Царьград (сборник) - Александр Харников

Литовский проспект тогда был всего лишь набережной Литовского канала, грязной и вонючей канавы, в которой плавал разный мусор и воняло гнилью и затхлой водой. Лет через десять-пятнадцать его закопают и появится та самая Лиговка, о которой будут слагать разные были и небылицы. У Знаменской церкви мы перекрестились на купола, а я с горечью подумал, что все-таки зря ее снесли в начале сороковых, а после войны на месте, где она стояла, построили наземный вестибюль станции метро «Площадь Восстания».

На Суворовском – ну привычнее мне было называть его так – я обратил внимание на то, что нам меньше стало попадаться навстречу праздношатающейся публики, а больше стало мастеровых, а также тех, кого в те годы называли разночинцами. Некоторые из встречных с восторгом смотрели на нас, приветствовали, снимали картузы и шляпы. А некоторые, наоборот, мрачно зыркали на нас исподлобья и бормотали что-то меньше всего похожее на комплименты. Похоже, что это были как раз «креаклы» и «болотники» того времени. Ага, вспоминается фраза из школьного учебника, уже не помню – то ли истории, то ли литературы: «Декабристы разбудили Герцена». Вот сволочи, ну кому мешало то, что человек спал! Зато теперь этот лондонский русофоб зовет Русь к топору, человекоубийствам и прочим мерзостям.

Академия Генерального штаба еще не переехала на Суворовский, и того роскошного здания, которое будет построено на ее месте в начале двадцатого века еще не существовало. Как и многих других зданий. Но были уже построены корпуса Николаевского военного госпиталя, из которого год назад бежал помещенный туда знаменитый анархист князь Кропоткин.

Попадавшиеся нам навстречу люди в погонах, увидев мои адмиральские звезды, понимали, что перед ними большое начальство, становились во фрунт и козыряли мне. В свою очередь, встречных офицеров лихо приветствовал сопровождавший меня Михаил Павлов, поднося ладонь к своему черному берету морпеха.

Так, не спеша, мы дошли до Смольного, полюбовались на прекрасный собор, построенный архитектором Растрелли, и свернули на Шпалерную. Там, где сейчас располагались Аракчеевские казармы и слобода Конной гвардии, и был построен в конце 20-х годов XX века так называемый Жилкомбинат для работников водопроводной станции. Там я родился и вырос. На всю жизнь мне запомнились огромная красно-кирпичная башня Главной городской водопроводной станции, Таврический дворец и неистребимый весенний аромат свежепойманной корюшки, которая продавалась тогда на каждом углу.

Я немного постоял у здания конюшен, шибавших ядреным духом лошадиного навоза. Передо мной на мгновение предстали высокие серые корпуса, построенные в стиле сталинского конструктивизма, прозванные в народе «гребенкой», в одном из которых прошло мое детство. В этих домах жили не только работники ГВС. Были там и военные, и прочий люд, работавший в самых разных учреждениях и предприятиях города на Неве. Мой отец, участник войны, получивший ранение и орден Красной Звезды за штурм Кенигсберга, после демобилизации работал в одном из питерских КБ, занимавшихся проектированием и строительством кораблей для советского военно-морского флота. От его рассказов о кораблях и море и появилось у меня желание стать моряком. Если бы не оно, никогда бы я не оказался там, где я нахожусь сию минуту – в Санкт-Петербурге второй половины девятнадцатого века…

Мимо меня с лязгом и грохотом проскакала полковая фура, принадлежавшая, как я понял, лейб-гвардии Кавалергардскому полку, чьи казармы находились неподалеку. Я посмотрел на своих сопровождающих. Оба, казак и морпех, перемигивались со смазливой девицей, по виду – горничной или кухаркой, которая шла мимо нас по тротуару, неся корзинку со съестным. Должно быть, она возвращалась из продуктовой лавки или рынка. Девица кокетливо поглядывала на моих спутников и постреливала в их сторону глазками. Казак поглаживал свою роскошную бороду, а морпех, гордо подбоченясь, подкручивал свои роскошные рыжие усы. Да, жизнь продолжалась, и надо было воспринимать ее такой, какая она есть.

Я посмотрел на часы. Однако! Мы гуляли уже без малого три часа. Пора было возвращаться в Аничков дворец. Его хозяева ждали нас к обеду.

19 (7) августа 1877 года. Полдень. Симбирск

Директор народных училищ Симбирской губернии статский советник Илья Николаевич Ульянов

С самого утра Илья Николаевич пребывал в тяжелом раздумье. Полученная им в десять часов пополудни телеграмма, которая, судя по обратному адресу, вышла из недр Собственной Его Императорского Величества канцелярии, лежала перед ним. Кроме телеграммы на рабочем столе Ильи Николаевича лежали подшивки газет за последние три месяца.

