Локальный конфликт - Александр Афанасьев

Лезть в автобусы временные переселенцы категорически отказались. Подумали небось, что их собираются продавать в рабство. Вряд ли причина крылась в том, что их не устраивал комфорт салонов. Они собрались возле автобусов, побросали на землю тюки и сумки, уселись на них и стали ждать дальнейших событий, совсем как на стадионе. Теперь, чтобы сдвинуть их с места, пришлось бы вызывать ОМОНовцев, которые поднаторели в разгоне всевозможных митингов, демонстраций, сидячих забастовок и чувствовали себя в таких случаях более уютно, нежели под обстрелом. Шуму же при этом будет много. Потом хлопот не оберешься. И все из-за того, что у оператора все никак не могли закончиться кассеты. Он с воодушевлением снимал происходящее. Снимать ему не запретишь, пленку — не заберешь. Скандал и порицание мировой общественности, волны от которых докатятся и до России, будет тогда обеспечен. Прежде чем они успокоятся, сюда приедет не одна комиссия, а визит очередного лорда Дрода солдаты не вытерпят, наговорят ему каких-нибудь пакостей, случится новый скандал. Этот процесс станет периодически повторяться, а то и вообще никогда не прекратится.

Отвернувшись от переселенцев, Кондратьев чувствовал, что на него смотрит не одна пара глаз. Ощущение — не из приятных. Но лучше о взглядах этих забыть. Иначе тебя будет постоянно сверлить, как зубная боль, мысль о том, что за тобой постоянно кто-то наблюдает, глаза тогда станут искать в толпе этих наблюдателей.

Праздно сидеть им, конечно, не дадут. Должны понимать, что не циркачи к ним приехали или гладиаторы и представления показывать не собираются. То, что они оказались в лагере на самых лучших местах — неподалеку от сцены и на безопасном расстоянии, — все это временно. Сейчас весь обзор им закрывала бронетехника. Но потом-то она уедет. Посидят, отдохнут — и рассядутся по автобусам. Должны благодарить, что никто не требует покупать билеты. Пока же их взяли в оборот ребята из особого отдела. Всех подряд не расспрашивали. Избери они такую тактику, дело нужно было ставить на конвейер и пригнать сюда еще с десяток следователей. По каким-то только им ведомым причинам, выудив из толпы пяток людей, развели их в разные стороны, так чтобы приватному разговору не мешали, и стали расспрашивать в непринужденной форме: «Что видели? Что слышали? Сколько в селе боевиков? Какое у них оружие? Где они рассредоточены?» Что-что, а развязывать языки они умели, даже не прибегая к длительным допросам с пристрастием и пыткам, а без них своей жизни не могли представить ни инквизиторы Торквемады, ни костоломы Берии.

Но самый жалкий вид был не у беженцев, а у артиллеристов. Привязанные к своим орудиям, как крепостные крестьяне к клочку земли, они и по лагерю-то побродить не могли, а все сидели на ящиках со снарядами, благо тех подвезли так много, что из них впору было городить баррикаду или складывать копию Великой Китайской стены. Хоть будет чем заняться.

Одну за одной они потягивали сигареты, соревнуясь, кто выпустит больше дымных колец. Но запасы сигарет вскоре кончились. Опустевшие и раздавленные сапогами пачки валялись среди окурков. Если артиллеристы не могут захламить землю стреляными гильзами, они захламят ее чем-то другим. Теперь они смотрели по сторонам, надеялись разжиться сигаретами у соседей. Но те, смекнув, что хотят от них артиллеристы, обходили их позиции стороной, делая при этом вид, что очень заняты, погружены в свои мысли и не слышат окриков.

Не дай Бог, кому-то закурить. Артиллеристы тогда не отвяжутся. Но они продолжали сидеть на ящиках возле пушек, прямо как дворовые собаки, которые должны охранять имущество хозяина. Вот только цепей на их шеях почему-то не видно.

Руки у них чешутся поскорее запихнуть снаряд в пушку, отправить его в цель, заткнуть уши ладонями, чтобы не оглохнуть, но ноздри затыкать уже нечем, и они, как токсикоманы, с наслаждением нанюхаются пороха.

Лица их обиженно грустные. Никто не понимает, почему руководство не отдает приказа открыть стрельбу. Возможно, они дожидаются, когда же приедут «чистильщики». Но сразу-то в село их не пустят. Прежде хорошенько вспашут там все снарядами, чтобы у боевиков отпала всякая охота к сопротивлению… «Чистильщиков» все нет и нет. Видать, они подметают какое-то другое селение.

