Семь дней Создателя - Анатолий Агарков

— Ты и колотушку будешь делать?

— Зачем же псину изводить — лапы свяжем, будет для хозяев алиби.

Пришла Кащеевна, принесла двух ежей, погибших под колёсами автомобилей. Бросила Упырю кота:

— Почмокай, Ванечка — он ещё тёплый.

Упырь ножом вспорол пушистому живот, припал губами. Закончив сатанинский пир, ощерился кровавыми зубами.

— Кайф!

— Утрись, — мне противно стало.

Кровосос облизал губы и зубы, почмокал, вычищая дупла. Я вооружился палкой, приготовленной Максом для собачьего капкана. Упырь лежал на животе, целясь голой обгорелой задницею в потолок. Велико было желание к ней дрыном приложиться.

— Ладно, ладно, — Упырь ткнулся лицом в рукав, утёрся. — Давай без нервов.

Изладив на ротвейлера капкан, Макс уступил место у костра Кащеевне.

Вид свежуемых зверьков поверг меня в глубокое уныние.

— Пойду в темницу, здесь мне не уснуть.

Перед закатом кликнули на совет.

Бичи поели и были трезвыми.

— Значица так, — Уч-Кудук излагал результаты разведки. — Забрались с задов на сарай и весь день наблюдали. И вот к какому выводу пришли — ночью мы туда не пойдём. В конце дня, когда хозяин возвращается с работы, они семейством всем на озеро спешат. Собака только остаётся.

— Считайте, её нет, — Макс обещал.

— Тогда у нас будут три-четыре часа на поиски твоего прибора счастья.

— Если он на месте, найдётся сразу.

— Ну, хорошо, давайте решать, кто пойдёт.

— Проще сказать, кто не пойдёт, — заметил Макс. — Упырь ходить не может, Надюхе забор не перелезть.

— Остальные все согласны? — спросил Уч-Кудук.

Отказавшихся не нашлось.

Только зачем такая свора за одним единственным оптимизатором? Хотят в доме чем-то поживиться? Это я подумал, но вслух ничего не сказал, а пошёл в свою темницу набираться сил.

Потом притопал Уч-Кудук. Продемонстрировал перо:

— Видал? Вот если что не так, в бок воткну. Теперь, как на Страшном суде — зачем в дом рвёшься?

— Хорошо, скажу как на духу. Наручный серебряный браслет — лежал в правом верхнем ящике стола в крайней комнате второго этажа. Могу и не ходить — принесите, я научу им пользоваться.

— Это и есть твой прибор счастья?

— Да, но он закодирован на меня. Прежде, чем исполнять чьи-либо желания, он должен побывать вот здесь, — я указал своё запястье.

— Мудрено, — гость поверил и нож убрал.

— Почему Уч-Кудуком кличут?

— Весь Союз я пёхом исходил, а Три Колодца замечательное место, и я там был.

— Назвался бы Ходжой.

— Погонялова не выбирают.

— Как стал бичом?

— А это суть моя — ну, не могу осёдло жить. Я ведь дальнобойщиком по молодости был, прилично зарабатывал, да только с бабами мне не везло. Одна ушла — не могу, говорит, всё время ждать: я молодая, и хочу любить. Вторая…. Третью сам прогнал, застукав с соседом. Дорога спасала от сердечных проблем. КАМаз родным стал домом. Потом авария — конечности срослись, так эпилепсия привязалась. Права отняли….

После минутной паузы Уч-Кудук:

— Я и отсюда подумываю дёрнуть, к зиме поближе на юга податься.

Закинув руки за голову, я смотрел на звёзды в оконном проёме.

— Хочешь фуру, которую заправлять не надо, которая сама будет катиться по дороге, пока ты отдыхаешь?

— У вас такие есть? А права?

— От эпилепсии тебя я хоть сейчас избавлю.

— Велик соблазн, но остерегусь — шибко ты мне подозрительным кажешься. Продемонстрируешь прибор — и стану верить.

Он ушёл….

За моим домом, оказывается, росли берёзки. Птички, бабочки, цветочки и грибочки. Никогда не обращал внимания, а как славно здесь можно было гулять с Катюшей вместо тесного и душного городского парка.

К забору примыкал сарай. Прежде наверняка видел, но не обращал внимания — хозяйством ведала Наташа. Уч-Кудук взобрался на него и вёл наблюдение за усадьбой, а мы прятались в берёзняке, отлёживаясь до поры до времени.

Долгожданное: ку-ку, ку-ку….

Макс заковылял к стальной ограде:

— Гав-гав! Где ты, пёсья морда?

Вот он летит во всей красе, могучий страж усадьбы. Макс протолкнул сквозь прутья ограды палку с гудроновым набалдашником.

— Фас, подлюка!

Ротвейлер цапнул и не смог палку прокусить. Не смог и зубы вырвать из гудрона.

— А, влип, очкарик! — Уч-Кудукова голова показалась с крыши сарая.

— Прыгай скорей, вяжи его! — хрипел от напряжения Макс. — Не удержу-у…!

Уч-Кудук повис на руках, но прыгать поостерёгся:

— А он ни того, палку не перекусит?

— Вяжи, сука! — Макс от рывков ротвейлера разбил в кровь лицо о стальные прутья.

Уч-Кудук прыгнул с крыши. В этот момент пёс вырвал палку из рук десантника и закружил с ней, пытаясь вырвать клыки из цепкой хватки гудрона. Уч-Кудук крался за ним, одну руку вытянув перед собой, а вторую сунув в карман. Но не верёвку извлёк, а финку. Подгадав момент, прыгнул на собаку. Коротких два удара, и пёс затих.

Вид недвижимого, окровавленного пса повёрг меня в уныние. Нет, более того — в какое-то полуобморочное состояние. Будто не со мною это происходит, а видится со стороны или в недобром сне. Подумалось, если кровь остановить, то, возможно, ещё смогу спасти ротвейлера….

Опустился на колени перед ним.

— Идём, чего ты? — трактирщик толкнул меня в плечо. — Время дорого.

В каком-то сомнамбулическом состоянии попал в дом.

— Где кабинет твой?

Указал на лестницу. Поднялись на второй этаж, толкнули дверь. Вот он, дубовый стол.

— Здесь, — я дёрнул ящик, — закрыт.

— Сейчас, — Макс прыг, прыг на одной ноге по лестнице, держась за перила, вернулся с кухонным топориком.

— Дай, — Уч-Кудук вырвал никелированный томагавк.

Одно движение и ящик с треском распахнулся. Дальнобойщик бросил его на стол.

— Где?

Ящик пуст. Не было оптимизатора и в других хранилищах стола.

— Искать, искать, — требовал Уч-Кудук. — Весь дом вверх дном.

— Что ищем?

— Серебряный браслет.

Бичи ринулись зорить мой бывший дом.

Опустел кабинет. Я рухнул в кресло.

Нет, оптимизатора. Все труды и жертвы напрасны были. Растаяли надежды, осталась горечь разочарования. И страх. Как буду жить я в этом мире неуправляемых стихий и нравов варварских? Нет, лучше умереть.

Нищета ненавидит роскошь лютой ненавистью, готова глумиться над ней всякий удобный случай. В поисках прибора счастья бичи наткнулись на погребок с коллекцией коньяков, не преминули опробовать, и не эйфория радости закружила головы, а приступ дикой злобы овладел чувствами. Осколками полетели на пол хрусталь и зеркала. В посудные и книжные шкафы вломились стулья ножками. Коллекционная сабля была сорвана со стены и направлена против пуховых перин и подушек — крестами оголили стены ковры и гобелены. Уютный дом стонал под варварским нашествием.