Темный Лев - София Александровна Ларина

Человеком быть не нужно и так понятно, что он, как и вчера сидит на моем рабочем месте.

Вдох-выдох, вдох-выдох.

Осознаю, что это подозрительно, открыть дверь, но не войти. Поэтому набираюсь храбрости и перешагиваю порог ординаторской.

— Время встречи изменить нельзя! — выдаю на одном дыхании, прикрывая за собой дверь.

Встречаюсь с его открытым изучающим меня взглядом и на автомате дыхание задерживаю. Его глаза горят жидким серебром, что мгновенно припечатывает спиной к двери.

Почему он такой красивый и насмерть сокрушающий? Почему так, пронизывающе до пят, смотрит?

— Здравствуйте, Рината! — гремит его выразительно властный голос. Он резко, поднимается с моего кресла и смелой, но в то же время изящной походкой сокращает между нами расстояние. Он с таким дурманящим напором появляется передо мной, что назад попятиться хочется, вот только некуда. Панически боюсь втянуть его запах и задохнуться им. Боюсь этой манящей и до боли притягательной сладости его души.

— Здравствуйте! — отвечаю и вопреки своих же требований, держаться подальше, протягиваю ему руку.

Лев не мешкает ни секунды, обхватывает мою холодную ладонь и заметно вздрагивает. В это же мгновение его сконцентрированные зрачки опасно расширяются и теперь уже меня кратковременно встряхивает.

Что за неадекватная реакция?

Дыхание неестественно учащается, а кожу на позвоночнике внезапно окатывает россыпью колющих мурашек. Тепло, между нами, кажется обжигающим, и мои холодные до этого руки, ощутимо согреваются.

— У меня к вам несколько вопросов, Рината!

Эта фраза, точно триггер, заставляет меня вздрогнуть всем телом и еще крепче сжать мужскую ладонь, ведь сознание уже ярко транслирует утренний сон.

Боже, всю разом в пот бросает.

В голове сразу возникает страх — он все знает… Знает, ибо таких точных совпадений с реальностью не бывает.

То же место. Позиция. Рукопожатие. И та же фраза нутро изнуряющая.

Я помню последовательность нашего ракового диалога… Помню каждое словечко, но боюсь произносить ответ вслух, боюсь запускать цепную реакцию необратимых последствий.

Сознание красными лампочками сигналит о чудовищной опасности и, намеренно блокирует дыхание, запрещая озвучивать. Но вот его вопрошающий и глубокий в самое нутро взгляд, заставляет выдохнуть тихое…

— Спрашивайте!

Губы неосознанно дрожать начинают, как в том сне, и я не в силах унять их состояние. Не сейчас. Я с замиранием сердца, ожидаю губительную фразу — «Что вы чувствуете рядом со мной?».

И мне бы взгляд отвести, потому что тяжело удерживать контакт с этим серым туманом… Но так он точно узнает, насколько я напугана, а я не могу себе этого позволить.

Лев вдыхает полной грудью витающий вокруг нас воздух, видимо готовясь выдать самое пугающее для меня на свете и, на выдохе произносит…

— Присядем? — оглушает каким-то хриплым до дрожи скрипучим голосом.

Лев

Отвожу взгляд от пронизывающего до конечностей выражения лица девушки. Отступаю назад, неохотно разжимая потную ладонь.

— Не отпускай! — требует Темный, но уже поздно. Рука Ринаты точно обессиленная, свисает вдоль изящного и хрупкого тела.

Прописываю зверю полный игнор и намерено отхожу как можно дальше, чтобы не ощущать этот безумный, сводящий с ума аромат ее кожи.

Совершаю осторожный, едва заметный человеку вдох и собравшись мыслями начинаю…

— Насколько я знаю, операции умерших пациентов, провели именно вы, — спокойно констатирую, обретя наконец естественный голос.

— Да, — дрожь в ее голосе раздает явное волнение. Рината присаживается на свое кресло, в котором знаю, очень удобно и, встревоженно склоняет голову на бок. — Как и многие другие… — добавляет с твердой ноткой на конце.

«Многие» — у этого слова есть конкретная цифра? А то я не совсем понимаю значения данных букв. Хотя от чего же? Если судить по увиденному в операционной, можно смело предположить, что за пять лет ее работы в хирургии, по меньшей мере, полторы тысячи операций за ней числится.

— Все процедуры были последовательны, одна за другой, не так ли? — поднимаю вопросительный взгляд.

— К чему ваш вопрос? — срывается ее голос и еще больше дрожать начинает, а у меня, как следствие, цепной реакцией за грудиной колошматить. — Вы думаете я причастна к их смерти? — поднимается с кресла.

— Я лишь пытаюсь разобраться! — отзываюсь на ее явное возмущение. — Просто, это выглядит немного странно, ведь все пациенты исключительно ваши…

— Намекаете, что я допустила одинаковую операционную ошибку у всех троих? — смотрит на меня своей чумовой синевой и точно в душу заглядывая говорит, — Считаете, я связана с их смертями?

Сам офигеваю, как она танком на меня со всей скорости напирает, аж плечи в себя вжимаю неосознанно. Но что самое интересное — она права, я действительно считаю, что связь между ней и смертями имеется.

— Да, — выталкиваю как можно быстро. Эти две буквы мне сейчас глотку обжигают.

Романова вдруг всхлипывает несвойственно, словно ей пощечину зарядили и уже со слезами на глазах выдает…

— Я как рыба в воде, в мире хирургии, — утверждает сдавленным тоном. В сердце, словно толстую иглу втыкают — так мне больно от ее голоса.

Мне даже хочется извиниться за свое жесткое предположение, сказать, что я верю, ведь имел честь лицезреть собственными глазами, но не успеваю и рот открыть…

— Я ни одной смерти не допустила, кто бы не ложился под скальпель, — она усердно пытается собрать в кучу свою ранимость и слабость передо мной. — Ни разу не допускала врачебной ошибки… — собирается-таки силами, говорит теперь четко и уверенно, — И эти, три мои пациента стопроцентно шли на поправку, исключая любой намек на обратное.

В ее словах нет ни капли лжи, чувствую. Однако, меня не покидают сомнения, что она в курсе произошедшего. Эти мысли засели мне в голову еще вчера, подобно занозе, которую я не могу достать самостоятельно. Мое чутье подсказывает, что она уже видела подобное.

— Тогда, что-же, по-вашему, произошло? — пытаюсь не давить, разговаривать совершенно спокойно. Мне же нужно каким-то образом выводить ее на эмоции.

— Я… я понятия не имею, — губу прикусывает. — Они просто… — взгляд свой, сожалеющий отводит, сжимая кулачки. — Их словно…

«Обездушили» — читается в голове. Однако она не решается озвучить это вслух.

И тут меня прям дергает спросить…

— Вы в курсе, что произошло с пациентами, не так ли? — поднимаюсь со стула и намеренно подхожу ближе. Мне проще ощутить подлинные чувства, находясь максимально близко с человеком, но… Ответ на мой вопрос уже отпечатывается на ее лице. Губы Ринаты предательски задрожали, зрачки расширились от страха, а дыхание неизбежно сбилось. — Вы видели подобное раньше, я прав, Рината? — приближаюсь еще ближе, чтобы повторно убедиться.

В этот момент из горла девушки вырывается натуральное всхлипывание с оглушающим меня «ДА!».

Твою мать! Сердце кровью обливается.