Капитан стал продумывать план предстоящей компании. Однако стоило ему мысленно подобраться к первому дому, как дальнейшие варианты развития событий начинали расти в геометрической прогрессии, так что проанализировать все не мог не только человеческий мозг или персональный компьютер — даже мощнейшие вычислительные машины, занимавшие несколько комнат в Пентагоне, встанут перед проблемой, для решения которой у них не хватит памяти. Они зависнут, испортятся, будут выдавать бред. Это парализует всю деятельность Пентагона. Вот бы подкинуть туда такую задачку.

Грузовик привез на позиции новую партию снарядов. Кузов доверху забит ящиками, но если прежние были сделаны из струганых досок, то эти обиты фанерой и покрашены оранжевой краской. Можно даже подумать, что это задержавшиеся на почте посылки с новогодними поздравлениями. Видимо, на складах скопилось так много боеприпасов, что девать их некуда, командование ищет любую возможность, чтобы не тратить деньги на их утилизацию, а избавиться каким-то другим способом, не требующим финансовых вливаний. В свое время так сделали американцы вначале в Персидском заливе, а потом в Косове.

Артиллеристы недоуменно смотрят на водителя, потом на ящики в кузове, затем опять на водителя. Никто из них вставать, а тем более бросаться разгружать кузов и не подумывает, а всем своим видом они показывают водителю, что он ошибся и привез груз не по адресу. Водитель тоже приходит в недоумение. Он лезет в карман, ищет там накладную на груз, читает написанное несколько раз, чтобы уже точно не ошибиться. Может, ему приказали привезти снаряды не на окраину, а в село? Нет. Он все сделал правильно. Но эти постные морды могут смутить кого угодно.

Никаких механизированных приспособлений у артиллеристов нет, и, если они начнут опустошать кузов примерно в таком же темпе, как в старых фильмах показывают разгрузку кирпичей из вагонов, когда люди встают в цепочку, то занятие это займет у них пару часов.

Водитель выбирается из кабины, подбегает к артиллеристам, начинает им что-то втолковывать, густо приправляя свою речь жестами. В руках у него зажата скомканная бумажка, но пока он ее не показывает, приберегая на самый последний момент, когда все аргументы уже будут исчерпаны.

Водитель стоит к Кондратьеву спиной — по губам невозможно прочитать, что он говорит, а ветер уносит слова в другую сторону, бросает их прямо в лица артиллеристов, но те оглохли и даже не встают с ящиков, будто примерзли к ним и теперь их надо отдирать вместе с досками.

Кондратьев уже не боится, что артиллеристы его заметят, начнут выпрашивать сигареты. Все равно он не курит и взять с него нечего и спичек у него нет. Услышав столь дерзкий ответ, да в темной подворотне, веселая компания сочла бы, что он откровенно нарывается на неприятности, и могла приступить к разъяснению своих позиций, используя не только непарламентские выражения, но и подручные средства… Стаканов с водой у них не оказалось бы, а если б и оказались, то не с водой, а с другой жидкостью, вылить которую в лицо обидчика может разве что разгневанная дама. Для убеждения вполне подойдет железная арматура или бита для лапты. Парламентарии лишены такой возможности. Может, поэтому их споры длятся так долго, раздать им всем биты перед входом в зал заседаний, глядишь — и работа стала бы продуктивнее, а не согласных парламентское большинство быстро угомонило бы…

— Да не ори ты так. Мы все поняли. Бумажкой-то не тычь. Сейчас все разгрузим. Только покурить надо. У тебя сигареты есть? — донеслись до Кондратьева слова одного из артиллеристов.

Водитель вмиг успокоился, стал ласковым, обходительным, протянул пачку сигарет, забыл забрать ее обратно, помчавшись к грузовику, открыл кузов и даже порывался взобраться на него, чтобы помогать подавать ящики со снарядами. Но наконец-то решившие заняться работой артиллеристы грубо отодвинули его в сторону.

— Без тебя справимся, — нечто подобное из их уст услышал водитель. За точность фразы Кондратьев не ручался.

Кто-то пихнул водителю пачку сигарет со словами: «На-ка, покури пока». Водитель, поблагодарив, посмотрел, что в пачке осталась лишь одна сигарета, хотел отдать ее обратно, но тут понял, что это его пачка, а когда он давал ее артиллеристам, она была почти полной.

«Проглоты», — прошипел водитель, вытащил сигарету, а пачку скомкал и отшвырнул от себя подальше, но ее подхватил ветер и она пролетела не более двух метров.

Двое артиллеристов влезли в кузов, принялись аккуратно подавать ящики в протянутые руки своих товарищей. Те вдруг стали напоминать голодных нищих, которым раздают гуманитарную помощь. Не для них эта помощь. Из ящиков они стали что-то возводить на снегу. Не туда они все пошли. Им надо было идти не в артиллерию, а в инженерные войска. Не разрушать, а строить вот их призвание.