Господина директора народных училищ давно уже интересовали события в Константинополе и вокруг него. И вот на тебе! В полученной телеграмме Илье Николаевичу предлагалось вместе со всем семейством из Симбирска перебраться в Константинополь для того, чтобы занять там пост министра просвещения Югороссии. На этом поприще, как кратко говорилось в телеграмме, Илья Николаевич должен был заняться развитием всеобщего, сначала начального, а потом и среднего образования. Статский советник прекрасно понимал, что задача сия монументальная и рассчитана на годы, а то и на десятилетия. Тем более что вслед за сравнительно небольшой Югороссией все то же, скорее всего, будет проделано чуть позже и в огромной России.

Илья Николаевич знал себе цену, но предложенная ему задача немного его пугала. Из провинциального Симбирска в столичный Константинополь, и из директора народных училищ – в министры просвещения. Прыжок, что называется, через несколько ступенек. Тут можно и шею свернуть, если споткнешься. Можно, конечно, отказаться – в телеграмме прямо говорилось, что он вправе согласиться или не согласиться с полученным предложением, но как бы потом не пришлось всю оставшуюся жизнь казнить себя – мог ведь сделать великое дело, а оробел.

А как ведь иначе, ведь система всеобщего образования, когда во всей стране не будет ни одного неграмотного, была давней мечтой Ильи Николаевича, можно даже сказать, его идеей фикс. Именно у своего отца Владимир Ильич впоследствии позаимствует фразу: «Учиться, учиться и еще раз учиться», ибо господин Ульянов-старший был настоящим фанатиком образования во всех его видах.

Илью Николаевича не могло не радовать, что молодое, только что народившееся на Босфоре государство в первую очередь начало строить систему образования. Ясно одно – ликвидацию неграмотности правительство Югороссии считает не менее важным делом, чем укрепление своей обороноспособности.

Конечно, Илья Николаевич в душе уже решил, что поедет, раз уж предложение поступило от самого императора – а кто еще мог прислать его через СЕИВ канцелярию? – и в министерстве проблем возникнуть тоже не должно. Только хотелось бы побольше узнать о Югороссии. Именно для этого Илья Николаевич и обложился ворохом газет за последние три месяца, приступив к их тщательному изучению.

Но повторное штудирование газетных материалов не открыло Илье Николаевичу ничего нового. Да и с чего бы новому взяться – все события были на слуху, почитай каждый выстрел в этой войне был не раз и не два обсужден в газетах. Очевидно лишь одно – Югороссия была какой-то страной чудес, и понять внятно, что там происходит, было мудрено. Все, начиная от прорыва через Проливы и захвата Константинополя в течение одной ночи и кончая разгромом британской эскадры у Афин, было непонятно, необъяснимо, и оттого желание оказаться на берегах Босфора у статского советника лишь усилилось.

Самым главным и самым непонятным было одно – откуда все это взялось, когда еще три месяца назад совершенно ничего похожего не было?! По своей основной профессии Илья Николаевич был преподавателем физики и математики, окончил Казанский университет с отличием, отчего лучше многих понимал, что два плюс два не может быть равно ни пяти, ни семи, ни уж тем более двенадцати, а только – строго и обязательно – четырем. А когда вы, сложив два и два, получаете пятьдесят шесть, то это уже ни в какие ворота не лезет и требует либо тщательного расследования на предмет неучтенных слагаемых, либо заключения складывавшего в лечебницу для душевнобольных.

Как человек умный, Илья Николаевич понимал, что целый мир с ума сойти не может. Конечно, газетчики изрядно приврали в стиле милейшего писателя Жюля Верна. Но факт остается фактом: Югороссия существует, Турция разгромлена, британский флот на дне, а совсем недавно еще такие заносчивые пруссаки теперь ищут союза с Российской империей.

И вот теперь ему, мало кому известному за пределами Симбирской губернии, статскому советнику Илье Николаевичу Ульянову предлагают пост министра просвещения! Или все же он кому-то известен?

Для себя лично Илья Николаевич уже все решил – он готов принять это предложение и немедленно отправиться в Константинополь. Но как отнесется к этому предложению его супруга, Мария Александровна? Ведь как-никак у нее на руках пятеро детей. Анне сейчас тринадцать, Александру одиннадцать, Владимиру семь, Ольге шесть, а совсем маленькому Дмитрию всего три годика.