Охота на клона - Фрэнсис Вилсон

— Только не говори, что хочешь жить так, как они!

Он смотрел на уходящих рабочих большими, круглыми, задумчивыми глазами. Уголки губ опустились вниз; я с трудом расслышал, как он прошептал:

— Я был бы счастлив.

Вот что совершенно необъяснимо. От удивления я на некоторое время лишился дара речи. Потом до меня дошло.

Я разглагольствую о сопротивлении системе перед пацаном, который всю свою жизнь борется за существование в теневой экономике. Ему ни за что не взобраться даже на самую нижнюю ступеньку социальной лестницы, как бы сильно ему этого ни хотелось, как бы он ни стремился подняться, как бы ни старался. Он находится на самом дне, и оттуда нижняя ступенька видится раем.

Жаль, что у меня лицо не размалевано белым, что у меня не красный нос, а в руках нет мандолины. Я — настоящий идиот. Шут гороховый!

Внезапно у меня пропал аппетит. Я отдал мальчишке свой второй блинчик. Он взял его, но съел медленно.

Доев, он спросил:

— Чего теперь?

Я не знал. Выдохся. Я понимал, что мы еще не закончили поиски здесь, в «Северном Бедекере», но мне не хотелось возвращаться в Бруклин, чтобы пришлось завтра утром снова лететь сюда. Мне захотелось извлечь всю выгоду из сегодняшнего путешествия.

— Назад, к справочнику, — приказал я. — Мы просмотрим все фирмы в средней части здания, одну за одной, изучим эмблемы всех предприятий, расположенных в «Северном Бедекере», пока не найдем что-то похожее на комету.

— Может, ошибся, — возразил он.

— Насчет кометы? Не думай, что мне не приходил в голову такой вариант. Именно поэтому ты не уйдешь домой, пока не уйду я.

Мы уселись у справочной панели, вызвали на экран список всех фирм в алфавитном порядке и пропустили их через голокамеру. У меня уже мутилось в глазах, когда мы прошли букву «М». Вдруг Эм-Эм схватил меня за рукав.

— Вот, сан! — Он подпрыгивал на месте и показывал пальцем. — Вот! Оно!

Я открыл глаза и уставился в экран. Увидев название, я похолодел.

«Невронекс».

Но эмблема там была не такая, как надо.

— Здесь нет кометы!

Парнишка водил пальцем по экрану, тыча в логотип «Невронекса». Он почти визжал от возбуждения:

— Есть, сан! Вот!

Тут я понял, что он имел в виду. Под названием «Невронекс» был нарисован стилизованный нейрон с длинным аксоном серебристо-серого цвета. Действительно, похоже на комету.

Нашли!

Я заметил, что парнишка взирает на меня чуть ли не с обожанием.

— Ты очень умный, Дрейер-сан!

— Если бы я был по-настоящему умным, — ответил я, пытаясь скрыть ужас, который я испытал при виде эмблемы «Невронекса», — я бы не впутался в это дело!

— Где они?

— Не важно, — заявил я. — Все равно они сейчас закрыты. Откроются завтра. Тогда я туда и отправлюсь.

— Я с тобой…

— Нет! Я пойду один. Понял? Ты не попадешь в контору «Невронекса». Туда не пускают несовершеннолетних. Ты нас выдашь, если пойдешь. — Я встал. — Пошли. Пора возвращаться.

Он надулся; я потащил его на платформу. Мы сели в кабину пневмотрубы, и почти всю обратную дорогу я тупо смотрел на вереницу сигнальных огней за прозрачными стенками и в темноту в промежутках между станциями. Я думал о «Невронексе».

«Невронекс»! Я даже не вспомнил о них — вероятно, потому, что не хотел натыкаться на их название.

Из всех возможных мест… Почему именно «Невронекс»?

Что-то стукнуло меня по плечу. Я огляделся и увидел, что беспризорник заснул и во сне прислонился ко мне. Остальные пассажиры, наверное, думали, что он мой сынишка. Во сне он дрожал. Я положил ему руку на плечо. Просто чтобы внешне все соответствовало.

IX

— Мне на следующей выходить, — сообщил я, расталкивая мальчишку. Он зевнул, потянулся, наступил мне на ногу.

— Устал, — сказал он. — У тебя посплю, сан?

Я покачал головой:

— Ничего подобного.

Он удивился.

— Пожалуйста! Устал. Никогда не спал в квартире.

— Ты не много потерял. Не все ли равно, где спать, — лишь бы заснуть. И потом, мне надо работать. Не хватало только, чтобы под ногами путался беспризорник.

— Я могу помогать, — заявил он, старательно выговаривая слова.

Я понял: малыш привязался ко мне, ходит за мной, как утенок за уткой. Пора немного отстраниться.

