Беседы о журналистике (второе издание) - Виктория Ученова

Встреча окончена. Репортер Гюнтер Вальраф (он же секретарь Ганс) благодарит генерала за обстоятельную беседу. Все ее подробности станут известны широким кругам общественности из публикации Г. Вальрафа 6 апреля 1976 года. Рухнул заговор. Затрещала по швам политическая карьера зловещего генерала. После разоблачительного репортажа отреклись от связей с генералом многие политические деятели ФРГ, правительство Швейцарии выслало Спинолу из страны за нарушение правил для эмигрантов. Слово прогрессивного публициста помогло предотвратить путч, спасло немало человеческих жизней.

Это не первая и не последняя моральная и политическая победа прогрессивного журналиста. В середине шестидесятых годов, когда миролюбивое человечество боролось против кровопролития во Вьетнаме, Г. Вальраф провел дерзкий эксперимент. От имени западногерманского промышленника, якобы получившего выгодный заказ на напалмовые бомбы, репортер разослал письма видным представителям католической церкви ФРГ. Письма содержали вопрос: может ли сочетаться производство бомб с нормами христианской морали? Не возьмет ли автор письма грех на душу, если примет заказ?

Ответы пришли. Они составили очень простой по композиции и убийственный по обличительной силе материал для журнала. Цитаты из писем говорили сами за себя: если цель — уничтожение коммунистов, то господь бог простит напалм. Благословляем!

Журналист своей публикацией действительно взорвал бомбу. Богобоязненные клирики ФРГ даже не пытались отрицать свое авторство.

В уме мужественного репортера тем временем созревало новое, поистине героическое решение. Он отправился в Грецию, где в ту пору хозяйничали «черные полковники», с чемоданом листовок. На центральной площади Конституции Г. Вальраф разбрасывал листовки с призывом к демократическим реформам. Его зверски избили, бросили в застенок. Речь мужественного антифашиста в афинском суде облетела мировую печать. Освобождение пришло только после свержения хунты. Все, что пережил журналист, он описал в книге «Греция — фашизм по соседству».

Новая головокружительно дерзкая акция Г. Вальрафа — разоблачение грязной кухни западногерманского монополиста прессы А. Шпрингера. Для этого репортер нанялся на работу в газету «Бильд» (тираж ее около 5 миллионов экземпляров) под именем Ганса Эссера. Четыре месяца неузнанным трудился журналист. И выпустил по итогам этой работы несколько книг, в результате которых более 400 писателей и журналистов публично объявили, что прекращают сотрудничество с любыми изданиями А. Шпрингера. Так убедительно показал прогрессивный журналист бесчеловечность рождения лживых сенсаций, их — нередко трагические — последствия.

Но и на этом борьба Г. Вальрафа с отечественной духовной отравой не кончилась. Он предпринял издание под названием «Кильт» (от английского «килл» — убивать), которое издевательски интерпретирует форму и содержание шпрингеровской «Бильд». Газета продается там же, где и шпрингеровское издание. Раскупается моментально.

Героическая борьба. Но борьба почти в одиночку. Западногерманский репортер не лишен либералистских иллюзий, когда личное мужество готовы считать ключом к переустройству мира. Г. Вальраф в постоянной осаде провокационных звонков, враждебных анонимных писем, злобных выкриков в спину. «Неизвестные» совершили поджог квартиры Г. Вальрафа. Сгорело две трети кровью обагренных архивов. Но журналист не сдался. Он вновь ринулся в борьбу со смертельной опасностью, уехав в «неизвестном направлении» собирать материал в кризисной точке планеты.

Как велико в журналистике «всевластие» Случая? Многим ли обязан своенравию Случая журналист М. Кольцов?

— Пожалуй, журналист нередко попадает под своенравную власть Его Величества Случая.

— Власть Случая действительно своенравна, но все же не безгранична. Здесь, как и везде: Случай улыбается тем, кто умеет им пользоваться.

В Париже вышла книга К. Бренкура и М. Леблана «Репортеры» с подзаголовком «Закулисные истории и секреты одного ремесла». Большинство рассказанных в ней историй — о власти случая в журналистике. Или скорее о силе воли в достижении цели.

Жозетта Алия, одна из лучших репортеров французского журнала «Нувель обсерватер», летит в Кувейт для репортажа о визите президента Туниса Бургибы к эмиру Кувейта. Она прибывает на место в два часа ночи, но ее не желают выпускать из здания аэровокзала. Час поздний, никого говорящего по-французскж не находится, она не понимает, что происходит.

