Страж Порядка - Андрей Расторгуев

Интересный фикус. Они что, усилия объединяют? Струсили? В любом случае не мешало бы поспешить.

И Страж бросился в клубящую черноту, испытывая смутное беспокойство, перерастающее в тревогу по мере приближения к центральной фигуре композиции. Он почти физически ощутил стремительное течение безвозвратно упущенного времени, и лишь за долю мгновения до того, как врезался в успевших слиться и стать одним огромным чудовищем пятерых демонов, понял, что безнадёжно опоздал.

Ох, какая боль!

Удар был страшен. Будто на мчащемся на полной скорости автомобиле врезался в бетонную стену. Разом покинули все чувства, оставив тягучее ощущение дикой боли. Сознание помутилось. Ничего не видя перед собой, кроме пульсирующих молний, слыша только звенящую тишину, Страж изо всех сил пытался как можно скорее избавиться от мучительных последствий контакта с Мраком. Ведь мало выгнать демонов, их надо ещё и не пустить назад, а лучше всего загнать обратно в Хаос. Но чем дольше Страж пребывает в беспомощном состоянии, тем сильнее вероятность того, что Мрак воспользуется моментом и безнаказанно сбежит.

Наконец чувства постепенно начали приходить в норму.

Когда вернулось зрение, Паша увидел мелькание теней вокруг себя. Монолитная конструкция, созданная Мраком, всё же распалась, не выдержав удара. Вращающиеся волчком тени часто проскакивали перед глазами, не давая возможности определить, сколько тут демонов, и кто из них кто. Похоже, досталось и Мраку. Вон как вертится, будто уж на сковородке. Значит, тоже испытывает боль. Это хорошо.

– Поединок! – прохрипел Манин первой подвернувшейся тени.

Перед ним возник Харя, внешне ничем не отличающийся от своего человеческого носителя. Выходца из Хаоса в нём выдавали чёрные, как ночь, глаза, и застывшая на губах улыбка-оскал. Он осторожно приближался, поигрывая тесаком внушительных размеров.

Возиться с мелюзгой Павлу не хотелось. Ему нужен Румеевский Мрак. Инстинкт подсказывал, что это сильный и самый опасный противник. Поэтому Манин быстро создал в руке нож и метнул, дополнительно подпитывая энергией полёт для увеличения скорости. Всё произошло мгновенно. Харя не успел среагировать. Лишь удивлённо смотрел, как нож, блеснув крутящейся сталью, впивается в грудь, входит сначала по рукоятку, а затем полностью исчезает в теле. Крови не было. Вместо неё из раны выплыла тьма, начав пожирать Харю, и вскоре на месте, где он только что стоял, растеклась небольшая лужица. Забурлила роем мелких тягучих пузырьков и ушла в землю.

– Поединок! – не теряя времени, Паша бросил вызов следующей тени.

Теперь это был Боб, вооружённый молотком. Точно таким, которым убил женщину и её сына. Какая скудная фантазия у Мрака. Ничего оригинального придумать не смог, но Павла разозлил.

На Боба обрушился удар огромной палицы с удлинённой рукоятью. Пригвоздив к земле, она раздавила его в лепёшку. В реальности такую палицу не то что создать невозможно, но и в руках не удержишь. А в Зыби – пожалуйста, маши, сколько влезет. Или нет? Кажется, Павел чувствовал усталость. После каждой манипуляции с Зыбью он терял долю силы. И боль уходила слишком медленно, частично возвращаясь при очередном трюке. Да, магические фокусы не проходят бесследно и забирают энергию. Но пока её хватало.

– Поединок!

Ухмыляющийся Сэт с тёмными же глазами раскручивал нунчаки, готовясь нанести смертельный удар. Здесь он владел ими не в пример профессиональнее. И не поймёшь, с какой стороны прилетит та или другая бита. С ним Павел тоже не церемонился. Опустил на голову Сэта в сотню раз увеличенный кулак, вгоняя в землю по пояс, ломая позвоночник сразу в нескольких местах. Дальше тот сам истёк чёрными ручейками в почву и растворился в ней.

– Поединок… – четвёртый вызов дался ещё тяжелее. Произнесённый с большим трудом, чуть не шёпотом, он заставил сомневаться в том, что был услышан.

Уже собираясь повторить, Паша увидел следующего противника. Вот, значит, кому принадлежал кастет: Чиж, надев оружие на пальцы, угрожающе постукивал им по открытой ладони второй руки, медленно надвигаясь на Стража. Ах ты, щенок! Его Паша просто схватил за горло и кисть с зажатым в ней кастетом, поднял над собой и, сильно раскрутив, зашвырнул куда-то далеко, не имея ни малейшего понятия о конечной точке приземления, если она вообще существовала. Оставалось надеяться, что эта точка была где-то в Хаосе, а то и дальше.

– Поед… ди… – Павел запнулся. Холодея, понял вдруг, что не в силах выговорить нужное слово.