— Нет, не можешь. Загляни ко мне в офис через пару дней. Может, тогда я что-нибудь тебе сообщу.

Кабина остановилась, и я вышел. Удаляясь, я спиной чувствовал на себе его обиженный взгляд; тем временем пневмотруба уносила его все дальше. Я мог бы привыкнуть к обществу других людей, но сегодня мне необходимо было побыть одному. Без свидетелей.

После того как я узнал, что «комета» Эм-Эма — на самом деле часть эмблемы «Невронекса», я принял важное решение. Очень важное. Но пока не был уверен, что готов изменить свою жизнь.

Много лет назад именно в компании «Невронекс» я подключился к дискеткам. И вот оказывается, что «Невронекс» или, по крайней мере, один из его филиалов каким-то образом причастен к похищению и гибели двоих беспризорников. Спрашивается: почему именно я ухитрился узнать, кто похитил детей, зачем и где находятся похитители.

Следовательно, необходимо проникнуть в «Невронекс» и задать им ряд вопросов, не возбуждая чрезмерного подозрения. Для меня существует надежный способ добиться желаемого, а именно: потребовать разблокировки.

Не слишком радужная перспектива. Я давно собирался это сделать, готовился стать обычным человеком… но не сейчас, а когда-нибудь потом. Не так быстро. Может быть, через год. Может, в следующем квартале. Но уж точно не завтра.

Не завтра, понятно вам?!

И все же… как иначе я попаду в «Невронекс»? Я голову сломал, пытаясь что-то придумать, но все без толку.

Плюхнулся в новое кресло-трансформер, такое же, как у Элмеро, и нажал кнопку, чтобы кресло приняло форму моего тела. Я сидел и смотрел в коридор через зеркальную дверь. Присматривался, прислушивался, но там все было тихо, поэтому я подкатился к шкафчику с дискетками и открыл его. И долго смотрел на маленькие золотые диски. За долгие годы я истратил на них целую кучу денег. Некоторые уже выдохлись, но я все равно их не выбрасывал. Может, из-за ностальгии. Добрые старые времена — тогда мне надолго хватало одного простого оргазма. Постепенно я перешел на двойные, потом тройные. Последнее мое приобретение — оргия с участием пятерых; здесь можно произвольно замедлять скорость. В конце концов серия мелких взрывов завершается одним финальным мощным аккордом.

Я выбрал эту дискетку из кучи и прикатил в центр комнаты, развернувшись спиной к голограмме Линии. Когда кресло приняло лежачее положение, я вдруг засомневался.

Может, не стоит? Я внушал себе: держись! Ты целый год постепенно отвыкал. Уже три недели продержался без дискеток. Рекорд! Все равно что очистился. Зачем все возвращать? Послезавтра тебе будет гораздо легче, если сейчас ты закинешь проклятую штучку обратно в ящик и пойдешь спать.

Веские доводы. И вполне разумные. Но никакие разумные доводы не тянут против крохотного фактика: завтра, после того как меня разблокируют, у меня уже не останется выбора — разве что я решусь зашиться повторно. Но повторная блокировка возможна только через полгода. Сегодня — последний день. Послезавтра я стану таким же, как большинство моих сограждан, за одним исключением: некая часть меня настолько огрубела за долгие годы использования дискеток, что эту броню не преодолеть ни одному живому существу. Некая важная часть меня навечно — или почти навечно — онемеет. Мне необходим последний толчок, последний удар — чтобы вспомнить добрые старые времена. Так сказать, лебединая песня. И никакие разумные доводы не заставят меня сегодня отказаться от дискетки.

Я вставлял дискетку в ямку за ухом, когда уловил за дверью движение. Рука замерла на полдороге. Подкидыш! Он тихо крался по коридору к моей квартире. Я почувствовал, как у меня сводит челюсти. Если маленький паршивец решил, что вломится ко мне и начнет хныкать и умолять пустить его переночевать, он жестоко ошибся. Мне нужно побыть одному, хотя бы на…

Он не постучал и не позвонил. Просто некоторое время стоял и смотрел на дверь, а потом опустился на пол и свернулся калачиком спиной ко мне.

Маленький надоеда собрался расположиться на ночь за моей дверью, не ставя меня в известность о своем намерении!

Сквозь прозрачную дверь мне было видно, как ритмично движется в такт дыханию его тощая спинка; мальчик засыпал. Я сжал дискетку в кулаке. Я все еще мог ее поставить, как собирался. Моя дверь звуконепроницаемая, и он даже не догадается, чем я занимаюсь.

Но я-то знаю, что он там!

Я долго смотрел на мальчишку. Он казался таким хрупким — лежал у моей двери и ворочался, устраиваясь поудобнее. Я представил, что он всю ночь проведет на жестком полу, под холодным белым светом, пока я буду сладко спать в затемненной квартире.