Свадьба Кречинского. Пьесы - Александр Сухово-Кобылин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Муромский. Так-то это так… только мне теперь, Иван, круто приходит: пять месяцев я здесь живу, последнее проживаю – а дело ни с места!
Иван Сидоров. Стало, ждут. Что, сударь, делать; приехал, так дай. Зачем ты, отец, сюда-то толкнулся?
Муромский. Судейцы насоветовали.
Иван Сидоров. Волки-то сыромахи – эк, кого послушал! Чего они тебе сделают?
Муромский. Как чего? – Засудят; дочь мою, кровь мою засудят, чести лишат.
Иван Сидоров. Не можно этому, сударь, быть, чтоб честного человека кто чести лишил. При вас ваша честь.
Муромский. Ты этого, братец, не понимаешь: честь в свете.
Иван Сидоров (покачав головою). О, боже мой – свет, что вам, сударь, свет?.. Вавилонская любодеица – от своей чаши опоила вас! Кто в вашем-то свете господствует – соблазн; кто властвует – жены. Развожали вы, сударь, ваших баб – вот оно у вас врозь и поехало; разъезжают они по балам да по ассамблеям – плечи голые, груди голые, студ позабывают да мужскую похоть распаляют; а у похоти очи красные, безумные. Ну суди ты, батюшко, сам: чего тут от света ждать? Если жена этакое сокровенное да всем на площади показывает, стало, студа-то у нее и нет, – а жена бесстудная чья посуда – сам знаешь… Прости меня, отец, – я правду говорю; мне на это снование безумное смотреть болезно. Что ваши жены? Ни они рукодельем каким, ни трудом праведным не занимаются; опустел дом, печь стоит холодная; гоняют по городу, сводят дружбу со всяким встречным – вот, по слабоумию своему, и набегают. – А винность-то чья? Ваша, батюшко. Вы закона не держитесь; закон забыли. Дом – дело великое; у нас в дому молятся; а ваш-то дом шинком стал, прости господи. Кому поесть да попить – сюда! Кто празднословить мастер, плясать горазд – сюда! Цимбалы да пляски – Содом и Гомор!
Муромский. Нет, Иван, ты этого не понимаешь.
Иван Сидоров. Ну оно, может, что по-вашему-то и не понимаю; – я, батюшко, вас люблю, я у вас пристанище нашел; я ваши милости помню и весь ваш род. Для вас я готов и в огонь и в воду – и к Ваалову-то идолу и к нему пойду.
Муромский. Спасибо тебе, спасибо… Кто ж это, идол-то Ваалов?
Иван Сидоров. А кумир-то позлащенный, чиновник-то, которому поклониться надо!
Муромский. Да; надо поклониться – вот… не обошло и меня…
Иван Сидоров. Всякому, батюшко, своя череда. Ведь и на мою долю тоже крепко хватило. (Покрутив головою.)
Муромский. А до тебя когда ж хватило?
Иван Сидоров. Да уж тому десятка два годов будет; прислали меня сюда от общества, от миру, своя братия. – Уже по какому делу, не про то речь, а только правое дело, как свято солнце – правое. Сложились мы все – кому как сила – и сирота и вдова дала – всяк дал; на, говорят, Сидорыч, иди; ищи защиту. Ну, батюшко, я вот в этот самый город и приехал; – а про него уже и в Писании сказано: тамо убо море… великое и пространное – идеже гадов несть числа!.. Животные малые с великими!.. корабли переплывают… ведь оно точно так и есть.
Муромский. Именно так.
Иван Сидоров. Приехавши в этот город, я к одному такому животному великому и направился. Звали его Антон Трофимыч Крек – капитальнейшая была бестия!
Муромский. Кто ж тебе его указал?
Иван Сидоров. А само, сударь, дело указало. Прихожу: – живет он в палатах великих; что крыльцо, что двери – боже мой! Принял; я поклон, говорю: ваше, мол, превосходительство, защитите! А он сидит, как зверь какой, суровый да кряжистый; в разговор вошел, а очами-то так мне в пазуху и зазирает; поговорил я несколько да к столу, – и выложил, и хорошо, сударь, выложил; так сказать, две трети, и то такой куш составило, что вы и не поверите. Он это и пометил – стало, ведь набитая рука. Как рявкнет он на меня: мужик, кричит, мужик!.. Что ты, мужик, делаешь? За кого меня принимаешь! – А?.. Я так на колени-то и сел. Да знаешь ли ты, козлиная борода, что я с тобою сделаю? – Да я те, говорит, туда спущу, где ворон и костей твоих не зазрит… Стою я на коленях-то да только и твержу – не погубите! – за жандармом, кричит, за жандармом… и за звонок уж берется… Ну, вижу я, делать нечего; встал – да уж все и выложил; и сертук-то расстегнул: на вот, мол, смотри. Он и потишел. Ну, говорит, – ступай, да вперед помни: я этого не люблю!.. Вышел, сударь, я – так верите ли: у меня на лбу-то пот, и по вискам-то течет, и с носу-то течет. Воздел я грешные руки: боже мой! Зело искусил мя еси: Ваалову идолу принес я трудовой рубль, и вдовицы лепту, и сироты копейку и на коленях его молить должен: прими, мол, только, кумир позлащенный, дар мой.
