Ты не мой BOY - Янка Рам

не подлежит.

Что говорить будешь капитану, Корниенко? Тебе Полина добро на каминг-аут не давала. О том, что было между нами даже заикаться нельзя. Только про себя говорить можно.

И я стою под окнами, в этом "стакане" из этажей. Она там где-то высоко-высоко. А я на дне.

Что может быть банальнее и тупее признания в любви "до". Правильно, только цветы "после".

Я заказываю... Потому что я тупой и банальный. На ее телефон, на вечер доставку. Что это, блять? Зачем?

Если я ничего не разрулю, как они будут выглядеть?.. А все будет выглядеть таким дерьмом, что цветы уже ничего не решат принципиально в этой картине.

Огромный букет бордовых роз.

Смещая рычаг вперёд, трогаю тачку с места.

Ненавижу возвращаться в казармы вечером. Потому что влетаю под плановый медосмотр. Неведомо нашим демонам, что это вещь личная, а не публичная. Да похуй, уже...

Отец звонит...

Не беру трубку.

"Денис, не возьмешь трубку, заблокирую карту".

Вот, сука. Набираю.

- Да.

- Где ты?

- В училище еду.

- У тебя же больничный.

- По распорядку, я должен болеть в местном госпитале, если мое состояние не критично. Оно не критично.

- Понятно. Веди себя нормально. На новый год ты должен быть дома. У нас семейная фотосессия.

- Ок. Все?

- Все... - недовольно.

Скидываю.

С тяжёлым сердцем еду в пригород, в сучилище.

Переодеваюсь на КПП. Выключаю телефон.

- Малышкин приехал?

- Нет ещё.

Черт...

- О, Корниенко! - жму молча пацанам руки. - А ты чего сегодня?

- Надо так...

- Куда? - ловит меня сзади за ремень сержант, тормозя мою попытку ускользнуть в казарму. - В столовую сначала. Потом - на вечернее построение.

На построение приходит к нам коновал. И мы в строю как дебилы - в трусах, в один ряд.

Вес, рост, лимфоузлы, температура... Общее состояние, отсутствие следов насилия.

Рядом стоящие пацаны толкают меня в плечи своими.

- Дэн... - кивают друг другу пацаны на мою расписную грудь. - Чего за херня?.. Сейчас же всех взъебут.

- Потерпите! - оскаливаюсь я.

Я же терпел.

- Корниенко... Это что?! - открывает шокированно рот врач.

- Стигматы, товарищ старший лейтенант.

Все тихо ржут.

А зря. Ничего смешного.

- Ты чо, клоун?! Нас же всех на кол натянут!

- А Вы у себя их наличие не отмечайте, товарищ старший лейтенант.

- Ты дебил, Корниенко? Два месяца как камеры везде стоят, - оборачивается себе за спину, смотрит под потолок на лампу.

- В смысле - везде?! - застываю я.

- В коромысле!

- Нахрена?

- Для фиксации фактов неуставных взаимоотношений.

- Э! А я против! - делает кульбит мое сердце. - Против видеосъёмки!

- Ты уже все давно подписал, курсант. Короче...

Отходит на пару шагов. Звонит.

- Товарищ капитан, у нас тут ЧП очередное в вашем взводе. Да, кто! Корниенко, как обычно... Ждём.

Скидывает.

- На весы все!

Мое сердце испуганно стучит, уже понимая, что мне пиздец. Я даже ещё сформулировать не могу почему. Просто чувствую неконтролируемую тревогу и темно в глазах.

Встаю на ледяную платформу последним.

Он щелкает “пистолетом” мне в лоб.

- Тридцать шесть.

Хмыкает. Щелкает ещё раз.

- Тридцать пять и девять. Сломался что ли... Или ты умер, Корниенко и остываешь?

- Может быть.

Опускает взгляд на весы.

- Корниенко, минус три кг... Единственный. Ты издеваешься, я не понимаю?

- Ну что я могу сделать?! - срывает меня внезапно на рык.

Пацаны замолкают.

- Что там? - слышу сзади голос Малышкина.

- Минус три.

- Это не ЧП, лейтенант. Это дополнительная порция на ужин.

Фу, бля...

- И десять индивидуальных тренировок по рукопашке.

- А можно двадцать? - равнодушно прошу я.

Мне ещё от Полины пиздюлей получать. Если, конечно, она вообще в мою сторону посмотрит.

- Двадцать? - дёргает бровью. - Тридцать, клоун.

- Спасибо, товарищ капитан.

Обходит меня. Смотрит на ссадины на груди.

- А вот это уже ЧП... Жаль.

- Чего жаль-то? - с недоумением смотрит на него коновал.

- Жаль, что тот, кто бил, не добил. Одевайся. В кабинет мой, писать объяснительную будешь. И два наряда вне очереди на уборку территории, человек-лопата.

Сижу над листком, пишу по привычке какую-то веселую неправдоподобную дичь, про инновационные методы лечения в больнице...

Но мне не весело.

Поднимаю на него взгляд.

- Товарищ капитан...

- Что?

- Вы извините меня за то, что я тут... тогда нес... про Полину. Мои угрозы анулированы. Я ничего такого не сделаю. Обещаю.

- Конечно не сделаешь, Корниенко. У тебя шанса не будет. Или ты думал, я своего ребенка не предупрежу?

Нет, я думал, что она не поверит. Ведь я такой, сука, буду классный...

- В любом случае, - сминаю в эмоциях лист с объяснительной. - Я был неправ. Мне жаль.

Не видя букв, пишу заново лаконичное -  после бани упал на ветки в сугробе.

Отдаю, и не дожидаясь разрешения сваливаю.

Одеваюсь, прапорщик стебет меня, отдавая лопату. И обычно я всегда стебусь с ним. Но не сегодня...

Ухожу к лавочке рядом с КП, она скрыта от глаз елями. Засовываю в губы сигарету, включаю телефон.

Полина... Час назад от нее сообщение. Там видео. И очень звенящий знак вопроса.

Я включаю видео. Там я и капитан. У него в кабинете. И я такой вальяжный охуевший подонок... Циничный и похабный. Уверенно рассказываю ему про чувства к "Полиночке" и что ей "понравится".

- Аааа!!

Не дыша закрываю глаза.

Опустив лицо в ладони сижу в прострации без единой мысли.

Руки немеют от холода.

Я ничего не пишу ей. Не знаю, что написать. Я не умею решать проблемы. Я умею их только создавать, а потом от них зрелищно уворачиваться и демонстративно жонглировать ими. Я клоун, да. Нахуя ей клоун?

Снова пялюсь на экран.

"Дэн?.."

Ещё один шанс мне - ответить.

"Прости меня... Я урод." - набираю непослушными пальцами.

Но...

- Корниенко! - рявкает внезапно возникший Малышкин. - Телефон сюда!

Вырывает из рук.

Нельзя включать, да. Особенно в наряде.

Удивительно, но я даже чувствую тупое облегчение, что не отправил ей это. Потому что надо что-то другое писать. А что - я не знаю!!

Чищу как робот снег. Фонари горят. Все вокруг затихает.

Очень хочется пить. Я весь насквозь мокрый. Меня шатает. И мне по кайфу, что мне так плохо, что