Сезон туманов (сборник) - Евгений Гуляковский

В темноте этот звук был особенно нелепым. Я уже дошел до лестницы и, все еще не зажигая фонарика, медленно стал подниматься. Неожиданно задев плечом за невидимый выступ перил, я выронил фонарик. Звук его падения показался мне грохотом. Почти сразу я нащупал его на ступеньке перед собой и вновь сжал в ладони скользкую металлическую трубочку. Я не знал, разбилась ли лампочка, и не хотел проверять. Меня могли поджидать на лестничной площадке. В этой кромешной тьме я был совершенно беспомощен. Но, покрываясь холодным потом, я упрямо шел по лестнице вверх на четвертый этаж. Институт словно вымер. Наконец я добрался до двери своей лаборатории. Я осторожно провел рукой по филенке и вздрогнул: в двери торчал ключ. Ни у меня, ни у Гвельтова своего ключа не было. Ключ всегда хранился внизу у привратника, и в воскресенье без моего разрешения его никому не могли выдать, следовательно, что-то случилось. Теперь в этом не было ни малейшего сомнения, и страх, преследовавший меня все это время, внезапно прошел. Сейчас я испытывал только ожесточение и какой-то лихорадочный подъем.

Я решительно рванул дверь и сразу же включил фонарик, но лампочка не зажглась, и в первую секунду я ничего не увидел. Однако из окна с улицы проникал рассеянный свет от уличных фонарей, и в темноте довольно отчетливо проступали очертания предметов. Первое, что бросилось мне в глаза, был развороченный сейф. В углу лежала скорченная человеческая фигура, рядом с ней на полу расползалось темное пятно, более темное, чем окружающий мрак.

Я хотел было броситься к лежащему на полу человеку, но меня остановил шорох у двери за моей спиной. Я резко обернулся. Глаза уже привыкли к полумраку, и теперь я видел все совершенно отчетливо. Высокий человек в плаще с чемоданчиком в одной руке медленно поднимал другую руку. Я уже знал для чего. Нас разделяло метра два, но мне казалось, что даже в темноте я отчетливо вижу черный зрачок пистолета. Сухо щелкнул курок. Выстрела не последовало. Стоящий у двери грязно выругался. Пистолет щелкнул еще раз. В следующий момент, широко замахнувшись, он прыгнул на меня и словно споткнулся о невидимую преграду. Чемодан и оружие вылетели из его рук, и со всего размаха он рухнул на пол. Грохот от падения тяжелого тела отдался долгим, постепенно замирающим эхом.

Я стоял словно пригвожденный к месту, не смея шевельнуться. У моих ног валялся выпавший у налетчика пистолет. Человек на полу не двигался. Инстинктивно моя рука потянулась к выключателю настольной лампы. Я не ожидал, что она загорится, но лампочка вдруг вспыхнула и наполнила лабораторию ослепительным мертвенным светом. Как только глаза привыкли к этому новому резкому свету, я понял, что лежащий у сейфа человек не Гвельтов. То, что он мертв, я почувствовал еще раньше. Вокруг его головы расползалось широкое пятно крови. Напавший на меня по-прежнему не шевелился. На всякий случай я навел на него пистолет и только теперь увидел, что это вовсе не пистолет… Предмет напоминал скорее детский пенал с ручкой и кнопкой на нем. Часть, служившая стволом, оказалась наглухо закрытой. Вообще этот странный предмет не имел ни одного отверстия. Разглядывая его, боковым зрением я напряженно следил за распростертой передо мной фигурой. Налетчик по-прежнему не шевелился. Что с ним произошло, какая сила остановила его? Видимо, меня ожидала участь того, кто лежал у сейфа с размозженной головой. Было похоже, что сейф взорвали или выжгли автогеном. Я не слишком разбираюсь в этих вещах. Дверцу с чудовищной силой выдернули из петель, и теперь она висела сбоку, приоткрыв пустое нутро сейфа…

Только сейчас мой взгляд упал на выпавший у налетчика чемоданчик. От удара крышка отскочила, и по полу рассыпались какие-то предметы. И сразу же среди них я увидел наглухо закрытый контейнер, в котором у нас хранились последние пробы. Так вот что ему здесь было нужно! Но они не успели, не все еще потеряно! Мысли лихорадочно теснились в моей голове. Они наверняка не ожидали такого нелепого конца. Что там с ним случилось? Не важно. Важно, что пробы целы. Если мне удастся сейчас же вывезти их из города, то в столице я постараюсь привлечь к ним внимание ученых и властей. Вот в чем ценность наших проб! Конечно, мне попытаются помешать. Но что бы со мной ни случилось, я все же попробую.

Осторожно, словно боясь разбудить лежащего на полу человека, я медленно двинулся к чемоданчику. Едва я сунул в него выкатившийся контейнер с пробами и защелкнул крышку, как на столе требовательно зазвонил телефон. Неизвестно почему, вместо того чтобы бежать от всего этого ужаса, я покорно прошел к столу и снял трубку.

