Книга о табу на знание о том, кто ты - Алан Уотс

Всё это не удивительно, ведь поэты и мудрецы в течение веков повторяют, что любой успех в этом мире — суета. «Мирские надежды, которые люди лелеют в своих сердцах, обращаются пеплом». Или, как мы можем сказать на современном языке, стоит только у нас потечь слюнкам в предвкушении какой-то классной вещицы, как она обращается смесью гипса, папье-маше и резинового клея. Но чаще всего она оказывается сделанной из пластика. Я помышлял даже о том, чтобы разрекламировать пластик на рынке как универсальную субстанцию — prima materia — для производства всего чего угодно: домов, мебели, цветов, хлеба (это они уже делают!), яблок и даже людей.

Мир, говорят мудрецы, — это мираж. В нём вечно всё распадается, и при этом у нас нет никакой возможности предотвратить этот распад. Более того, чем сильнее ты привязываешься к этим пустым видимостям, тем быстрее они разрушаются прямо у тебя на глазах. Западная технологическая цивилизация это доселе невиданная попытка во что бы то ни стало победить в этой игре: понять, подчинить себе и увековечить мимолётный призрак, называемый жизнью. Вполне возможно, что несмотря на все уловки и достижения этой цивилизации наша жизнь-сон пойдёт прахом ещё быстрее, чем мы думаем. Но если этого не случится, то скорее благодаря тому, что технические средства окажутся в руках нового человека.

В былые времена осознание мимолётности мира всегда заканчивалось уходом от него. С одной стороны монахи, отшельники и аскеты пытались искоренить свои желания для того, чтобы иметь право снисходительно относиться к миру. При этом иногда им удавалось, уходя всё дальше и дальше в глубины своего сознания, сливаться с Я в его непроявленном состоянии вечной безмятежности. С другой стороны мирские люди чувствовали, что мир является местом испытания. Они считали материальные блага дарами Всевышнего и видели смысл своей жизни в том, чтобы служить Богу и людям.

Однако и тот, и другой подход основан на изначальном предположении, что индивид — это отдельное эго. А поскольку это предположение вовлекает человека в движение по замкнутому кругу, неудивительно, что все начинания такого человека — включая религию — могут привести его лишь к разочарованию. Уже потому лишь, что индивидуальное эго является мистификацией, человек, находящийся во власти этой иллюзии, может лишь очень поверхностно воспринимать жизнь. Ведь мир мимолётен и не может оправдать наших надежд только с точки зрения того, кто стоит вне его. Этот наблюдатель вначале отделяет себя от мира, а затем пытается овладеть им. Но даже если он сможет победить смерть и подчинить себе вечный круговорот всех проявлений жизни, он получит лишь скучный статический мир, без ритма, без танца, похожий на мумию.

Однако возможен третий ответ. Не уход из мира и не заискивание в надежде на призрачное воздаяние в будущем, а сотрудничество с миром на самом глубинном уровне в настоящем. На этом уровне мир воспринимается как гармоническая система скрытых конфликтов, как бесконечный целостный процесс, являющийся нашим единственно реальным Я. Понимание этого уже присутствует в нас в том смысле, что наши нервы, кости и органы чувств «знают» об этом. Всё это кажется нам непонятным только потому, что тонкий луч сознательного внимания был приучен не замечать очевидных вещей. Нас воспитали так замечательно, что мы действительно стали искусными притворщиками!

Глава IV.

ВЕСЬ МИР — ТВОЁ ТЕЛО

Итак, мы выяснили, что многие наши на первый взгляд незыблемые представления о реальном мире являются социальным вымыслом. Оказалось, что в качестве реально существующего мы зачастую принимаем то, что представляет собой всего лишь традиционный способ описания мира. Мы рассмотрели следующие выдумки:

1. Представление о том, что мир сделан или составлен из отдельных частей или предметов.

2. Что вещи представляют собой различные конфигурации одного и того же первичного вещества.

3. Что организмы людей также являются вещами, что они населены и отчасти контролируемы независимыми эго.

4. Что противоположные полюса таких взаимоотношений как свет/тьма и объекты/пространство находятся между собой в конфликте, который может закончится окончательной победой одной из сторон.

5. Что смерть — это зло, и поэтому жизнь представляет собой постоянную борьбу с ней.

6. Что человек — как индивид и как биологический вид — должен стремиться занять господствующее положение в мире и подчинить себе природу.

