Мышеловка для босса (СИ) - Колесникова Вероника

Маша раздраженно проглотила яростные слова, которые были готовы сорваться ее губ по поводу трудовой дисциплины, низкой обучаемости абсолютно не мотивированной в работе секретарше, а потом вдруг выпалила:

— Не скажу никому ничего, если ты возьмешь меня с собой!

Виктория удивленно замерла. Она даже рот немного прикрыла от удивления — раньше Маша думала, что это такое образное, книжное выражение, но нет, вот прямо перед ней Вика приняла именно эту позу. Рот приоткрыт, рука застыла на уровне груди, вторая повисла плетью.

— Ты серьезно хочешь пойти со мной? — у нее даже голос изменился. Стал более… нормальным, что ли?

— Хочу! — выпалила Маша, глядя снизу вверх на Вику, как будто просила о чем — то жизненно важном.

Вика как будто даже растрогалась от этой пантомимы Маши, потому что сказала довольно мягко:

— Хорошо, пойдем вместе. А ты не боишься? Вдруг я на свидание с толпой мужиков пойду? А вдруг в притон какой? Или еще хуже — иду домой, чтобы банально выспаться? — она подмигнула, отходя к своему офисному креслу.

Маша, решившая сначала, что Вика собралась просто-напросто пройтись по магазинам (чего еще ждать от девушки, которая целый день ничего не делает?), пожала плечами:

— Я согласна на все.

— А как мы уйдем с тобой вдвоем с места? Нас не хватятся? — вдруг спохватилась Вика, и теперь уже Мари смотрела на нее как бы сверху вниз, как на несмышленого птенца в гнезде.

— Не хватятся. Я настрою звонки мне на сотовый телефон, а на двери повесим записку, что у нас. не знаю, что мы в здании. Вышли на пять минут. Мы что, не люди? Не имеем права?

— Ах, ну если такое возможно…

Маша почувствовала, как из живота к груди, прямо к горлу, подкатывает необычное, волшебное чувство. Такое, какое она ощущала всегда, когда выпадал первый снег, скрывая

ленивыми снежинками черную, серую, бурую землю у дома. Это значило, что впереди ее ждет что-то новое, неизведанное, и оттого притягательное.

— Наверное, возможно, — буркнула себе под нос Маша ответ на Викин вопрос. — В теории…

Спустя полчаса после того, как Александр Владимирович, даже не соизволив предупредить секретарей, во сколько его ждать обратно, отбыл в известном направлении, девушки в спешном порядке поднялись со своих мест, схватили сумки, свернули плащи и, хихикая от спешки, с некоторыми приключениями выскочили из здания.

Стекло и бетон офиса «Опережающего развития» укоризненно смотрели на смеющихся девушек, которые грузились в такси. Маша бухнулась на заднее сиденье, и так торопилась уехать, что прищемила себе верх гульки. На ходу открыла дверь, и снова хлопнула ею, увидев, что на двери осталось несколько длинных белых волос — цена расплаты за побег с работы.

Вика смеялась с переднего сиденья, растеряв свою вальяжность, от того, что они чуть не попались руководителю аппарата, которая имела привычку смотреть со своего окна на входную группу здания, отслеживая входящих — выходящих сотрудников. Иногда ей везло, и зоркий орлиный взор засекал опоздавших, прогульщиков, курильщиков, бездарно тратящих рабочее время, которое компания оплачивала в полном размере, и те были жестоко наказаны. Девушкам же повезло — в то время, когда грозная женщина ехала в лифте наверх, они спускались вниз.

Прошмыгнув мимо охранника, поймали такси и сейчас радостно переживали свой удачный побег.

Вика повернулась вполоборота к Маше и спросила:

— Ты как?

Вместо ответа Мария показала большой палец.

Виктория хмыкнула и подмигнула ей.

То, что сейчас происходило, казалось Маше кадром из фильма. Все было как-то волнительно, свежо, и желудок выплясывал одному ему понятные танцы. Дыхание стало легким и поверхностным, и, если бы Маша сидела сейчас в кабинете, она бы заподозрила у себя тахикардию, но сейчас отчетливо понимала: дело в том, что она поступила неправильно.

Сбежала с работы.

Наврала начальнику.

