В оковах тишины - Максим Ларц

солдату, Роману удалось получить две порции еды ещё до начала ужина. Он сидел в обеденном зале в полном одиночестве, уплетая вторую тарелку каши с мясом. Его мысли крутились вокруг пропавших членов отряда. Роман не стал хоронить товарищей раньше времени и давал им шанс: каждый из них мог вернуться в любой момент.

Роман пытался понять, влияла ли магия старейшин на его настроение, но не ощущал никаких изменений: он по–прежнему чувствовал злость, тоску, страх, вину и стыд. Возможно, было бы удобно избавиться от всех отрицательных эмоций и смотреть на мир сквозь розовые очки, но тогда можно ли будет называть себя человеком?

Он услышал, как кто–то с шумом вошёл в столовую, и повернулся ко входу. К нему направлялся солдат, чьего имени он не знал. Роман отложил ложку в сторону и внутренне собрался. Солдат, остановившись напротив Романа, громко произнёс:

— Теперь ты входишь в тридцатый отряд. Завтра командир ждёт тебя на четвёртом тренировочном поле.

— Только я один?

— В наш отряд вошли все, кто выжил после боя.

— Спасибо, — сказал Роман.

Солдат кивнул и, развернувшись, ушёл. Роман проводил его взглядом в спину, пока тот не скрылся за скрипучей дверью.

«Значит, Эвра в одном отряде со мной», — с облегчением подумал Роман.

Он быстро управился с остатками еды, но остался сидеть на месте: раз Эвра до сих пор не пришла, то она должна была явиться к ужину.

За пройденный час зал заполнился битком, а Эвра так и не появилась. В другой части поселения была ещё одна столовая, но Эвра вряд ли бы пошла туда. Поняв, что она уже не придёт, Роман выпросил одну порцию еды «для раненного солдата» и отправился к её жилью.

Спустя десять минут неспешной ходьбы Роман вошёл в двухэтажный барак и вдруг понял, что не знает, в какой комнате она живёт. К счастью, он заметил у одной из дверей женщину.

— Извините, вы не знаете, где живёт Эвра? Я с её отряда.

— Второй этаж. Шестая дверь слева.

Роман благодарно кивнул и прошёл к лестнице. Поднимаясь наверх, он усмехнулся про себя, заметив, что женщина даже не спросила причину его визита. Доверие к своим сородичам здесь было доведено до абсурдного уровня.

«А может быть, ей просто всё равно».

Остановившись напротив нужной двери, Роман негромко постучал. Он услышал, как Эвра встала с кровати, и через несколько секунд дверь отворилась.

— Рома?

— Ты не пришла в столовую, — сказал Роман, вытянув перед собой тарелку с остывшей едой. — Я принёс тебе поесть.

Она отошла в сторону, и Роман вошёл внутрь. Это место было копией комнаты, в которой он жил. Возможно, здесь было чуток просторнее, но Роман почти не заметил разницы.

— Мы снова в одном отряде: в тридцатом, — сказал Роман, поставив тарелку на стол.

— Я знаю, — коротко сказала Эвра.

— У тебя такая же комната, как у меня, — произнёс он, пытаясь заполнить неуютную паузу.

— Обычно дают комнату побольше, когда появляются дети, — сказала Эвра, обхватив себя руками. — Я попала сюда, когда умерла мама.

Он не стал спрашивать про её отца: Роман нутром чувствовал, что она даже не видела его. Несмотря на одинокую свечу посреди стола, он разглядел её покрасневшие глаза.

— Ты выглядишь измотанной, — сказал Роман.

— Я… я… я не знаю, — неожиданно всхлипнула Эвра. — Я много думала сегодня обо… обо всём. Я ничего не понимаю.

Роман подошёл поближе и аккуратно дотронулся её руки.

— Эй, ты чего.

Эвра обняла его за спину, вцепившись в рубаху, и заплакала навзрыд. Для Романа её слёзы стали большой неожиданностью. Он не знал, что надо говорить в такие моменты. Он чувствовал неловкость из–за собственного молчания, но больше опасался произнести какую–нибудь глупость.

Спустя несколько минут Эвра успокоилась и, отпустив его, смущённо отодвинулась назад.

— Прости, — негромко произнесла она. — У меня весь день такое чувство, будто я жила как в тумане.

— Мне это знакомо.

Она посмотрела ему в глаза и растерянно спросила:

— Почему я ничего не знаю о тебе?

— Потому что я из другого мира.

Роман не стал юлить. Эвра открылась ему, и в ответ он хотел открыться ей. Роман полагал, что увидит гримасу боли на её лице, но она лишь в неподдельном изумлении уставилась на него. Значит, магия старейшин больше не сдерживала Эвру.

— Вот почему я так слаб, — продолжил он. — Я родился не здесь, я не рос с вами, я не учился всю жизнь сражаться так, как вы.

Эвра застыла на месте и не отводила от него глаза. Похоже, его слова так поразили её, что она не могла произнести ни слова.

— Я ведь никогда не убивал до вчерашнего дня, — с нескрываемой грустью произнёс Роман. — Я чужой в этом мире.

Роман понял, что сказал много лишнего. Он излил ей душу, но не почувствовал облегчения. Он ждал, что Эвра скажет хоть что–нибудь, но она по–прежнему молчала.

— Тебе надо поспать, — устало сказал Роман. — Я пойду.

Не успел он развернуться и сделать шаг, как Эвра схватила его за руку. Она смотрела на него беззащитным взглядом, и Роман совершенно отчётливо понял, что она была бесконечно одинока.

— Останься, — попросила Эвра.

И он остался.

Всем запретили выход за пределы границ поселения — даже отменили охоту. Оставалось лишь упорно тренироваться с новым отрядом и ждать решений главнокомандующего.

Эвра и Роман не отлипали друг от друга ни днём, ни ночью. Он делился с ней историями из своей жизни, рассказывал о Земле и её жителях. Она задавала много вопросов и ни разу не усомнилась в правдивости его слов. Однажды она сказала: «Мне хотелось бы увидеть твой мир», и он искренне надеялся, что наступит тот день, когда это случится.

Казалось, что жизнь действительно постепенно налаживается, но как обычно это бывает, всё хорошее когда–нибудь заканчивается: главнокомандующий объявил общий сбор. Роман знал, что последует за этим сбором — кровопролитие.

На площади у здания совета собрались все жители. Старейшины стояли на наспех построенном деревянном помосте, в центре которого поставили ни то трон, ни то огромный стул. Спустя несколько минут на помост поднялись люди — они несли паланкин, который своим грандиозным видом совсем не вписывался в серый антураж поселения. Носильщики остановились и, раскрыв шторы, вытащили из паланкина худосочного старика. Они посадили его на стул и встали позади.

Роман впервые видел главнокомандующего вживую. Его белая роба скрывала почти всё тело, оставив открытыми лишь голову и кончики пальцев на руках. Он был стар (даже чересчур); с жутко дряблой кожей на лице и белыми, как молоко, волосами он выглядел