Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов - Джаспер Ффорде

ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ

1950–1986

Агент ТИПА и любимая жена человека,

который никогда не существовал.

Убита по непонятной причине

в абстрактном месте абстрактным врагом

Я подняла пистолет, и граммазиты зашевелились, словно препираясь, кто первым пойдет под огонь, позволив остальным завалить меня. Надеясь оттянуть неизбежное, я направляла пистолет на всякого, кто рисковал шелохнуться. Тот, кто казался их вожаком – на нем был самый яркий жилет, – шагнул вперед, и я прицелилась в него, но тут другой граммазит воспользовался возможностью и внезапно прыгнул на меня, метя острым клювом в грудь. Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как в его глазках замелькали тысячи свежепереваренных глаголов, но тут чья-то рука ухватила меня за плечо и рывком втащила в лифт. Граммазит по инерции врезался клювом в деревянный косяк. Я потянулась к кнопке, но мою руку ловко перехватил по-прежнему невидимый спаситель.

– От граммазитов никогда нельзя бегать.

Этот сварливый тон нельзя было не узнать. Мисс Хэвишем. Облаченная в свое полуистлевшее подвенечное платье с фатой, она смотрела на меня с отчаянием. Наверное, ей в жизни не попадалось стажера хуже. Или мне так показалось.

– Нам некого бояться, кроме самих себя, – продекламировала она, выхватывая крупнокалиберный карманный пистолет и срезая двух граммазитов, сунувшихся к открытой двери лифта. – Похоже, я просыпаюсь только за тем, чтобы вытащить тебя из очередной заварушки, девочка моя!

Граммазиты медленно наступали. Их набралось уже не менее трех сотен, и новые все прибывали. Мы были в абсолютном меньшинстве.

– Извините, – торопливо произнесла я, приседая в реверансе и, по ходу дела, стреляя, – но вам не кажется, что пора уносить ноги?

– Я боюсь только Искомой Звери, – величественно провозгласила мисс Хэвишем, – Искомой Звери, Большого Мартина… и манной каши.

Не переставая вещать, она сбила еще одного граммазита в особенно выпендрежном жилете.

– Если бы ты дала себе труд выполнить домашнее задание, то знала бы, что это вербофаги или глаголожорки и отбиться от них, пожалуй, проще всего.

И мисс Хэвишем почти без паузы на вдох принялась хрипло и очень немелодично спрягать нараспев слово «победить» во всех временах, лицах и числах. Граммазиты тут же затормозили и уставились друг на друга. Когда я присоединилась к ней на «побеждаем», они в страхе попятились. Мы запели громче, и на «победила» они начали разбегаться, а когда мы дошли до «победим», рассеялись окончательно.

– Быстро хватай жилетки! – велела мисс Хэвишем. – За каждую полагается нехилая премия.

Мы собрали жилеты погибших граммазитов. Не самое приятное занятие: от трупов так сильно воняло чернилами, что я даже закашлялась. Трупы подберут падализаторы и выварят из них все глаголы, какие только возможно. Даром в Кладезе не пропадает ничего.

– А самые маленькие – это кто?

– Не помню, – ответила Хэвишем, связывая жилеты в узел. – Вот, возьми, пригодится. Изучи как следует, если хочешь сдать экзамены.

Она протянула мне Путеводитель, тот самый, что отобрали у меня голиафовцы. На его страницах содержались почти все инструкции и снаряжение, какие могли понадобиться мне в Книгомирье.

– Как вам это удалось?

Мисс Хэвишем не ответила. Она фыркнула и снова подтолкнула меня к лифту. Тридцатый цокольный явно не относился к числу ее любимых мест. И я не могла ее за это упрекнуть.

У мисс Хэвишем явно полегчало на сердце, пока мы поднимались из подвалов в более упорядоченный мир самой Библиотеки.

– Почему граммазиты носят полосатые носки? – спросила я, разглядывая цветастый узел на полу.

– Вероятно, потому, что носки в горошек вышли из моды, – пожала плечами моя наставница, перезаряжая пистолет. – Что в мешке?

– Э… ну… покупка Ньюхена.

Мисс Хэвишем напоминала строгую мамашу, самого ненавистного учителя и только что захватившего власть южноамериканского диктатора в одном флаконе. Нельзя сказать, что я не любила или не уважала ее, просто, когда она обращалась ко мне, мне начинало казаться, будто я снова девятилетняя малявка.

– Так почему мы не побежали, а побеждали, чтобы отделаться от них?

– Как я уже сказала, эти граммазиты относились к разряду вербофагов, – ответила она, не поднимая головы, – а вербофаги, как и многие студенты-филологи, не переваривают глаголов, которые хоть чуть выбиваются из рамок правил, например глаголы с чередующимися согласными и глаголы-исключения. Им куда больше по вкусу те, где нет чередования и которые не выпадают из спряжения, как «гнать, держать, дышать, зависеть», и так далее. А уж глагол «победить» в первом лице единственного числа будущего времени им вовсе не по зубам.

– Их отпугивают все глагольные исключения? – поинтересовалась я.

– Очень многие. Но некоторые глаголы легче осуществлять, чем другие, – например, мы можем резать и даже быть, но при этом рискуешь увязнуть в безнадежной игре в шарады. Куда проще просто побеждать, и все.

– А что если бы мы пошли? – продолжила я, в кои-то веки рассуждая практически. – Хитрее глагол еще поискать надо.

– А вот что, – ответила мисс Хэвишем, в мгновение ока теряя терпение. – Они могли бы перевести его в синоним «шагать», а в нем корень не меняется. Ясно?

– Если бы мы побежали, то все было бы нормально, – не желала сдаваться я. – Тут корень с чередованием.

Мисс Хэвишем смерила меня ледяным взглядом.

– Конечно. Но «бежать» можно заменить на «мчаться», «нестись», «спешить», «торопиться» или даже «удаляться».

– А, – сникла я, поняв, что пытаться подловить мисс Хэвишем все равно что пробовать пришпилить призрак Банко[30] к кофейному столику. – И правда можно.

– Слушай, – сказала мисс Хэвишем, чуть смягчившись, – если бы бегство убивало граммазитов, уже ни одного бы не осталось. Побеждай – и не ошибешься. Только не пытайся таким образом отгонять прилагательноядных или союзоглотов: они, скорее всего, прицепятся к глаголу и сожрут тебя.

Лифт остановился на одиннадцатом цокольном. Дверь открылась, и в кабину вошла огромная Расписная Ягуариха с сыном, у которого вся подушечка правой передней лапы была утыкана иголками. Он горько жаловался на ежа и черепаху, которые обманули его и сбежали. Мамаша Ягуариха в расстройстве только качала головой и возводила очи горе. Затем она повернулась к сыну.

– Ах, сыночек, сыночек, – заговорила она, изящно помахивая грациозным хвостом. – По-моему, ты делал то, чего тебе не следовало делать.[31]