Поддержала прогульщицу.

Уехала в неизвестном направлении.

Но именно благодаря совокупности всех этих действий ей было легко и радостно на душе. Щеки алели, глаза блестели, руки дрожали от предвкушения.

Наконец, автомобиль притормозил у серого двухэтажного здания с коваными фонарями, эффектно выделяющимися на фоне молоденьких зеленых листьев и белых снежинок распустившихся цветов яблонь.

Открыв автомобильную дверь нараспашку, Маша почувствовала, как на нее после душного салона пахнуло головокружительным весенним ароматом города: пахло цветущими деревьями, особенной придорожной пылью, свинцовыми грозовыми облаками и сочной травой.

Девушки вошли в здание и оказались в узком белом коридоре со множеством комнат. Вика уверенно шла вперед, а Маша спешила за ней, чтобы не отстать и не пропустить все самое интересное.

— Извините, мы опоздали, — Вика обратилась к кому-то в одном из кабинетов. — Маша, проходи скорее, и тише!

Девушки бочком и очень аккуратно вошли в комнату, наполненную людьми. Женщины разных возрастов, комплекций, совершенно не похожие между собой, сидели перед мольбертами и старательно рисовали акварельными красками.

Некоторые подняли головы и, улыбаясь, поприветствовали девушек, а кто — то продолжил одухотворенно творить.

В комнате пахло немного химией и немного булочками, к запаху кабинета примешивались ароматы разных духов и сирени, красивые, спелые гроздья которой стояли на небольшом возвышении, чтобы быть в центре внимания художниц.

По кабинету, заполненному женщинами, плыла легкая музыка, видимо, для того, чтобы настроить дам на нужный лад.

— Приходите, девушки, — к ним подошла невероятно красивая, ухоженная женщина. — Вот ваши места, я вам помогу.

Вика сразу же поставила сумку на стол рядом, и присела к своему мольберту. Маша последовала ее примеру.

— Меня зовут Татьяна Ивановна, и я помогу вам, — тихонько, чтобы не мешать, наклоняясь то к одной, то к другой, сказала женщина. — Наш вводный урок предназначен для всех желающих, я рада, что вы откликнулась и решили попробовать себя в стиле китайской живописи У-Син. У-Син — это пять элементов: вода, огонь, дерево, земля, металл и каждому из них соответствует пять мазков, при помощи которых художник творит свои картины. Эта техника поможет вам освободиться от шаблонов, раскрыть в себе креатив, получить заряд творчества. Женщине это особенно необходимо.

Говоря это, она огладила взглядом Машу. Но — ласково, с примесью жалости и каким-то затаенным, похожим на материнское, чувством.

Она взяла кисточку, обмакнула ее в воду, потом — в красный кружок акварели и провела тонкий слой на белом листе.

А потом взболтала в воде щеточку кисти, смывая краску, и протянула ее Маше.

Девушка почувствовала, как по спине ее пробежали мурашки. Вся эта атмосфера: аромат сирени, легкая и ненавязчивая китайская музыка, преподаватель с проницательным взглядом, — была очень странной, необычной, нетипичной, но, самое главное, не внушающей страх, не пробуждающей боязнь.

Она будто стала героем Киану Ривза в «Матрице», когда он пришел к предсказательнице. Было точно такое же чувство, будто бы здесь и сейчас она получит ответы на свои невысказанные вопросы.

Маша посмотрела на лист бумаги, поделенный красной полосой. И теперь эта полоса уже не казалась ей просто краской, эта линия — красная на белом — стала своеобразной чертой-разграничителем. Она делила ее жизнь на до и после.

— Девушки, обратите внимание на мои слова, — преподавательница отошла от Виктории в сторону букета на постаменте. — Цветы на картине — это не просто цветы. Это символ, образ. И мы должны попытаться попробовать разгадать его. Для художника очень важно научиться понять себя, и разгадывать загадки природы. Рисовать цветы только для того, чтобы получилась красивая картинка — это неправильно, неверно, банально! Художник должен рисовать для того, чтобы познать природу. Потому что путь художника у-син неотделим от пути познания.

Она говорила артистично, увлеченно, но Маша не слушала: она водила кисочками по листу, добавляя красок, воды, смешивая цвета.