Чертополох и золотая пряжа (СИ) - Ершова Алена

2.1 Клятвы и их исполнение

В лето тысяча четырнадцатое от дня Обмена Копиями король Николас, поддерживаемый сидами, казнил последнего непокорного лэрда и вернул под свою руку земли, так безрассудно розданные отцом. Богатство и древность рода отныне не имели никакого значения, а сесть наместником в феоде мог любой, верный короне кэрл[1]. Сдавшимся и примкнувшим к королевскому войску лэрдам сохранили фамильные усадьбы и позволили поступить на службу. Все замковые рвы были засыпаны, а тяжелые ворота сняты и отвезены в Бренмар в знак того, что перед королем все двери должны быть открыты.

Обескровленная знать зализывала раны, злобно косясь в сторону неожиданных союзников. Давным-давно, еще со времен появления туат де Данан на островах и их победе над местными жителями, завершившейся, как гласит легенда, обменом копьями: тонким, длинным со стороны сидов и толстым, массивным со стороны людей, волшебный народ не вмешивался в дела смертных. Лишь искусство и магия интересовали новых соседей. Они жили рядом, но не вместе с людьми. Однако молодой король нашел то, что их заинтересовало. Он пришел к самому Ноденсу, лесному царю, охотнику с Холмов, и заключил с ним сделку, пообещав за помощь в войне королевского первенца.

— Если бы ты посулил мне все земли и богатства своей страны, я бы и пальцем не пошевелил, — произнес повелитель сидов, — но кровь смертных — это великий дар, от которого никто из нас не смеет отказаться. Не знаю, кто надоумил тебя, но принимаю клятву и согласен, чтобы королевский первенец был моим. Ты же, Николас из каменного леса, получишь то, о чем просишь.

И вот рядом с королевским стягом о трех красных львах затрепетало знамя волшебного народа.

Мало кто из лэрдов поначалу принял молодого правителя всерьез. Только трое явились в лагерь на границе Бернамского леса. И один из них тут же пал замертво, стоило ему преступить защитную линию, начертанную сидами вокруг королевского кресла.

— Его земли я возьму первыми, — оскалился юный король, разглядывая отравленный кинжал, выпавший из рукава предателя. — Не убирайте пока это мясо, пусть лежит у моих ног.

Стоит ли говорить, что переговоры с двумя оставшимися лэрдами прошли легко. Хотя тем и так нечего было терять, кроме собственной головы. Из-за разразившейся междоусобицы за право уместить свое седалище на королевский трон их землям достались лишь голод да пожарища.

— Лэрд Умайл, лэрд Конна, я рад, что вы остались верны своей стране и королю, и не забуду того, что вы были первые из тех, кто встал рядом.

Двенадцать лет шла война. Двенадцать лет грязи, пота и крови. Двенадцать лет походов и сна на подстилках из мха. Двенадцать лет пожарищ и казней. И все эти годы два лэрда следовали за своим сюзереном, ни разу не напоминая о полученном обещании. Но всему когда-то приходит конец, и долгое противостояние, пресытившись человеческой крови, все же уползло в свою смрадную пещеру.

Прибыв в Бренмарский замок и сев на трон отца, к которому Николас поклялся не прикасаться до полной победы, король оглядел своих приближенных соратников. Тех, кому нынче предстояло поднимать страну из руин и пепла. Многие из них возвысились из простых кэрлов и бедных эрлов, некоторые лэрды прибились, когда исход войны стал очевиден. Но двое шли с ним с самого начала. Как отблагодарить их, чем одарить, не повторяя ошибок отца?

— Лэрд Конна, — король взял с подноса тяжелую золотую цепь, — я не забыл о своих словах, сказанных некогда на границе Бернамского леса. Твои советы были всегда мудры и своевременны, а потому даю тебе право именоваться моим первым советником и правой рукой. У тебя есть желание, которое бы я мог исполнить?

— Мой господин, — Лэрд Конна поклонился так, что подаренная королем, золотая цепь звякнула о каменный пол, — я помню твой запрет на раздачу земель, а потому прошу отдать мне в надел воду.

— Воду? Какая странная просьба. Зачем тебе вода?

— Очень просто: реки наполнены рыбой, как земля хлебом. Если ты дашь право владеть водой, я смогу кормиться с налогов на промысел.

