Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница - Сьюзен Коллинз

Я чувствую подступающую дурноту. Прим задает вопрос, который крутится у меня на языке:

– Они сделали это с Питом? Исказили его воспоминания о Китнисс?

Бити кивает:

– Настолько, что он видит в ней врага. И хочет ее убить. Во всяком случае, на данный момент это самое правдоподобное объяснение.

Я закрываю лицо руками. Не верю, что это происходит на самом деле. Такого просто не может быть. Заставить Пита забыть его любовь ко мне… кто на такое способен?

– Но… это можно как-то исправить? – снова спрашивает Прим.

– Мм… у нас слишком мало информации, – говорит Плутарх. – Честно говоря, вообще нет. Если когда-либо и предпринимались попытки реабилитации от охмора, у нас нет доступа к таким сведениям.

– Но вы попытаетесь? – настаивает Прим. – Нельзя же запереть его в камере с мягкими стенами, как сумасшедшего?

– Конечно, попытаемся, Прим, – говорит Бити. – Только ничего гарантировать мы не можем. Победить страх труднее всего. Как раз его мы запоминаем особенно крепко – из чувства самосохранения.

– К тому же нам пока неизвестно, были ли подменены какие-то другие воспоминания помимо тех, что связаны с Китнисс, – говорит Плутарх. – Мы созовем консилиум из психиатров и военных медиков. Лично я настроен оптимистично и надеюсь на полное излечение.

– Неужели? – язвительно спрашивает Прим. – А что думаешь ты, Хеймитч?

Я слегка раздвигаю ладони, чтобы видеть выражение его лица. Оно усталое и удрученное.

– Думаю, Питу станет лучше. Но… вряд ли он когда-нибудь будет прежним.

Я снова крепко сжимаю руки, отгораживаясь ото всех.

– По крайней мере, он жив, – говорит Плутарх, будто теряя терпение. – Сегодня вечером Сноу в прямом эфире казнил подготовительную команду Пита вместе со стилистом. Мы понятия не имеем, что стало с Эффи Бряк. Пит пострадал, но он здесь. С нами. И это большой прогресс по сравнению с тем, что было двенадцать часов назад. Давайте не будем об этом забывать, ладно?

Попытка Плутарха ободрить меня, походя упомянув об очередных четырех, если не пяти убийствах, приводит к обратному результату. Порция. Команда подготовки Пита. Эффи. К горлу подступает комок, оно судорожно сжимается, и я начинаю задыхаться. Врачам не остается ничего другого, как снова вколоть мне снотворное.

Когда его действие проходит, лежу и думаю, смогу ли когда-нибудь спать нормально, без лекарств. Я даже рада, что несколько дней мне нельзя говорить, потому что не хочу ничего говорить. И делать тоже. С виду я образцовая пациентка – мою заторможенность принимают за самообладание и готовность следовать указаниям врачей. Слез больше нет. Вообще ничего больше нет – только лицо Сноу и мой беззвучный шепот в голове: «Я убью тебя».

Мама и Прим по очереди навещают меня, уговаривают проглотить немного мягкого пюре или каши. Время от времени кто-нибудь приходит с новостями о Пите. В его крови и тканях было много осиного яда, но постепенно он выводится. С Питом общаются только люди из Тринадцатого, никого из знакомых к нему не допускают, чтобы не пробудить опасные воспоминания. Группа экспертов часами трудится над стратегией его лечения.

Гейл ранен в плечо и не должен вставать с кровати. Однако на третью ночь, как только мне сделали уколы и приглушили свет, он проскальзывает в мою палату. Молча склонившись надо мной, легкими, как крылья бабочки, пальцами проводит по синякам на моей шее и, поцеловав в лоб, исчезает.

На следующее утро меня выпускают с рекомендацией не делать резких движений и поменьше говорить. Расписания мне не ставят, и я бесцельно слоняюсь по коридору, пока Прим не освобождается от дежурства в госпитале. Она отводит меня в наше новое жилище – отсек 2212. Такой же, как предыдущий, но без окна.

Лютику теперь выдают дневной рацион, а под раковиной в ванной стоит ящик с песком. Когда Прим поправляет мне постель, кот вспрыгивает на подушку, соперничая со мной за ее внимание. Прим берет его на руки, но продолжает смотреть на меня.

– Китнисс, я знаю, как ты переживаешь из-за Пита. Но не забывай – Сноу обрабатывал его много недель, а здесь он только несколько дней. Возможно, прежний Пит, который тебя любит, все еще есть где-то внутри и хочет вырваться к тебе. Не отчаивайся раньше времени.

Я любуюсь своей маленькой сестренкой. Она унаследовала все лучшие качества, какими только может похвастать наша семья: исцеляющие руки матери, рассудительность отца, мой боевой дух. Но в ней есть и что-то еще, что-то свое. Способность разглядеть в хаосе жизни, в мельтешении случайных деталей самое важное и существенное. Может быть, она права? И Пит снова ко мне вернется?

– Мне пора в госпиталь, – говорит Прим, усаживая Лютика на кровать рядом со мной. – А вы составите друг другу компанию, ладно?

Лютик соскакивает с кровати и бежит за Прим, громко жалуясь, когда дверь закрывается перед его носом. Компания мы друг для друга, прямо скажем, паршивая. Примерно через полминуты я понимаю, что не могу дольше находиться в этой подземной камере, и оставляю Лютика одного. Заблудившись несколько раз, в конце концов добираюсь до отдела спецобороны. Каждый встречный пялится на мою посиневшую шею, так что мне становится не по себе, и я натягиваю воротник почти до самых ушей.

В одной из лабораторий нахожу Бити и Гейла – должно быть, его тоже выписали сегодня утром. Оба склонились над чертежом и целиком поглощены какими-то вычислениями. На столе, полу, стульях разложены варианты того же чертежа. Другие чертежи приколоты к стенам и заполняют экраны нескольких мониторов. В схематичных линиях одного из них я узнаю ловушку Гейла.

– Что это? – спрашиваю я сиплым голосом.

– А, Китнисс, ты нас застукала, – радостно говорит Бити.

– А что? Это какой-то секрет?

Я знала, что Гейл постоянно торчит внизу у Бити, но думала, они возятся с луками и всяким оружием.

– Вообще-то нет. Просто я чувствую себя виноватым, что так надолго украл у тебя Гейла.

По правде говоря, беспокоиться об отсутствии Гейла мне было особенно некогда, учитывая, что большую часть времени я находилась в прострации и лежала в госпитале. Да и наши отношения оставляют желать лучшего. Однако Бити об этом знать незачем. Пусть думает, что он передо мной в долгу.

– Надеюсь, вы провели время с пользой.

– Идем. Сама увидишь. – Бити подзывает меня к монитору.

Вот оно что. Они используют принципы, лежащие в основе ловушек Гейла, чтобы создать оружие против людей. Главным образом мины. Дело тут не столько в технических хитростях, сколько в психологии. Устроить ловушку на пути к жизненно-важным ресурсам. Воде, пище. Напугать жертву, чтобы она сама побежала навстречу своей гибели. Поставить под угрозу молодняк, чтобы привлечь истинную добычу – родителей. Заманить в якобы безопасное место, где на самом деле ждет смерть. Постепенно Гейл с Бити отошли от чисто охотничьих приемов и сосредотачивались на человеческих побуждениях. Таких, как сострадание. Взрывается мина. Люди спешат на помощь раненым. И тут срабатывает вторая, более мощная, убивая всех вокруг.