«Тайфун»под ударом - Роман Алехин

— Американцы нас со спутника в инфракрасном диапазоне сейчас наверняка отслеживают… — блеснул знаниями лейтенант.

— Пусть отслеживают. Уйдем на глубину, никто нас видеть не будет.

Лейтенант Дима Головин по прозвищу «Голова» откровенно радовал командира. Дима с отличием закончил Тихоокеанское военно-морское училище и за период береговой службы успел проявить себя не только как специалист штурманской части, но и как отличный специалист по электротехнике. Он за несколько минут нашел неисправность в одной из четырех гидролокационных станций гидроакустического комплекса корабля, над поиском которой три дня безуспешно бились восемь опытных офицеров, за плечами которых было по несколько сложных «автономок». Правда, на крейсере мало кто знал, что Головин имел в своем активе двенадцать авторских свидетельств за изобретения в области электроники…

— Ну что, лейтенант? — повернулся, наконец, Васильев к Головину: — Начнем?

— Валяйте, товарищ каперанг, — развязно отозвался помощник штурмана. На подводном флоте допускались такие вольности…

Васильев усмехнулся и в тангенту переговорного устройства сказал:

— Вахтенный! Объявляйте учебную тревогу. Вводная — пожар в отсеке!

— В каком отсеке? — поинтересовался вахтенный, но командир намеренно не стал ему отвечать и отключился. Теперь в каждом из девятнадцати отсеков крейсера начнется борьба за живучесть корабля…

— А вот мы теперь и проверим, кто на что горазд, — Васильев улыбнулся и полез вниз.

Еще через полчаса ТК-205, задраив люки, плавно вошел в холодную пучину Баренцева моря. Огромное тело ракетоносца, преодолевая жуткое сопротивление воды, словно исполинский кашалот уходило в глубину. Несколько мгновений и бронированное ограждение рубки скрылось под мелкой шугой. Пару минут крейсер шел под перископом, но вскоре исчез и он.

Одинокая промерзшая чайка шарахнулась от непонятной страшной тени, с глубинным рокотом мелькнувшей прямо под ней. Она энергично набрала высоту и еще раз посмотрела вниз. Это точно была не рыба. Чайка никогда раньше не видела таких больших рыб. К тому же рыбы не оставляют за собой буруны…

Проверять знания экипажа Васильев решил начать с реакторного поста. Стас долго проверял знания смены по действиям в нештатной ситуации, при пожаре, при затоплении отсека, при повышении радиационного фона. Подчиненные отвечали правильно и у командира появлялась твердая уверенность, что случись что — они смогут выправить ситуацию. А ведь тяжелые ситуации на атомоходах случаются довольно часто. Вроде бы уже все изучено, все опробовано, но нет-нет, да происходят аварии связанные с реакторами подводных лодок. В 1985 году Васильев, будучи тогда еще молодым офицером, принимал участие в ликвидации аварии на атомной подводной лодке К-431 Тихоокеанского флота, на которой во время устранения мелких неполадок после перезагрузки активной зоны ремонтная смена при подъеме крышки реактора не заметила, что вместе с крышкой вверх пошли компенсирующие решетки. В мгновение ока в активной зоне реактора началась цепная реакция, вскипел теплоноситель и паровым взрывом был практически уничтожен реакторный отсек и все десять человек, находившихся в нем…

В память о тех днях остался набор болезней, который иногда вылезал наружу, как бы Стас их не прятал, не желая расставаться с любимой профессией подводника. Зато после тех событий Васильев как никто другой чувствовал всю меру ответственности за состояние реакторов, да и всего вверенного ему подводного крейсера.

Стас лично проверил показания всех приборов, после чего несколько минут смотрел на экраны контроля правого реактора. Подчиненные стояли сзади и не могли видеть его восхищенного взгляда. Васильев как никто другой знал реальную титаническую мощь тех сил, что находились сейчас в каких-то трех метрах от него за целым набором стен физической и биологической защиты ядерного «котла».

Обойдя все отсеки и лично проверив знания экипажа по действиям в нештатных ситуациях, Васильев вернулся на центральный пост.

— Глубина? — спросил он, не поворачиваясь к рулевым.

— Пятьдесят.

— Под килем?

— Тысяча сто.

— Погружаемся на сто.

— Есть погрузиться на сто… — отозвался находящийся у манипуляторов управления боцман.

