Титановый бардак - Квинтус Номен

— Так может они просто против коммунизма…

— Георгиев официально заявил, что в Болгарии будет социализм строиться. Правда, у него по поводу формы этого социализма с Димитровым возникли серьезные разногласия…

— Ничего, я уже провела среди Сталина воспитательную работу, — рассмеялась Оля, — и он сказал, что Димитрова и особенно Коларова он постарается осадить слегка. Нам нужны все же процветающие и дружелюбные соседи.

— Ага, а кто проведет воспитательную работу среди него по поводу Германии? Он мне уже ругательную записку прислал…

— Ир, а кто на новых немецких марках портрет Бисмарка поместил?

— Но ведь не просто портрет, а с самой важной цитатой! И почему это Сталину не понравилась, я не знаю. Да и Бисмарк только на пятидесятке изображен. На марке — Бах, на трояке — Бетховен, на пятерке — Пахельбель…

— А Карлу ты вообще забыла хоть где-то изобразить!

— Ну, на десятке я Гёте поместила, а на двадцатке Шиллера — так что для Карлы просто банкнот не осталось.

— А если серьезно, — поинтересовалась Гуля, — почему ты Карлу решила проигнорировать? Знаешь же в какой стране мы сейчас живем.

— А если серьезно, то сейчас подсовывать немцам еврея на самой дорогой банкноте — это лишний раз среди них пробуждать страшилки о жидобольшевиках. Вот пройдет лет десять, правительство нормальное у них организуется — и пусть уже оно думает, какие деньги выпускать. Раз уж Сталин на меня взвалил задачу приведения немцев в чувство, то пусть мои решения и терпит!

— Да уж, пусть терпит выходки знаменитой немецкой писательницы, — довольно заржал Вася, — ибо нефиг гнобить германскую творческую интеллигенцию!

— Режиссера, ты хотел сказать? — удивилась Аня.

— Режиссер Ирочка у нас сугубо австрийский, а вот писатель — германский. Она по памяти воспроизвела Тима Талера, и роман уже в продажу в Германии поступил. Ира специально немецких линотипистов в Боровичи притащила, еще двух художников не из последних — и эта команда за три недели книжку подготовила к печати, а теперь по десять тысяч экземпляров в сутки мы печатаем и в Германию отправляем. Кстати, Ир, а какое следующее эпохальное произведение ты готовишь братскому германскому народу?

— Я немецкую литературу практически не знаю, а Тим Талер был единственной доступной книжкой с подстрочником, я по ней немецкий учила. Ну, в числе всего прочего. Так что нефиг от меня ждать покорения литературных вершин, хватит им и одной книжки. Меня и без того этот Гротеволь достает со всякими идиотскими вопросами, хотя книжка вообще детская.

— А как связана книжка и немецкий премьер?

— А он решил, что я очень хорошо разбираюсь в германской действительности и в германском менталитете, и постоянно лезет с вопросами как ему подать народу ту или иную инициативу.

— Ну, Отто — мужик вменяемый, — заметила Оля, — и достаточно грамотный. Просто еще не привык к ответственности, которую на него возложили как на предсовмина. Но вот то, что он нашел время еще и детские книжки читать…

— Он ее не читал, — с грустной улыбкой ответила Ира, — он ее печатал. Мне же грамотный печатник понадобился с хорошим немецким, вот я к нему и сунулась — а он с перепугу, не иначе, сам за работу взялся: он же по профессии как раз печатник и есть!

— Ну, если ты к нему при всем параде, с орденами и медалями…

— Да еще в маршальскими звездами, — заржал Вася.

— Не с маршальскими, — сердито ответила Ира, — не доросла я еще до них. С простыми погонами обычного…

— Генерал-полковника НКГБ! — закончил фразу жены Вася. — Тут не то что немецкий премьер тебе книжку печатать, тут и Молотов бы тебе на скрипке фонограмму для кино сбацал бы!

— Тьфу на вас на всех, вам лишь бы поиздеваться над бедной женщиной. А Сталин еще велел мне в депутаты баллотироваться… ну куда мне столько должностей?

— В какие депутаты?

— Верховного Совета. Мы же выборы сорок первого года из-за войны отменили, Сталин решил в феврале новые провести. Война-то закончилась…

— От Москвы баллотироваться будешь, совсем Боровичи бросишь вместе с мужем и детьми? — тонким голоском проблеял Вася.

— Фигу! От Боровичского Особого района депутатить буду. И, кстати, Свет, тебе на днях разнарядка от Молотова придет на предмет проведения в районе агитации за меня, всю такую красивую и, блин, трудолюбиво-работоспособную. Так ты постарайся особо не стараться, даст бог и прокатят меня…

— Вячеслав Михайлович часом не заболел? Какая нахрен агитация? В городе достаточно шепотом раз в очереди в булочной сказать, что ты в депутаты избираешься — и на участке не протолкнуться будет! Изберут тебя единогласно, так что насчет прокатят ты даже не мечтай. И с честью неси что положено куда положено. А сейчас заканчиваем дебаты не по теме: через пять минут Иосиф Виссарионович будет поздравлять народ по телевизору! Шмапанское уже достато?

Света в своем предположении крупно ошиблась: шестого февраля боровчане не избрали Ирину единогласно. Потому что один голос был «против» (и все были абсолютно уверены, что это был голос самой Иры), но на результат это, конечно же, никак не повлияло. Хотя и заранее было понятно, что не повлияет: на выборах почему-то всегда побеждали выдвинутые кандидаты. Почти всегда: в Восточном Туркестане и в Финляндии избирательные законы несколько отличались от общесоюзных, и там за место в Совете приходилось бороться нескольким кандидатам. Еще периодически проваливались «кандидаты единого блока большевиков и беспартийных» в Узбекской республики: мнение никогда в Узбекистане не бывавшей Гюльчатай Суховой тамошний народ принимал наравне с гласом Аллаха, так что пару раз «ненужные» Девятому управлению товарищи выборы с треском проваливали. Но это было редким исключением — и Ире предстояло спустя неделю «подремать на заседаниях Съезда», как она сама охарактеризовала мероприятие. Однако были и факторы, способные эту дрёму развеять…

Шестого февраля после обеда в кабинете Сталина собралась «теплая компания»: кроме хозяина кабинета там сидели Молотов, Струмилин и Берия.

— У кого какие возражения, замечания? — поинтересовался Иосиф Виссарионович.

— Если бы меня спросили… — начал Станислав Густавович и на несколько секунд замолчал, собираясь с мыслями.

— Ну так я тебя и спрашиваю, в чем дело-то?

— Лично я думаю, что Ольга Дмитриевна более чем неплохо разбирается в плановом хозяйстве. Но есть одно незначительное препятствие…

— Никаких препятствий, Ольга Дмитриевна прекрасно занималась, прекрасно занимается и прекрасно заниматься будет как раз нашим плановым хозяйством. А еще, что бы ты, Слава, не говорил, она еще попутно и совершенно на добровольных началах занимается плановым хозяйством Болгарии, Словакии, Кореи и Китая. Как она сама говорит, без фанатизма занимается, однако товарищ Георгиев ее