Муромский. Ну и взял?
Иван Сидоров. Взял, сударь, взял.
Муромский. И дело сделал?
Иван Сидоров. И дело сделал. Как есть, – как махнул он рукой, так вся сила от нас и отвалилась.
Муромский. Неужели как рукой снял?
Иван Сидоров. Я вам истинно докладываю. Да что ж тут мудреного? Ведь это все его воинство; ведь он же их и напустил.
Муромский. Пожалуй.
Иван Сидоров. Верьте богу, так. Да вы слышали ли, сударь, какой в народе слух стоит?
Муромский. Что такое?
Иван Сидоров. Что антихрист народился.
Муромский. Что ты?
Иван Сидоров. Истинно… и сказывал мне один старец. Ходил он в дальние места, где нашей, сударь, веры есть корень. В тех местах, говорит он, до верности знают, что антихрист этот не то что народился, а уже давно живет и, видите, батюшко, уже в летах, солидный человек.
Муромский. Да возможно ли это?
Иван Сидоров. Ей-ей. Видите – служит, и вот на днях произведен в действительные статские советники – и пряжку имеет за тридцатилетнюю беспорочную службу. Он-то самый и народил племя обильное и хищное – и все это большие и малые советники, и оное племя всю нашу христианскую сторону и обложило; и все скорби наши, труды и болезни от этого антихриста действительного статского советника, и глады и моры наши от его отродия; и видите, сударь, светопреставление уже близко
Слышен шум.
(оглядывается и понижает голос), а теперь только идет репетиция…
За дверью опять шум и голоса.
Муромский. Что за суматоха такая; никак, приехал кто? – Пойдем ко мне.
Уходят в кабинет Муромского.
ЯВЛЕНИЕ VIЗа дверью шум, голоса. Тарелкин,
несколько расстроенный, в пальто с большим, поднятым до ушей, воротником, быстро входит
и захлопывает за собою дверь.
Тарелкин (прислушиваясь). Негодяй!.. как гончая гонит… в чужое-то место… а? (В дверь кто-то ломится – он ее держит .)
Голос (за дверью). Да пустяки!.. я не отстану… ну, не отстану!..
Тарелкин (запирает дверь на ключ). Какое мучение!!.
Тишка (входит из боковой двери). Вас, сударь, просит этот барин к ним выйти.
Тарелкин (сконфуженный). Скажи ему, что некогда… занят.
Тишка. Они говорят, чтоб вы вышли; а то я, говорит, силой войду.
Тарелкин. Ну что ж, а ты его не пускай.
Тишка уходит.
Это называют… дар неба: жизнь! Я не прочь; дай мне, небо, жизнь, но дай же мне оно и средства к существованию.
Тишка (входит). Опять, сударь, требуют.
Тарелкин (сжав кулаки). У-у-у-у!!. скажи ему, чтобы он шел!..
Тишка. Я говорил.
Тарелкин. Ну что ж?
Тишка. Да хоть до завтра, а я, говорит, его не выпущу.
Тарелкин. А у вас есть задняя лестница?
Тишка. Есть.
Тарелкин. Как же он меня не выпустит?!. – Ну – ты ему так и скажи.
Тишка уходит.
Голос (за дверью). Слушайте; где б я вас ни встретил, я вас за ворот возьму…
Тарелкин. Хорошо, хорошо.
Голос. Я вас на дне помойной ямы достану, чтобы сказать вам, что вы: свинья… (Уходит.)
Тарелкин. Ах, анафема… в чужом-то месте… (Прислушивается.) Никак, ушел?.. Ушел!.. Какова натурка: сказал другому свинью – и удовлетворен; пошел, точно сытый… Фу… (Оправляется.) Истомили меня эти кредиторы; жизнь моя отравлена; дома нет покоя; на улице… и там места нет!!. Вот уж какое устройство сделал (поднимает воротник)… тарантасом назвал… да как из засады какой и выглядываю (выглядывает)… так пусть же кто посудит, каково в этой засаде жить!!.. (Откидывает воротник, снимает тарантас и вздыхает .) Ох, охо, ох!.. (Выходит в переднюю .)
ЯВЛЕНИЕ VIIМуромский входит, за ним Иван Сидоров.
Муромский (осматриваясь). Да кто же тут?
Тарелкин входит.
Ах, это вы, Кандид Касторович?
Тарелкин. Я – это я. Идучи в должность, завернул к вам пожелать доброго утра.
Муромский. Очень благодарен. (Осматриваясь). С кем это вы так громко говорили?
Тарелкин. Это?.. (указывая на дверь), а так… пустой один человек… мой приятель.
Муромский. Что же такое?
Тарелкин (мешаясь). Да вот… так… знаете… малый добрый… давно не видались… ну… так и сердится; и престранный человек… изругал ругательски, да тем и кончил.
Муромский. Неужели?
Тарелкин (оправляясь). Право. Потому – очень любит, а видимся-то редко, так и тоскует: я, говорит, тебя на дне… (ищет) как его… морском!.. достану – такой ты сякой – да так и срезал.