Подобные представления полезны до тех пор, пока все знают, что это условности. Они являются просто способами «изображения» мира, которые были добровольно приняты людьми для удобства совместной работы. В нашем обществе действуют, например, соглашения о том, как понимать дюймы и часы, числа и символы, математические определения и слова языка. Если бы договорённости о том, как измерять время и пространство, не существовало, я бы не мог назначить тебе встречу на углу 42-й Стрит и 5-й Авеню в три часа дня в воскресенье, четвёртого апреля.

Однако когда условности рассматриваются как факты, возникают недоразумения. Так, например, в 1752 году Британское правительство издало указ о введении нового календаря, в соответствии с которым второе сентября этого года должно было стать четырнадцатым сентября. Когда все узнали об этом, многие сочли, что их жизни укоротили на одиннадцать дней. Толпы людей бросились к Вестминстеру, где находилось правительство, с криками: «Отдайте нам обратно наши одиннадцать дней!» Склонность человека считать вымысел реальностью затрудняет расширение сферы применимости всеобщих законов, языков, систем измерения и других полезных средств. Кроме того, она препятствует совершенствованию тех условий, которые уже приняты и используются.

Но, как мы видели, ещё более серьёзные неприятности возникают тогда, когда мы позволяем обществу определять нас самих и наши основополагающие взаимоотношения с миром. При этом мы принимаем в качестве несомненных и само собой разумеющихся условности (или мыслеформы), которые являются противоречивыми. Здесь, как мы тоже уже смогли убедиться, всё сводится к тому, что человек описывается нами неправильно. Мы рассматриваем его как отдельное и независимое существо в мире, а не как особое действие этого мира. Наша трудность в понимании подлинной природы человека связана с тем, что такой подход к человеку, как нам кажется, делает его марионеткой. Но это впечатление создаётся у нас потому, что мы пытаемся принять или понять новое представление, всё ещё находясь во власти старого. Ведь когда мы говорим, что человек — это действие мира, мы тем самым не определяем его как «вещь», отданную на растерзание всем другим «вещам». Мы должны выйти за пределы ньютоновского видения мира как такой совокупности бильярдных шаров, в которой каждый отдельный шар пассивно отскакивает от всех остальных! Не забывайте, что пристрастие Аристотеля и Ньютона к причинному детерминизму имеет свою причину. Дело в том, что они пытались выяснить влияние вещей друг на друга, забывая при этом, что мир разделён на отдельные вещи и события лишь на словах. Ведь указывая на то, что определённые события причинно связаны, мы всего лишь неуклюже констатируем, что они, подобно голове и хвосту кошки, являются частями одного и того же события.

Очень важно глубоко понять следующее: вещь-в-себе (Ding an sich у Канта), будь она животным, растением или минералом, не просто непознаваема, её вообще не существует. Понять это очень важно не только для здравости рассудка и спокойствия ума, но и для многих «практических приложений» нового представления о человеке и мире в экономике, политике и технологии. Ведь наши начинания снова и снова терпят неудачу, потому что мы не видим, что отдельные люди, нации, животные, насекомые и растения не существуют сами по себе и сами для себя. Дело не в том, что вещи существуют в связи друг с другом, а в том, что так называемые «вещи» — это просто фрагменты одного процесса. Рассматривая этот процесс, всегда можно выделить черты, которые сразу же приковывают к себе наше внимание. Однако при этом мы должны помнить, что видимые различия не подразумевают независимости. Каким бы красивым и отчётливым ни казался нам гребень волны, он обязательно «сопутствует» менее заметной и более плавной очередной подошве. По аналогии с этим яркие точечки звёзд «со-путствуют» (введу-ка я сейчас такое новое слово) тёмному фону пространства.

В гештальт-теории восприятия этот принцип известен как принцип взаимосвязи изображения и фона. Если, например, ты подойдёшь так близко ко мне, что края моего тела окажутся за пределами твоего поля зрения, ты не сможешь больше видеть «вещь», которая называется моим телом. В то же время твоё внимание, возможно, «поглотит» пуговица на пиджаке или галстук. Ведь теория утверждает, что, каким бы ни был фон, наше внимание почти мгновенно «приковывает к себе» движущееся очертание (которое выделяется на неподвижном фоне) или ограниченная компактная деталь (которая выделяется на менее выразительном фоне).