Царство юбок. Трагедия королевы - Эмма Орци

гражданин, почему же ты не откажешься? — спросил доктор Нодэн. — Почему ты не попросишь муниципалитет дать тебе другое место?

— Я уже два раза просил об этом, — закричал Симон, с бешенством ударяя кулаком по столу, так что на нем запрыгали все склянки, — я два раза просил об этом и оба раза получил ответ, что отечество требует, чтобы я оставался на своем посту и что никого нет, кто мог бы заместить меня.

— Это очень лестно и почетно, — заметил доктор.

— Да, но очень неприятно и тяжело, — воскликнул Симон. — Мы сидим, как в плену. Мы не смеем отлучаться из Тампля, потому что с тех пор, как умер старый Капет и проклятые легитимисты называют мальчугана королем Людовиком Семнадцатым, члены конвента очень обеспокоены. Они все боятся заговоров и опасаются, чтобы мальчишку не похитили, поэтому мы должны стеречь его день и ночь и не смеем отлучиться ни на минуту, чтобы не встретиться с другими людьми и чтобы легитимисты не подкупили нас. Мне даже не позволили пойти на большой праздник, когда захватили Ту-лана!

— Я согласен с тобой, гражданин, — задумчиво проговорил врач, — вся болезнь твоей жены происходит от того, что она живет здесь, в Тампле, и если она будет продолжать безвыходно сидеть тут, то она никогда не поправится.

— Да, я не поправлюсь, я все буду хворать, — простонала Жанна Мария, а затем вдруг поднялась на постели, с повелительным жестом повернулась к мужу и спросила: — Симон, доктор должен узнать, отчего я страдаю, он осмотрит мою грудь и то место, где у меня болит, но ты должен уйти.

— Ладно, ладно! — проворчал Симон— Скажите, пожалуйста, какие нежности!

— Это вовсе не нежности, — серьезно проговорил доктор, — ваша жена — порядочная женщина и хочет доверить свои недуги только доктору. Иди, гражданин Симон, и не сердись на свою жену за то, что она не хочет, чтобы ты слышал то, что она скажет старику-доктору.

— И не думаю, — ответил Симон, — а для того, чтобы вы оба видели, что я вовсе не любопытен и что мне вовсе не интересно знать, о чем вы будете говорить, я с мальчишкой уйду на башню и пробуду там целый час.

— Ты опять будешь бить его, — со слезами проговорила Жанна Мария, — а я услышу. Я теперь слышу все, что творится в Тампле, а когда ты бьешь мальчика, каждый удар отдается у меня в голове, и мне кажется, что она треснет.

— Обещаю тебе, Жанна Мария, что не трону его, я вовсе не буду обращать на него внимания; пусть себе играет в мячик. Эй, Капет, пойдем! Бери мячик или что хочешь; можешь играть и веселиться.

Мальчик вошел; в руках у него был мячик, но вид у него был вовсе не веселый; он молча вышел из комнаты вслед за Симоном.

— Теперь мы одни, — сказал доктор, — можешь говорить мне обо всем, что у тебя болит и чем ты страдаешь, гражданка.

— Ах, доктор, я не смею, — пробормотала Жанна Мария, — я боюсь, что ты выдашь меня мужу, а тогда мне не сносить головы.

— Я не предатель, — торжественно проговорил доктор. — Врач — что священник: он выслушивает все жалобы и признания своих больных, но всегда свято хранит эти тайны. Чтобы ободрить тебя, я скажу тебе, что знаю болезнь, которой ты хвораешь, твои мучения хуже всех страданий; тебя мучит совесть и имя этой болезни — раскаяние.

Жанна Мария с отчаянным криком поднялась на постели и, схватив доктора за руку, крикнула:

— Ты лжешь! Это ужасная, постыдная клевета. Ты выдумал ее для того, чтобы подвести меня под нож. Я ни в чем не раскаиваюсь, моя совесть совсем чиста!

— И все же она жжет тебя адским огнем и грызет твою душу железными зубами, — мягко сказал доктор. — Не спорь, Жанна Мария, а выслушай спокойно то, что я скажу тебе. Мы будем говорить совсем тихо, чтобы даже стены не слышали нас.

Симон с мальчиком еще не вернулся с башни, когда доктор Нодэн окончил свой длинный и оживленный разговор с больной и собрался уходить.

— Теперь ты знаешь все, что нужно делать, гражданка, — сказал он, подавая ей руку, — ты можешь рассчитывать на меня, а я буду надеяться на тебя. Мы имеем пред собой великое дело, и, если оно удастся, у тебя станет опять легко на сердце, и Господь простит твои грехи. Исполняй точно все, что я сказал тебе, и сегодня ночью поговори со своим мужем, но никак не раньше для того, чтобы он от страха не выдал себя.

— Я сделаю все, что вы сказали мне, доктор, — ответила Жанна Мария, забывая республиканское «ты». — Мне кажется, что мне уже стало лучше, после того как я облегчила пред вами свою душу. Если я останусь в живых, то только благодаря вам. Вы ведь придете завтра, доктор?

— Нет, — ответил он, — завтра я пришлю к вам человека, которому вполне можно довериться; он придет под видом моего ассистента; вы условитесь с ним относительно остального. Тише! Я слышу шаги Симона. До свидания!

Доктор поклонился Жанне Марии и поспешно вышел из комнаты. В коридоре он встретил Симона с его молчаливым маленьким воспитанником.

— Ну-с, гражданин-доктор, — сказал Симон, — как поживает наша больная? Она, верно, много наговорила тебе, потому что ты сидел у нее целый час. Твое счастье, что ты старик, а то я приревновал бы тебя к моей жене.

— Какой ты дурак! — с улыбкой