Тут же последовала команда:

— Рули вниз на пять градусов…

Головин почувствовал мелкую дрожь, пробежавшую по спине, когда вдруг появился и стал увеличиваться дифферент на нос. Палуба стал уходить из-под ног. Так глубоко ему еще не приходилось «нырять». На практике, на четвертом курсе военно-морского училища, ему довелось пройти одну шестидесятисуточную «автономку» на стратегическом ракетном крейсере К-433 Тихоокеанского флота, но так глубоко К-433 не нырял. Почти всю «автономку» К-433 провел на глубине 50 метров — именно с такой глубины ракетоносец должен был, в случае получения соответствующей команды, произвести всеми своими шестнадцатью ракетами залп по целям, находящимся на территории Соединенных Штатов Америки.

— Что, страшно? — спросил его Васильев.

— Никак нет… — помотал головой лейтенант.

Дима опасливо посматривал на переборки и закрытый декоративными пластиковыми панелями борт корабля. За бортом, всего лишь за сталью и титаном толщиной в несколько сантиметров, была смерть. Давление воды на такой глубине могло убить человека в считанные доли секунды. И если вдруг вода ворвется в отсеки ракетного крейсера…

Головин не раз видел один и тот же сон: как будто он стоит в одном из коридоров атомохода, а по коридору к нему одним мгновенным хлопающим ударом идет стена пенной воды. Миг и вода захлестывает его, и огромное давление сжимает грудь, выдавливает легкие, глаза, и застывший в воде крик уже никогда не сможет позвать на помощь. Дима предполагал, что если дело дойдет до воды в отсеках, то освещения, на гибнущем крейсере, скорее всего уже не будет и поэтому он никак не сможет увидеть несущуюся стену воды, но от этого понимания лучше ему не становилось. Хотелось верить, что если это вдруг произойдет, то смерть будет легкая и мгновенная…

Лейтенант помотал головой. Еще сейчас не хватало этого сновидения. Но статистика — вещь точная и не всегда радостная. В мире погибло значительно больше подводных лодок, чем это принято думать. Даже в мирное время подводные лодки гибнут с пугающей периодичностью. Еще не остыла в памяти гибель у острова Медвежий подводного истребителя К-278 «Комсомолец» с большей частью экипажа, еще не забылись пожары на лодках, в результате которых только за последний год погибло полсотни моряков, никогда не забудутся аварии ядерных реакторов, натворившие столько бед…

Всегда Дима думал об этом и это постоянно давило на психику, заставляло работать так, чтобы не пропустить никакой мелочи, никакой, казалось бы, несущественной детали. Ведь всякая мелочь может привести к катастрофическим последствиям. Особенно в закрытом пространстве длиной сто семьдесят и диаметром двадцать метров, находящемся во враждебной среде и несущим внутри себя два ядерных реактора, двадцать баллистических ракет с двумястами ядерными боеголовками, десять управляемых торпед, четыре ракето-торпеды «Водопад», две подводные ракеты «Шквал» и полторы сотни моряков, каждый из которых в любой момент мог допустить роковую ошибку, способную обратить все вышеперечисленное в ядерную катастрофу мирового масштаба, которую жители планеты Земля раньше никогда видеть не могли.

Совсем недавно в соседней дивизии атомных ракетных крейсеров реакторная смена не заметила небольшой утечки теплоносителя второго контура — поленилась произвести положенные при сдаче смены замеры радиационного фона. Автоматический контроль в это время проходил регламент и не работал. Заступившая смена замер не произвела, поверив докладу сменяемой смены. Через восемь часов утечка теплоносителя приняла такие масштабы, что повышенный фон радиации был зафиксирован в турбинном отсеке. Пока разобрались откуда «ветер дует», половина экипажа получила тяжелые дозы облучения. А все из-за обыкновенной халатности и ротозейства. Лодку поставили в док на дезактивацию, которая закончилась тем, что великолепный дорогостоящий ракетоносец был списан из состава Северного флота и в настоящее время ждал в отстое своей очереди на разделку. Лень лейтенанта из реакторной смены провести контрольный замер обернулась для великой страны утратой атомного подводного ракетоносца, шестнадцати баллистических ракет и изменением расписания и без того не частых выходов на боевое патрулирование. Это были наиболее легкие последствия. Вот если бы в результате утечки теплоносителя реактор вышел из строя, тогда бы все могло обернуться куда как хуже. Пример бомбардировки Хиросимы стал бы для всего мира лишь легкой усмешкой…