Если верить в волшебство - Дебора Симмонз

И мгновенно кровь Бенедика закипела, мысли смешались, а все преграды, сдерживавшие его до этой секунды, исчезли в волнах чувственного наслаждения. Сейчас он ощущал лишь сладость губ Ноэль, тепло ее объятий — и понимал, что она и есть тот свет, что выведет его из окружавшей доселе тьмы. И Бенедик перестал сопротивляться: погрузив пальцы в ее локоны, он глухо застонал, не отрывая от нее губ. Подобного блаженства он не испытывал никогда.

Только книжка между ними мешала ему стиснуть Ноэль в своих объятиях, чтобы полнее насладиться ее мягким податливым телом, а жалкий остаток здравого смысла удерживал от того, чтобы не овладеть Ноэль прямо здесь, на каменном полу своего замка, на глазах у слуг и гостей.

Безумию положили конец пронзительный хохот одной из девиц и бесцеремонное напоминание Аларда, что и другие ждут своей очереди целоваться под омелой.

Тяжело дыша, Бенедик оторвался от губ Ноэль и потерся лбом о ее белоснежный лоб. Пальцы его, все еще удерживающие подаренную книгу, были крепко прижаты к высокой груди девушки, и он ощущал, как сильно бьется ее сердце. Вздрогнув, рыцарь решил, что нужно немедленно отпустить Ноэль, пока он снова не потеряет голову. Но даже сейчас, когда окружающая действительность вновь стала доходить до его сознания, он хотел лишь одного: схватить ее на руки и поскорее унести в свою спальню. И держать рядом всю оставшуюся жизнь.

Это открытие, это яростное, но абсолютно неприемлемое желание настолько потрясло Бенедика, что он наконец оттолкнул Ноэль. Он повернулся и, не оглядываясь на девушку, пошел к лестнице, стремясь как можно скорее найти успокоение в тиши своей опочивальни. Однако теперь он знал наверняка: отныне ему нет покоя.

Глава пятая

Вот уже битый час Бенедик стоял у пылающего очага, попеременно то радуясь приятному теплу в своих покоях, то порываясь залить пламя водой. Сейчас он должен сохранять хладнокровие и трезвость ума, чтобы посмотреть правде в лицо. А правда ужасна, невообразима, немыслима! Бенедик запустил в волосы пятерню и громко застонал.

Он страстно желает свою подопечную!

Этой ночью его вновь преследовали эротические сны, в которых он сжимал в объятиях обнаженную Ноэль. Прекрасная, как никогда, Ноэль извивалась под ним, и он овладевал ею снова и снова…

Проснулся он весь мокрый от пота, каждая клеточка его тела ныла и требовала удовлетворения.

До боли сжав зубы, Бенедик со всей силой впечатал кулак в каменный навес над очагом. И снова перед его внутренним взором предстала вчерашняя сцена под веткой омелы. Какой позор! Вот уже дважды он сорвался, забыл о своем положении, о слове, данном самому себе, — обо всем на свете, стоило лишь Ноэль поцеловать его! У всех на виду он вел себя постыдно, как какой-то похотливый юнец, и нет ему прощения в собственных глазах.

В чем Бенедик теперь не сомневался, так это в том, что ситуация едва ли не полностью вышла из-под его контроля. Все получается совсем не так, как он задумал. Хотел проучить свою подопечную, чтобы не думала к нему приставать. И чего же в результате добился? Она удвоила свои старания…

При этой мысли Бенедик покраснел. Он… он просто не мог не ответить на ее поцелуй. Ведь он живой человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Однако нельзя потакать ее прихотям, нужно разъяснить ей всю нелепость надежды выйти за него замуж.

Конечно, Ноэль будет не так-то легко свыкнуться с невозможностью стать его женой и хозяйкой Лонгстоуна, однако лучше расставить все по местам сейчас, не откладывая в долгий ящик, чтобы не наносить еще большую рану. С каждым следующим днем она становится все смелее, все настойчивей — и все больше привыкает к нему.

Следовательно, настало время поговорить с ней начистоту, решил Бенедик. Но как? Вернее — где? Не начинать же разговор прямо в главном зале, который она украшала с такой любовью еловыми лапами и цветами, где все дышало напоминаниями о том, какое желание загадала она на Рождество! К тому же там вечно толпятся слуги и гости. Да еще этот несносный Алард с его вечной самодовольной ухмылкой!

Вот почему Бенедик назначил ей встречу в своих покоях, где они могли бы разговаривать без нежелательных свидетелей, где с перекрытий не свисали ветки омелы и куда сам он явился гораздо раньше срока, чтобы еще раз все обдумать.

Утром, очнувшись от ужасного сна, который и породил в нем намерение положить всему конец, Бенедик пришел к выводу, что здесь им будет удобнее всего, но сейчас, когда он через плечо оглядел комнату, то ужаснулся: большую ее часть занимала огромная кровать под балдахином. И снова яркие, но непрошеные воспоминания нахлынули на него.

Крепко выругавшись, Бенедик оперся рукой о навес над очагом и прислонился к ней пылающим лбом. Покой и тишина. Вот что ожидал он встретить здесь. Но вместо покоя и тишины днями и вечерами его окружали шумные гости, а по ночам будоражили сны, которые никогда не снились ему раньше. Возможно, он просто недостоин отдыха?..

— Бенедик?

Застигнутый врасплох, Бенедик поднял голову и увидел стоящую в дверях Ноэль. Он настолько ушел в свои мысли, что не слышал ее шагов, но не это вызвало удивление на его лице. Ноэль впервые назвала его по имени, и голос ее прозвучал столь интимно, что мурашки побежали по спине Бенедика. Раньше из ее уст он слышал лишь «сэр Вильер», да «сэр рыцарь», но теперь фамильярное обращение подтвердило его правоту: дело зашло слишком далеко, и с этим надо кончать.

Бенедик напрягся, как перед серьезной битвой; вот только он не знал, объявлена ли война Ноэль, или же борьба идет внутри его самого.

Увидев, что она повернулась, чтобы затворить за собой дверь, Бенедик недовольно заворчал. Достаточно и того, что он уже корил себя за ошибку в выборе места для разговора, так не хватает еще и полностью уединяться с ней в опочивальне.

— Оставьте дверь в покое. Надеюсь, вы понимаете, что в мои намерения не входило запираться тут с вами, мне всего лишь нужно было укрыться от посторонних ушей, и потому я позвал вас сюда. Здесь нас никто не потревожит, будет ли закрыта дверь или нет.

Ноэль смотрела на него такими ясными синими глазами, столько в них было доброты и неподдельного любопытства, что Бенедик невольно вздрогнул. Как же она юна и невинна! — подумал он.

Неслышно выругавшись, он отошел от очага и произнес:

— Я вызвал вас сюда, чтобы сообщить: я больше не потерплю никаких представлений под омелой. С меня довольно.

Тут Ноэль удивленно вскинула брови, а он почувствовал, что внутри все снова загорелось, и, чтобы остудить пыл, подошел к окну, постоял немного спиной к Ноэль и вновь повернулся к ней.