— Что ж, пожалуй, это я могу исполнить. Лэрд Конна, за добрую службу я отдаю тебе в надел все реки и озера королевства! Теперь лэрд Умайл, — король взял с подноса вторую золотую цепь. — Твоя хитрость и умение видеть шаги наперед стоили многим нашим врагам жизни. А потому я хочу, чтоб ты стал моим вторым советником и левой рукой. Есть ли у тебя желание, которое я мог бы исполнить?

Лэрд Умайл с достоинством поклонился. Он оценил ход своего давнего друга, а ныне противника. Запросить себе вены страны. Такое сложно переплюнуть, хотя…

«Что ж, на каждого зяблика найдется своя сеть», — усмехнулся про себя лэрд, уже зная, что скажет.

— Ваше величество. У меня не просьба, а мечта и, если вы исполните ее, я буду самым счастливым отцом на свете. В моем имении подрастает дочь Давина. Она красива и образованна, а потому сможет стать вам отменной женой.

Король пригладил светлую бороду, вмиг сделавшись задумчивым.

— Может, у тебя есть другое желание? — спросил он наконец. — Все же тут не только моя воля, но и твоей дочери.

Лэрд Умайл нервно дернул щекой.

— Нет, милорд. У меня нет иных желаний. Я готов быть вашей левой рукой и служить вам верой и правдой до последнего вздоха.

— Ладно, друг мой. Пусть твоя дочь прибудет ко двору. Если она приглянется мне, и я не буду ей противен, то мы заключим брак.

Леди Давина Умайл славилась на всю округу своей красотой и кротостью. Выросшая в тиши и безмятежности фамильного дома, она слабо представляла, каков мир за стенами родовой усадьбы. Жизнь ее была наполнена лишь книжными переживаниями и древними героями. Тонкие девичьи пальцы никогда не держали ничего опаснее иглы, а маленькие ступни никогда не ступали по сырой земле.

Известие о том, что отец ее сосватал за самого короля, разбередило девичье сердце, разметало в пыль мысли. Пряные мечты лишали сна. Каков он, покоритель семи островов, легендарный воин, сумевший поставить под свой стяг волшебный народ? Силен ли он, как Сетанта[2], или прекрасен, как Ойсин Кумал, — их дальний предок, получивший от волшебного народа вечную молодость?

К великому огорчению леди Давины король Николас оказался не похож ни на одного из героев древности. Ни рыжей бородой, ни могучей статью не наградили его боги. Слишком молод, слишком худощав и жилист, а в русой гриве уже пустила свои споры седина. Колючие ореховые глаза смотрели цепко, по-стариковски, не улыбаясь, даже когда их хозяин смеялся.

— Вы прекрасны, леди, словно белый вереск, что мне довелось видеть в горах, — мягко произнес Николас, дотрагиваясь огрубевшими пальцами до мягкой девичьей щеки. Давина сглотнула огненный ком, и он растекся пламенем по телу. На руках выступили мурашки.

— В замке сквозняки, леди, — король снял со своих плеч меховой плащ и накинул его на тонкие девичьи плечи. — Я приказал вам выделить Восточную башню, она самая теплая.

Давина с благодарностью посмотрела на короля, и он утонул в бирюзовых волнах. Все слова, что он хотел сказать, все предостережения застряли, заскрежетали песком на зубах. Нет, он не откажется от такой красоты. Отныне он повержен и обезглавлен, пленен лазурью девичьих глаз.

— Ваш отец пожелал, чтоб вы стали моей женой, леди Умайл. Но я хочу услышать, желаете ли вы связать свою жизнь со мной?

— Я покорна воле отца своего, ваше величество. И для меня нет большей чести, чем стать вашей супругой.

Музыкой показался королю ее ответ и громом в голове пришло понимание, что первым мужчиной и отцом старшего ребенка будет вовсе не он, а Ноденс с Холмов.

«Может, сделать так, чтобы сид опоздал к первой брачной ночи?»

Весть о свадьбе герольды разнесли во все концы королевства, приглашая каждого, кто мог дойти и был достаточно вынослив, чтобы пить за здоровье молодых. Целую неделю должно было длиться празднество с танцами, охотой, мистериями и турниром. Вот только король решил провести невесту вдоль очага да испить эля из общего кубка в самом начале празднества, а не в его середине, как положено.