного опыта, я считаю, что настоящая дружба между животными разных видов чрезвычайно редка. По этой причине я и назвал настоящую главу "Перемирие", а не "Дружба животных" или как-нибудь еще в том же роде. Взаимная терпимость - это, безусловно, не синоним дружбы, и даже когда животных объединяет общий интерес (например, когда они играют вместе), все-таки, как правило, нельзя говорить, будто между ними существует истинное доброжелательство и, уж тем более, прочная дружба. Мой ворон Роа, который пролетал по несколько километров, чтобы отыскать меня на каком-нибудь дунайском пляже, моя серая гусыня Мартина, которая встречала меня с тем большим восторгом, чем дольше я отсутствовал, мои дикие молодые гусаки Петер и Виктор, которые мужественно защищали меня от наскоков старого гусака, хотя сами смертельно его боялись, все эти животные действительно были моими друзьями, то есть наша привязанность была взаимной. Отсутствие подобных чувств между животными разных видов в основном объясняется "языковым барьером". Я уже упоминал о трениях, которые возникают между собаками и кошками потому, что лишены врожденного понимания смысла даже наиболее важных из демонстрационных движений другого вида - движений, осознающий угрозу или гнев. Еще меньше способны они понимать проявление более тонких оттенков дружеских эмоций. Даже отношения Булли и Томаса I, которые благодаря силе привычки и благоприобретенной способности к определенному взаимопониманию достигли кое-какой глубины, все-таки едва ли заслуживают названия дружбы, как и приятельские игры Тити и барсука. И тем не менее отношения этих двух пар наиболее приближаются к истинной дружбе между животными двух разных видов из всего, что мне довелось наблюдать у себя в доме, где на протяжении десятков лет очень много животных самых разных видов жили в состоянии прочного перемирия и в условиях, которые как будто должны были бы способствовать возникновению дружбы.