Бессмертный избранный (СИ) - Юлия Леру

Я слышал, как Инетис звала Энефрет, слышал, как имя Инифи шептала Л’Афалия, виновато отводя взгляд. Они зовут ее, но она не приходит. Она не собирается помогать, не собирается облегчать Инетис ее участь — и все же они зовут ее, но потому ли, что верят в ее силу или потому что больше просто некого звать?

Раненых с линии укреплений все привозят и привозят. Мне приходится уступить свою постель воину с отрубленной рукой. Вокруг его раны к вечеру начинает расползаться уже знакомая мне чернота. Мази Унны и Цилиолиса на всех не хватает, и ее используют только на самых страшных ранах. Но раненых слишком много.

Я подумываю о том, чтобы возвратиться к укреплениям, но Инетис со слезами на глазах умоляет меня остаться.

— Если я умру, кто защитит ребенка? Кто у него останется, если я погибну?

И я не знаю, что с отцом. Вести о правителе пришли лишь раз, когда воины рассказали мне о гибели Барлиса и Асклакина — их обоих окружили и буквально разорвали на куски зеленокожие твари. Правитель жив и перебрался в центр города. Укрепления держатся из последних сил. Скоро падут и они, и тогда Шин захлестнет зеленая волна, и в этом наводнении погибнем мы все.

Я обещаю Инетис позаботиться о ней и Кмерлане, если потребуется. Обещаю собственноручно убить их, если зеленокожие нагрянут сюда, облегчить их смерть. Я клянусь клятвой, нарушить которую еще в прошлое Цветение мне не позволила бы магия. Но теперь эти клятвы — пустые слова.

Я провожу остаток дня, тренируясь с ножом, который держу в левой руке. Кажется, я все-таки смогу убить им человека — хотя бы ребенка. От этого немного, но спокойнее.

Кмерлан забивается в угол полной народу сонной и весь день сидит там, наблюдая за ранеными, которых становится все больше. Вскоре их начинают класть уже в коридоре, и те, чьи ранения не так тяжелы, уступают свои места тем, кому совсем худо. И таких много. Я знаю, что уже завтра здесь пройдется своей темной поступью смерть, и раненых станет меньше. А потом еще меньше, потому что лихорадка первыми расправится с теми, кому досталось больше, а потом доест и легкораненых. И даже тех, кого только царапнул кривой зуб зеленокожей твари, пришедшей из-за реки.

Раненые рассказывают о страшной бойне, которая закончилась прорывом обороны у северной стороны, возле дома фиура. Зеленокожих было много, они грызли, кусали и рвали на части, не замечая ни друсов в груди, ни мечей в животах. Их можно было остановить, только отрубив голову. В наступающих сумерках люди Асморанты бежали до первых домов, где укрылись от холода — но не укрылись от врага.

— Когда все закончилось, и мы вышли из дома, земля была желтая и зеленая от их крови. Мы тыкали в них друсами из окон, а они все лезли и лезли… Пока побережники не дали команду отступить.

— Они с ними? — спрашиваю я. — Идут сзади, как и тогда?

Воины кивают.

— Сначала спускают зеленых с цепи, как собак, — говорит один.

— А потом, когда они прорываются, то идут сами, — добавляет другой.

Я оглядываюсь на сонную Инетис, откуда не доносится ни звука. Ее магия могла бы убить их всех. Один миг — и Шину была бы дана передышка. И мы бы смогли подготовиться, смогли бы что-нибудь придумать, будь у нас время.

Время…

Закатное солнце заглядывает в окно, озаряя меня золотистыми лучами, и лицу становится жарко. Я отворачиваюсь, прикрыв глаза, но темнее не становится. Золотистое сияние лишь усиливается, наполняет собой воздух, заставляя кровь биться в жилах все быстрее.

Я уже знаю это сияние и этот жар.

Я вскакиваю на ноги вслед за встревоженными воинами, и сердце подпрыгивает к горлу, собираясь совершить головокружительный толчок и выскочить из груди. Глаза застит красный туман, и только благодаря тому, что я уже так хорошо изучил и коридор, и расположение сонных, я могу найти путь.

— Инетис! — я распахиваю дверь и падаю на колени, когда из носа начинает течь кровь. Магия пронзает меня сотней нагретых добела солнечных копий, сердце бьется так быстро, что я даже не могу вздохнуть. — Инетис, останови его! Останови!

Я не вижу ее, не вижу Л’Афалии рядом с ней — только нестерпимое сияние, только стук крови в ушах, становящийся все сильнее… сильнее…

Я слышу крик и падаю на пол, погружаясь в темно-красное марево.

Не знаю, сколько я лежу в нем, пока сердце не замедляется и не возвращается обратно в грудь. Я чувствую, как меня поднимают и укладывают на бок, как омывают ледяной водой лицо.

Я открываю глаза. На висках — тряпки, смоченные холодной с травами водой, у кровати — внимательная лекарка. Я вскакиваю, и она испуганно вскрикивает и пытается уложить меня обратно.

— С правительницей все хорошо?

Она кивает.

— С ней одна из целительниц.

Я спускаю с постели ноги и твердо ставлю их на пол. Как и в прошлый раз все кончилось сразу же, как погасло сияние, но меня тревожит эта вспышка и то, что она принесла.

Я заглядываю в сонную, где лежит и смотрит в потолок пустыми глазами Цилиолис. На какое-то мгновение я от души желаю, чтобы это был он, но сразу же корю себя за малодушие. Он страдает так же, как и его сестра. Он чувствует ту же боль.

Я делаю глубокий вдох, как перед прыжком в реку, и открываю дверь в сонную Инетис. Лекарка лежит на полу