Ева Луна. Истории Евы Луны - Исабель Альенде

Из-за плохого зрения Мигель жил как в тумане и не имел понятия об этих защитных маневрах, иначе бы он впал в бешенство: ему казалось несправедливым пользоваться такой протекцией, когда остальные демонстранты принимают на себя удары дубинок, попадают под струи водометов и терпят атаки с применением слезоточивых газов.

Накануне семидесятого дня рождения у Мигеля произошло кровоизлияние в левый глаз, и через несколько минут он погрузился в полную темноту. В этот момент священник был в церкви на вечернем собрании прихожан, где убеждал их организоваться и выступить с протестом против муниципальной свалки: уже мочи не было жить среди мух и постоянного запаха гнили. Многие соседи были противниками католической веры. Они не видели доказательств существования Бога, считая, что народные страдания неопровержимо свидетельствуют о том, что вся Вселенная – это полная ерунда. Однако и они признавали, что приход отца Мигеля был центром всего района. Крест на груди священника казался им лишь незначительным препятствием к взаимопониманию или просто старческой блажью. Разглагольствуя, отец Мигель по привычке ходил туда-сюда и вдруг почувствовал, как виски запульсировали, сердце пустилось галопом, а на теле выступил липкий пот. Священник приписал эти ощущения жаркой дискуссии, рукавом утер пот со лба и на мгновение закрыл глаза. Подняв веки, он решил, что водоворот унес его на морское дно: чувствовалось только биение волн, а перед глазами плыли черные пятна. Мигель вытянул руку вперед в поисках опоры.

– Свет отключился, – сказал он, сочтя, что это очередной акт саботажа.

Испуганные соседи окружили его. Отец Болтон был прекрасным товарищем. Он жил рядом с ними испокон веков. До той поры они думали, что священник непобедим: сильный, мускулистый, с командным голосом и ручищами каменщика, которые складывались ладонь к ладони в час молитвы, однако больше походили на руки борца. И вдруг люди осознали, насколько износился организм отца Мигеля, как съежилось и ослабело его тело. Перед ними стоял даже не старик, а морщинистый ребенок. Женщины наперебой сыпали первыми советами: священника уложили на пол, водрузили ему на лоб влажный компресс, дали ему выпить горячего вина, стали массировать ему ступни. Но все это не принесло никакого эффекта, – наоборот, от многочисленных прикосновений больной начал задыхаться. Наконец Мигелю удалось отстранить соседей и подняться на ноги. Он был готов взглянуть в лицо новой опасности.

– Мне конец, – сказал он спокойно. – Свяжитесь, пожалуйста, с моей сестрой и передайте ей, что я попал в беду, но без подробностей, чтобы она не тревожилась.

Через час прибыл Себастьян Кануто, угрюмый и немногословный, как обычно. Он сказал, что сеньора Филомена не может пропустить очередную серию мыльной оперы, и вот она передала немного денег и корзинку с едой.

– На этот раз все иначе, Нож. Кажется, отец Мигель ослеп.

Шофер усадил священника в автомобиль и без всяких вопросов повез его в дом Болтонов, гордо возвышавшийся среди заброшенного, но все еще величественного парка. При въезде в поместье Себастьян несколько раз нажал на клаксон, созывая остальных членов семьи. Шофер помог больному выйти из машины и, обняв его, практически внес на руках в дом, поражаясь его покорности. Когда Себастьян рассказывал о случившемся Гилберту и Филомене, по лицу его катились слезы.

– Твою мать! Наш дон Мигелито ослеп. Только этого нам не хватало, – рыдал шофер, не в силах совладать с собой.

– Не сквернословь в присутствии поэта, – сказал священник.

– Уложи его в постель, Себастьян, – приказала Филомена. – Это не опасно: может, он простыл. Вот что значит ходить без теплой кофты!

– «Время замерло, ночью и днем вечная зима. И полное молчание антенн над чернотой»[39], – стал импровизировать Гилберт.

– Скажи кухарке, чтобы сварила ему куриный бульон, – перебила его сестра.

Семейный доктор сказал, что это не простуда, и посоветовал проконсультироваться у офтальмолога. На следующий день, после эмоциональной речи о здоровье, милости Божией и правах народа, которые бессовестный правящий класс сделал привилегией власть имущих, больной согласился пойти на прием к врачу-специалисту. Себастьян Кануто отвез братьев и сестру в больницу южного округа. Это было единственное медицинское учреждение, одобренное больным, потому что там оказывали помощь беднякам из бедняков. Внезапная слепота повергла священника в отвратительное расположение духа. Он не мог постичь, зачем Божественное провидение решило превратить его в инвалида именно теперь, когда его услуги востребованы как никогда. О христианском смирении Мигель и думать забыл. С самого начала он пресекал попытки вести его или поддерживать под руку. Он предпочитал натыкаться на предметы, рискуя упасть и заработать какой-нибудь перелом, и не столько из гордыни, сколько из желания скорее приспособиться к новым трудностям и ограничениям. Филомена втайне проинструктировала шофера, чтобы тот отклонился от курса и доставил больного в немецкую клинику. Однако младший брат, умевший распознавать нищету по запаху, что-то заподозрил, едва они переступили порог клиники, и утвердился в своих подозрениях, услышав музыку в лифте. Пришлось срочно эвакуировать Мигеля из клиники, пока он не закатил скандал. В государственной больнице им пришлось просидеть в очереди несколько часов, и за это время Мигель успел расспросить других пациентов об их несчастьях. Филомена между тем вязала очередную кофту, а Гилберт сочинял зародившееся накануне в его поэтическом сердце стихотворение про антенны над черной пропастью.

– С правым глазом уже ничего сделать нельзя, а чтобы видел левый, надо снова оперировать, – сказал врач, когда они наконец дождались консультации. – Сеньор перенес уже три операции, ткани очень изношены. Потребуется особая медицинская техника и инструментарий. Думаю, что единственное место, где пациенту смогут помочь, – это военный госпиталь…

– Никогда в жизни! – прервал его Мигель. – Ноги моей не будет в этом логове извергов!

Удивленный врач подмигнул медсестре, как бы извиняясь, и она ответила ему понимающей улыбкой.

– Не капризничай, Мигель. Это займет всего пару дней. Не думаю, что, обратившись в военный госпиталь, ты предашь свои убеждения. Никому за это ад не грозит! – решительно сказала Филомена.

Но ее брат ответил, что лучше останется слепым до конца своих дней, но не доставит военным удовольствия вернуть ему зрение. На выходе из кабинета врач на мгновение взял его под руку:

– Послушайте, святой отец… Вы когда-нибудь слышали о клинике «Опус Деи»?[40] У них тоже очень современное медицинское оборудование.

– «Опус Деи»?! – воскликнул священник. – Вы сказали «Опус Деи»?

Филомена попыталась вывести Мигеля из кабинета, но он уперся обеими руками в дверной косяк и поведал доктору, что перед этими жалкими людишками он тоже просьбой о помощи не унизится.

– Но как же… Разве они не католики?

– Они реакционные фарисеи.

– Извините, – пробормотал офтальмолог.

Снова очутившись в