«Вдруг, — вспоминает она, — один ливанец, который летел в том же самолете, спрашивает меня, в чем дело.

— Меня не пускают в Кувейт!

— Скажите, вы прилетели со спутником? Или вас встречают?

— Да нет же! Я журналистка. Я привыкла путешествовать одна. И никто меня встречать не должен, так как о моем прибытии никто пока не извещен.

— Тогда дела плохи. Вы никогда не пройдете. В Кувейте законы строгие, и один из них запрещает одиноким молодым женщинам въезд в страну. Полицейские как раз силятся объяснить, что вам придется улетать обратно первым попутным самолетом.

— Так что же мне делать?

— Что делать? Я вам помогу! Я скажу, что вы моя жена. Вас это устраивает?

— Если вам удастся убедить в этом полицейского…»

Это было делом нелегким, ибо Жозетта Алия пыталась пройти уже три или четыре раза и полицейские прекрасно видели, что она одна. Завязывается долгое препирательство, потом приносят книгу. Это святой Коран! Ливанцу предлагают поклясться на нем, что молодая женщина действительно его жена. Очутившись на воле, Жозетта не знает, как его благодарить:

«— Вы поклялись на Коране. Вы для меня принесли ложную клятву. Благодарю вас тысячу раз.

— О, клятва меня совершенно не тревожит, — отвечает ливанец, — ведь я христианин-маронит».

Вот это и есть везение! Впрочем, оно не покидает Жозетту и дальше. Она узнает, что тунисская делегация и журналисты размещены во дворце эмира, и направляется туда. Да, корреспондента «Нувель обсерватер» во дворце ожидает комната. Но выясняется, что ждали журналиста отнюдь не женского пола, что комната находится в мужской половине дворца, где пребывание женщины недопустимо, и что Жозетте надо снова складывать чемоданы.

«Телохранители отвели меня в гарем, — вспоминает Жозетта Алия. Правда, мне разрешалось свободно выходить оттуда, и когда я выходила, чтобы работать с Бургибой и тунисской делегацией, меня признавали в качестве журналиста. Но как только я возвращалась во дворец, меня направляли обратно в гарем. Это был роскошный гарем. Залы купален были огромные, как бальные залы. Они были украшены прекрасными золотыми мозаиками. Здесь обитали все женщины дворца: жены, служанки, бабушки… Жили они в очень современных комнатах. Женщины пели, рассказывали друг другу всякие истории или слушали пластинки».

В результате возник репортаж из гарема с деталями, каких давно уже не приходилось читать европейцам.

Велико ли в этой истории «всевластие» случая? Или, напротив, случайные обстоятельства подчинились целеустремленности репортера?

Рассказы о случаях — излюбленный сюжет журналистских перекуров и «трепа». «Журналист» долго печатал специальную рубрику «А вот еще был случай»…

Приобщение к таким рассказам тоже профессиональный опыт, хотя из чужих рук. Все же крупицы этого опыта обогащают начинающего журналиста, могут подсказать решение в, казалось бы, безвыходных положениях.

Журналист «Правды» В. Овчинников много лет работал собственным корреспондентом в Японии, написал несколько публицистических книг. В беседах с молодыми коллегами он нередко рассказывал о поединках, в которых скрещивают свои шпаги его превосходительство Случай и его величество Опыт.

«Однажды вечером, — вспоминал В. Овчинников, — сидя у телевизора в Токио, я узнал, что на следующее утро в порт Сасебо войдет американская подводная лодка „Морской дракон“. В Японии ширятся манифестации против подобных акций. Эти сведения нужно срочно передать в редакцию „Правды“. Порт недалеко от Нагасаки, на самом юге страны, добираться туда сложно». Корреспондент помчался на аэродром, с большим трудом втиснулся в уже переполненный журналистами самолет.

Несмотря на серию приключений, в порт Сасебо ему удалось прибыть точно в срок. Но главные осложнения, как выяснилось, только начинались.

«В самый разгар демонстрации я почувствовал на своем плече чью-то увесистую руку… Оборачиваюсь: передо мной стоят два здоровенных американца из военной полиции и спрашивают:

— Почему без каски? Вы журналист?

— Да, журналист.

— Почему же ваша редакция не снабдила вас каской с названием газеты? Ведь вы видите, что здесь все — и полицейские, и репортеры, и демонстранты — в касках.