Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На юге пронзительно и ясно закричал рог — не наш, но это был и не сигнал негров.
— Идут! — завопил Вадим в мою сторону.
Да, идут. Вот теперь всё и решится. Или негры побегут — или мало кто из нас унесёт отсюда ноги. Да и стоит ли их тогда отсюда уносить?
— Хах!
Перекосив рот, садится, раскинув руки, негр с перерубленной шеей. Слева — блок дагой, удар ногой; рукоять в рукоять направо — переламывается ятаган, конец палаша входит в глазницу маски… Что такое?! Зацепили, кажется?!. Н-на!
— Хах!
Кто-то — возле дерева, приколотый к нему ассегаями, рядом — драка… Вперёд! удар ногой в бедро, рукоятью даги в висок, остриём даги назад, ногой в щит, палашом — отвесно — в голову — мокрый треск!
— Хах!
— Бегут! Ре-бя-та-а-а-а, они бегу-у-у-ут!!!
Дикий, истошный вопль, даже не человеческий крик, а вой волка, загнавшего добычу. И — эхо катится, дробясь на десятки таких же голосов, по всему горному лесу, отражаясь где-то впереди, возле Куры…
— Бегут!!! — подхватил я. — РО-О-О-ОСЬ!!!
Спины. Одинаковые спины чёрных крыс, наискось вскипающие кровью. Розовой пружиной выскакивает наружу позвоночник, коротко хрустят рёбра.
Не дано им будет убежать. Ноги их ослабеют и подломятся, руки их опустятся и не смогут держать оружие. Страх пригнёт их за шеи к земле тяжёлыми гирями.
В мокрым ошмётках взрывается курчавый затылок. Ноги сами собой переносят через пролом, в который, объятые запредельным ужасом, сыплются негры. Я, кажется, научился летать?.. Ничего невозможного…
Небо. Солнце. Бронзовый щит в синеве. Луч — уколом меча. Танцующий диск. «Коловрат,» — вот слово, вот название — откуда оно всплыло в памяти?!
Прыжок — вслед за живым клинком.
В небо. Гром музыки. Голоса внизу.
Полёт.
О да! Мы из расыЗавоевателей древних,Взносивших над Северным МоремШирокий крашеный парусИ прыгавших с длинных струговНа плоский берег нормандский —В пределы дряхлеющих княжествПожары нести и смерть!
О да! Мы из расыЗавоевателей древних,Которым вечно скитаться,Срываться с высоких башен,Тонуть в ледяных океанах,И жаркой кровью своеюПоить ненасытных пьяниц —Железо, сталь и свинец!
Уже не одно столетьеВот так мы бродим по миру,Мы бродим и трубим в трубы,Мы бродим и бьём в барабаны:«Не нужны ли сильные руки,Не нужно ли верное сердцеИ жаркая кровь не нужна лиРеспублике иль королю?!»
Но всё-таки песни слагаютПоэты на разных наречьях,И западных, и восточных;Но всё-таки молят монахиВ Мадриде и на Афоне,Как свечи горя перед богом;Но всё-таки женщины грезятО нас — и только о нас!
Николай Гумилёв* * *— Олег, Олег. Олег.
Что, опять? Нет меня, я умер. Дайте же отдохнуть.
Вода лилась мне на лицо, и чья-то жёсткая, но осторожная ладонь растирала её по коже.
— Поливай, поливай…
Что ещё за новости-то?!
— Я вам что — морковка?! — чужим голосом спросил я, открывая глаза. Надо мною маячило лицо Серого — это он окатывал меня из фляжки. Рядом был Вадим — а он меня за каким-то дьяволом умывал. Отовсюду слышались близкие и отдалённые крики, лязгал кое-где металл, торжествующе и возбуждённо звучали голоса. Заревел рог — победно и яростно. — Что со мной? — я попытался сесть, но голова резко закружилась, сознание отступило куда-то в темноту, и я бы треснулся затылком о камни, не подхвати меня мокрые руки Вадима. Вокруг стояло ещё несколько человек — и моих ребят, и просто знакомых, и совсем незнакомых — и в их взглядах я прочёл восторг и страх. — Что случилось?! — требовательно спросил я. Серый, нагнувшись сбоку, осторожно развёл мои пальцы на рукояти палаша — я с интересом наблюдал, как он их разгибает — ничего не ощущающие, совершенно чужие, белые, с кровью под ногтями. Клинок палаша был тоже в крови — весь, и гарда в крови…
— Оглянись, — попросил Вадим, помогая мне развернуться корпусом. — Вон там ты бежал. Оцени.
Негры лежали позади, как деревья на хорошем лесоповале — влево-вправо, в лужах сохнущей крови, среди ломаного и раздробленного оружия, чётко обозначая мой путь к берегу Куры.
— Не помню, — сказал я, отворачиваясь. — Помню музыку… солнце танцевало с мечом… как горящая мельница в «Они сражались за Родину»…
— Заговаривается, — сказал кто-то, и я, тряхнув головой, снова уставился на Вадима:
— Ты зачем меня умывал?
— Ты был весь в пене, Олег, — негромко сказал Серый.
— В какой пене? — спросил я. Серый усмехнулся:
— В обычной. Изо рта. Вон, ребята видели, еле успели в стороны отскочить. А ты долбанулся в дерево, — он кивнул на изрядно выщербленный по бокам дуб, — начал его рубить, потом свалился…
— Дай попить, — попросил я. Припал к фляжке, не отрывался от неё, пока не высосал всё. — Негры где?
— Остатки утонули в Куре, — криво улыбнулся Вадим. — Если кто и спасся — так сотни две-три, не больше. Трупами весь лес завален.
— Ну и хорошо, — я огляделся. — Дайте ещё попить! — ко мне протянулись сразу несколько фляжек, я, не глядя, взял одну, долго пил. Все молча ждали. — Я посижу тут, — наконец сказал я. — Найдите наших.
— Да, князь, — Вадим поднялся на ноги. Серый тоже встал и повторил:
— Да, князь.
— И ещё, — добавил я. — Иван убит, учтите это.
* * *Над берегом Куры, в серой тощей земле несколько десятков схваченных негров под присмотром хмурых мальчишек складывали огромный костёр. По мере того, как он рос, удлинялся и выложенный двойной ряд убитых ребят. Их несли и несли из леса… несли и несли… А на скале над костром несколько парней, закрепившись верёвками и то и дело переспрашивая, выбивали крупными буквами столбцы имён и дат.
Убитых клали одинаково — ногами в разные стороны, голова между двух других голов, руки сложены на груди, на клинке. Прежде, чем уложить очередное тело, с него смывали кровь, стягивали самые страшные раны полосками коры. Делалось всё это, в основном, молча.
Я, если честно, в поисках не участвовал. Как оказалось, у меня и правда разошлись швы в боку. На левой руке — чуть ниже локтя — была глубокая рубленая рана (чудом уцелели кости), а в левом бедре рана — тоже глубокая — оказалась колотой. Какая-то девчонка-казачка, спеша, зашила дырки — я почти не ощутил боли, и она ушла куда-то к другим раненым, а я остался сидеть, бездумно глядя, как укладывают и укладывают трупы, как спускаются за окрестные деревья стаи грифов, слетевшиеся, наверное, со всего Кавказа…