Сокровище чародея - Наталья Николаевна Александрова

– А я знаю? Видела только, что худой такой, лет сорока, одет во все черное – брюки, водолазка, и сам черный, волосы густые, вьются, а главное – глаза… Как отнял он руки от лица, да как глянул на меня, я так прямо обомлела. Глаза черные, как у цыгана, глубоко запавшие, и такое в них светится…

– Злоба?

– И не злоба даже, и не ненависть, а зло вселенское. Вот, честное слово, девочки, неверующая я тогда была, а рука сама поднялась перекреститься! А он посмотрел так на меня, скривился: это, говорит, что за чучело? А я и забыла, что из ванной в халате вышла и полотенце на голове. А Лариса испуганно так отвечает, что это соседка, она ничего не знает, посторонняя, в общем, женщина. А я говорю, что милицию уже вызвала, у нас отделение за углом, так что они быстро приедут. А он вроде меня и не слышит, по комнате шарит, а там и так жуткий кавардак, все шкафы раскрыты, все вещи вывалены на пол и посуда битая валяется. У Ларисы-то всегда порядок был, хозяйственная она была женщина, земля ей пухом… А этот тип вдруг как зарычит: «Вот же она, вот!» – и достает из-под дивана шкатулку. Это я потом поняла, что шкатулка, а так смотрю – вроде ящичек какой-то небольшой. И глаза у него прямо дьявольским огнем горят, вот не поверите, но так и было. И он вроде к двери подался со шкатулкой этой, а потом вдруг встал перед Ларисой и говорит: «Открывай! Где у тебя ключ?» А она отвечает: «Да пошел ты! Получил свое – так и проваливай!» А он посмотрел так на нее с подозрением, да как хватит шкатулку об пол! Она и раскрылась, да оказалась пустая. Ага, он рычит, обмануть меня захотела, да я ж тебя сейчас… А Лариса смотрит на шкатулку в полном изумлении, а потом так с торжеством и говорит: «Тебе она не достанется! А куда делась – я понятия не имею, можешь меня хоть пытать, хоть убить – ничего не знаю!» И встала. А я смотрю – у нее в глазах решимость такая, что дорого жизнь свою она продать собирается. Ну, думаю, и я помогу, вдвоем-то мы отпор этому гаду дадим. Зонтик на изготовку – и вдруг звонок в дверь. Я как заору: «Милиция, милиция!» Этот и поверил, бросился к двери, меня по дороге толкнул, я упала, а он дверь входную открыл, а сам за дверью спрятался. Думал, там и правда милиция, а это управдом Калерия Ивановна квитанцию по квартплате принесла. Он как выскочит в дверь, да и был таков. А Калерия заходит: «Что это у вас такое? Что за мужик убежал?» А я вижу – Ларисе плохо совсем, я кое-как на ноги поднялась, в коридор вышла, еле Калерию из квартиры спровадила, ну, за это время Лара в себя малость пришла, в комнате прибралась. Лина, говорит, Богом прошу, ничего не спрашивай, тебе же лучше будет. И такие у нее глаза были, что у меня все вопросы в горле застряли. Ну, потом Петька из школы пришел, потом муж ее. Что уж она им сказала, о чем они говорили – мне неведомо. А только через три дня она меня огорошила на кухне: уезжают они. Я: как, что, зачем? Мать, говорит, больна, телеграмму получили. А только я точно знаю, что никакой телеграммы не было, я у Маруси-почтальонши спросила. Ничего, говорит, я Квадратовым не приносила, ни письма, ни телеграммы. Ну, уехали они, адрес мне Лариса оставила, я и написала через пару недель: как вы да когда вернетесь? А мне в ответ письмо от соседа – так, мол, и так, нет больше Квадратовых, убили всю семью, зарезали ночью. И собаку его отравили. Ну, я поначалу не поверила. Ну кто в такое поверит? А как дошло до меня – так три дня проревела. С работы мастер меня отпустил, отдыхай, говорит, Лина, а то в таком состоянии еще что-нибудь не то в тесто заложишь, неприятности большие могут быть. Ну я и сидела дома три дня, в себя пыталась прийти. Да ты, Алла, помнишь, я как раз тогда тебя с матерью встретила.

– Ну да…

– А потом прознала про это Калерия Ивановна, обратилась в официальные органы, да и приходит как-то ко мне вечером. Так и так, говорит, жилплощадь их отошла государству, так что будем вселять нуждающихся. И завтра, говорит, приду, официально двери в их комнаты опечатаю. Ушла она, а я всю ночь в комнатах убиралась. Мало ли, думаю, какие люди въедут, все на помойку выбросят, так я вещи носильные два тюка снесла в церковь, пускай бедным достанутся, книжки Петькины в библиотеку пристроила, но это потом, а тогда вдруг нашла я под кроватью ту самую шкатулку, из-за которой шум такой был. Тот злодей, видно, как узнал, что шкатулка пустая, так ее и бросил. И вот решила я взять ее на память. Все равно ведь выбросят потом. И пока убиралась, собрала все бумаги, что под руку попались. Фотографии Петькины, еще что-то… Вдруг, думаю, что нужное? Хотя кому это теперь нужно, когда семья мертва… В общем, наутро Калерия явилась со слесарем, замки поменяла, а потом по знакомству вселила свою племянницу с мужем и двумя детьми. Да только недолго они прожили, завод, где я работала, эти комнаты забрал, и стали жильцы меняться. Тут уж и я решила, что пора мне из коммуналки выбираться. Десять лет на заводе в очереди стояла. И дождалась… – Тетя Лина обвела рукой кухню, а затем выдвинула ящик кухонного стола и достала оттуда шкатулку. – И вот что, девочки, заберите ее себе, раз уж такой разговор у нас, что Квадратовых вспомнили.

Надежда внимательно рассмотрела шкатулку: старая, потертая, да еще и крышка плохо закрывается. Ну да, говорила же тетя Лина, что тот тип грохнул шкатулку об пол. Ну, умели все же тогда делать вещи, раз не развалилась совсем. На крышке едва просматривался герб: поле, разделенное на четыре части, на двух – какие-то птицы, только головы у них странные, а еще на двух – деревья. Да не простые, а как будто ветер на них дует.

Внутри лежали какие-то бумаги. Надежда перехватила взгляд Алки, брошенный на часы, и поняла, что разглядывание бумажек следует отложить.

С тетей Линой распрощались очень сердечно.

– Что думаешь теперь делать? – спросила Алка непривычно