Он опустился на голый, без единого намёка на следы растительности грунт Зыби, прекрасно понимая, что после этого уже не поднимется, но ничего не мог с собой поделать. Такой нечеловеческой страшной усталости Манин никогда не испытывал. К нему, колыхаясь, скользнула тень последнего демона.

С трудом приподняв голову, Паша в упор смотрел на Румеевский Мрак. Бесформенный, чёрный, тот приблизился, окутанный непроглядной темнотой, клубящейся рваными краями, словно потрёпанная мантия развивается на ветру, хотя в Зыби сейчас царит полное безветрие. Лица не разобрать. На месте глаз светятся красным два раскалённых угля, которые прожигают насквозь, царапая нутро, сея в груди невыносимую стужу.

Да, этот враг страшен и… силён.

– Надо же, – раздался над головой хриплый насмешливо-разочарованный голос Мрака. – Какое жалкое зрелище. Обессиленный Страж. А я надеялся тебя одолеть. Что ж ты так переусердствовал? Даже Поединок не можешь объявить? М-да, похоже, многовато я прихватил с собой братьев. Извини, не рассчитал. Кабы раньше знать, что совсем не умеешь ты силу беречь…

Выслушивая насмешки демона, Манин не оставлял попыток вызвать его на битву. Но взбунтовавшийся голос отказывался повиноваться. Что-то внутри противилось этому, подавляло рвущееся наружу стремление драться, душило собственную волю. В чём дело? Неужели он действительно так ослаб, что не может говорить?

– Ты… кто?.. – попытка произнести другие слова далась сравнительно легко.

– Что ж, давай знакомиться, – разразился демон суховатым смехом. – Это будет забавно. Братья зовут меня Гидон. А ты, насколько я в курсе, Клещ?

Под этим прозвищем Манина мог знать Румеев, или ещё кто из уголовников. Выходит, демон использовал знания своего носителя. Интересно, скольких он успел сменить до встречи с Павлом?

– Допустим, Клещ… А тебя Гидоном… в Хаосе прозвали?

– Нет. Там я ношу другие имена, а это использую только здесь. – Красные глаза придвинулись почти вплотную. – Теперь мы знаем друг друга, Страж. Восстанавливай силы и попробуй найти меня снова. До встречи, Клещ.

Тёмное существо резко взмыло вверх, делаясь прозрачным, пока совсем не исчезло в отдалении. Манин с досады попробовал плюнуть. Получилось. Слюна смачно плюхнулась на грунт и зашипела, пузырясь, как высокотоксичный химикат.

Медленно, но верно силы возвращались. Это радовало. К тому же они не потрачены впустую. Четверо демонов никогда больше не вернутся в Упорядоченное. Единственной ложкой дёгтя стал последний Мрак. Как там его… Гидон? Сумел, сволочина, избежать принудительной экстрадиции.

«Бывает, – успокаивал себя Манин. – Не ошибается тот, кто ничего не делает. Печальный урок… И всё же, как я опростоволосился? Видел же в Румеевском Мраке опытного, матёрого демона, но до конца не раскусил. Эх-х, Паша, Паша…»

– …Паша, Паша, Паша. Да проснись же ты, наконец…

Манина нещадно трясли за плечи. Склонённая на грудь голова моталась из стороны в сторону, грозя слететь с шейных позвонков и скатиться на пол.

Прикладывая невероятные усилия, он разлепил веки. Попытался сфокусировать зрение. Не вышло, перед глазами расплывались цветные пятна, которые дико прыгали. Паше удалось распознать в скачущем калейдоскопе край пульта и протянутые под него ноги. Свои ноги, непослушные, будто налитые свинцом. Тяжёлым и неповоротливым было всё тело. И головы не поднять. Он шевельнул рукой, пробуя отстранить назойливого трясуна. Не тут-то было. Соскользнув с подлокотника, рука повисла, как тряпка, и наотрез отказывалась подниматься. Не иначе, затекла. Оставался последний выход: послать приставучего ревнителя бодрствования куда подальше. Но вместо отборного мата деревянные голосовые связки выдали какой-то низкий гортанный звук, напоминающий недовольное ворчание.

– Проснулся? – дежурный, который и оказался тем самым будящим фактором, приподнял ему голову, заглядывая в открытые глаза. – Наконец-то. Ну, ты и вырубился. Насилу растолкал. Шёл бы отдыхать, а то свалишься где-нибудь, расквасишь нос, отвечай потом за тебя. Чего сидишь? Топай, говорю. Место рабочее освободи.

Еле-еле подтянув ноги, Павел с трудом, не без помощи дежурного, встал с кресла. Чувствуя, что его пошатывает, опёрся на пульт. Постоял немного, приходя в себя, подумал и развернулся в сторону камер.

Там царила тишина. Почти идеальная, если не считать негромкого стона за средней дверью, где содержался Румеев.