– Здравствуйте, – произнес незнакомый спокойный голос.

Ничего нелепей этого «здравствуйте» посреди развороченной, залитой кровью лаборатории я, пожалуй, не слышал. Я хотел повесить трубку, но голос произнес:

– Подождите. Это есть очень важно. Вы неправильно понимаете ситуацию.

Странность голоса, звучащего в трубке, была не в исковерканном построении фраз. Даже не в интонации. В чем-то еще, я не понимал, в чем именно, и, возможно, поэтому не вешал трубку.

– Все, что произошло, не есть наша вина… Другой человек… Мы не понимаем, зачем он хотел взять себе то, что вы называете «Альфой». Человек, который работает с вами, не давал. Тогда они открыли сейф, хотели взять силой.

Долгое-долгое молчание. Потом вопрос:

– Вы нас понимаете?

– С кем я говорю?

– Это не есть важно. Важно вернуть «Альфу», иначе люди, которые были здесь, убьют вас и захватят «Альфу».

– Зачем она им?

– «Альфа» останавливает энергию. Если есть «Альфа», можно не бояться бомбы. Можно начать войну… То, что вы нашли на полу, имеет быть таким оружием, можете пробовать. Выберите предмет, большой энергией обладающий внутри себя. Аккумулятор, бомба, нагретая печка, человек – пробуйте.

Он говорил еще долго, а я покрывался холодным потом и не знал, что именно придает мне мужества продолжать этот разговор. Странность голоса, звучащего в трубке, была не в построении фраз, не в смысле слов. Теперь я понял, в чем именно. Если взять магнитофонную пленку с записью речи, произнесенной одним человеком, а потом разрезать ее на части, на отдельные слова и эти слова склеить в другой последовательности, таким способом, наверно, можно построить любую фразу. Вот только интонация голоса не будет соответствовать тому, о чем говорится… Именно это я сейчас и слушал. Со мной разговаривал не человек.

Когда голос в трубке наконец смолк, я осторожно положил ее на рычаг, словно она была стеклянной, и не спеша пошел к выходу. Все вдруг стало незначительным, мелким – засады, выстрелы из-за угла, даже смерть отдельных людей.

Какое-то время они не будут знать, что именно я задумал. Они сказали: можно воспользоваться канализацией, но лучше всего вылить пробы обратно в море… К морю придется проехать. Не сразу, конечно, не сразу… Об остальном я старался не думать. Человек в лаборатории мог быть не один. Кто-то должен был страховать его снаружи. Черный трубчатый предмет с красной кнопкой все еще лежал на столе, там, где я положил его, когда нагнулся за чемоданчиком. Они сказали – оружие? Возможно, оно пригодится. Вполне возможно… Коробка легко скользнула в карман плаща и легла там удобно и незаметно. В последний раз я окинул взглядом лабораторию, взял чемоданчик с пробами, выключил свет и неторопливо пошел к лестнице.

Веста сидела в машине, свернувшись калачиком и прислонившись головой к спинке сиденья. Похоже, она спала… Когда я открыл дверцу, она шевельнулась, что-то пробормотала и вновь откинулась на спинку. Пусть спит, это сейчас самое лучшее, не надо ничего объяснять. Я кинул чемодан на заднее сиденье, завел мотор и медленно поехал вдоль пустой улицы.

Миллионы лет летала в космосе пыль. В тонких, но прочных оболочках вместе с бесчисленными пылинками спали их споры… Миллионы лет назад на Землю упал метеорит, падучая звезда, одна из бесчисленного множества… Она упала в земной океан, где все условия подходили для развития жизни. В благоприятной среде споры раскрылись, и на Земле появились ее первые, самые древние жители, основоположники потока эволюции, родоначальники бесчисленных живых форм и, в сущности, наши предки… Вот кто они такие, эти далекие от нас амебы… Но, кроме этого, они сохранили и свой собственный вид. Их древнейший род приспособился к самым жестким условиям существования. Им нипочем было даже леденящее дыхание космоса. Бесконечную череду лет, пока их братья на земной поверхности изменялись и приспосабливались к внешним условиям, они дремали в глубинах океана, словно дожидаясь своего часа… Разум… Был ли он свойствен их колониям всегда? Или возник лишь здесь, на Земле, в минуту грозной опасности?

Этого я не узнал, да теперь это было не так уж и важно. Веста была права. Они поднялись из глубин потому, что даже туда, на тысячи метров вглубь, подводные течения принесли наконец грязь, которой люди обильно посыпали свою планету. В конце концов это должно было случиться. Слишком долго человек «боролся» с природой, забыв, что она его колыбель. Мы перешли грань, за которой пассивное сопротивление окружающей среды становится активным. Мы говорили, что природа – это сложный живой организм, но на самом деле не понимали толком, что это значит. Во всяком случае, не знали, что иногда это следует понимать буквально…