1941. Разгром Западного фронта - Дмитрий Егоров

Примерно в час ночи 22 июня в районе имения Свят-Вельки (ныне — Святск, 22 км северо-западнее Гродно) развернул свой КП штаб 56-й стрелковой дивизии. Как вспоминал бывший командир 9-го артпульбата капитан П. В. Жила, в час ночи он получил приказ из штаба 68-го укрепрайона: по тревоге, с поднятием всего НЗ, занять сооружения. Через час все имевшие вооружение доты были в полной готовности. В городке 29-й танковой дивизии находился в боеготовности дежурный батальон. Это была единственная мера, но она не имела отношения к грядущему — так делалось всегда. Бывший начштаба дивизии полковник в отставке Н. М. Каланчук вспоминал, что командование 3-й армии запрещало какие бы то ни было мероприятия по приведению войск в боеготовность, даже по оборудованию районов сосредоточения, НП и КП. 19 июня на совещании, когда была закончена подготовка «красных пакетов», он начал настойчиво просить начальника штаба армии генерала А. К. Кондратьева разрешить дополнить боекомплект в танках артвыстрелами и дисками с патронами до 50 %, так как согласно инструкции боеукладка составляла всего 25 %. Ему было категорически отказано, и, кроме этого, было объявлено замечание с запретом впредь обращаться по этому вопросу. Тогда Н. М. Каланчук задал вопрос командующему армией, что ему делать в случае войны с людьми, которые не имеют пока никакого оружия (в дивизии была острая нехватка даже обычных винтовок, не говоря уже о пистолетах-пулеметах). Кузнецов ответил: «На Неман посадим, дубины дадим, обороняться будем». Когда танкист в запале бросил ему реплику, что с дубиной только первобытные люди воевали, с раздражением заорал: «Окончил две академии и ничему не научился! Вон! Вон из кабинета!»[91].

В 113-м полку 25-й танковой дивизии днем 21 июня была произведена укладка в танки бронебойных и осколочных артвыстрелов (диски к пулеметам заряжены, правда, не были), но какой-либо связи данного мероприятия с возможным нападением Германии на общем фоне не усматривается. Только потом в части начали готовиться к выходному дню. Бывший механик-водитель Н. Ф. Иринич вспоминал: «Вечером возвращаемся из танкового парка, командир роты вызывает в свою палатку и говорит, чтобы я 22 июня, в воскресенье, ехал в Белосток, на соревнования по плаванию, а в понедельник [мне надо] ехать в Харьков на курсы инструкторов вождения Т-34»[92].

Единственным соединением 10-й армии, располагавшимся к утру 22 июня в глубине территории Белоруссии, была 36-я кавалерийская дивизия имени И. В. Сталина (комдив — генерал-майор Е. С. Зыбин, зам. командира — бригадный комиссар Г. Н. Дурнов). Ее управление и спецподразделения располагались в Волковыске и окрестностях, полки — в местах постоянной дислокации в Свислочи, Кузнице, Крынках и Берестовице. Зенитный дивизион находился на стрельбах в Крупках, а 3-й отдельный конно-артиллерийский дивизион — на полигоне в районе д. Тартаки под Барановичами. Там также был выполнен ряд мероприятий по повышению боеготовности, но опять-таки без какой-либо связи с 22 июня. Резун-Суворов, несомненно, усмотрел бы в них одно из звеньев в его цепочке «доказательств» подготовки Красной Армии к нападению на Германию, но я — «антисуворовец» и, пока мне не предъявлены неопровержимые доказательства моей неправоты, таковым намерен и оставаться.

Поздним вечером (в 21–22 часа) 20 июня в Белостоке после окончания совещания командир 6-го кавкорпуса генерал-майор И. С. Никитин сам подошел к командиру 36-й КД генерал-майору Е. С. Зыбину и и.о. начштаба майору П. В. Яхонтову и отдал им ряд устных распоряжений, суть их была такова:

— привести части дивизии в полную боевую готовность к утру 25 июня;

— артиллерии отстрелять на полигоне последние упражнения и в воскресенье 22 июня выступить в места постоянной дислокации;

— зенитный дивизион и зенитно-пулеметные взводы с полигона в Крупках будут отправлены в места постоянной дислокации по железной дороге также 22 июня.

Е. С. Зыбин на машине сразу же выехал в 42-й и 144-й кавполки и в 8-й танковый полк. П. В. Яхонтову он приказал выехать в Большую Берестовицу, распустить там сборы пулеметных эскадронов, отправив эскадроны по своим полкам; затем предупредить командира саперного эскадрона, по прибытии в Волковыск — вызвать в штаб зам. командира дивизии полковника И. П. Калюжного, начальника связи капитана Шилловского и командиров 24-го и 102-го кавполков.

Командир дивизии прибыл в штадив около 3 часов ночи 21 июня. Он приказал своему заместителю Калюжному немедленно выехать на артполигон и предупредить командира конно-артиллерийского дивизиона майора Игнатьева о распоряжениях, которые дал командир корпуса, затем отдал приказы командирам 24-го и 102-го полков. К исходу дня 21 июня командиры частей доложили в штаб об исполнении всех указаний.

На фоне этих разумных мер непонятны перемещения, совершенные двумя дивизионами 122-мм гаубиц 75-го ГАП 27-й дивизии. В первой половине дня 21 июня конные упряжки дивизионов отмахали 37 км от Граево до Ломжи (на полигон Червоный Бор), где начали разбивать летний лагерь, а с 16 часов — такое же расстояние обратно. У Граево измученные артиллеристы встретили войну после тяжелейшего 75-километрового марша.

В ночь на 22 июня в полосе 10-й армии начало передислокацию из Бельска на полевой КП управление 13-го механизированного корпуса. Однако вряд ли это делалось в рамках приготовления к отражению агрессии, ибо начальник штаба прибывшего в Бельск управления 2-го стрелкового корпуса полковник Л. А. Пэрн получил из округа приказ: создать комиссию по приемке здания штаба мехкорпуса. Странно это. Если танкисты прячут свой штаб в лесу, чтобы не дать его разбомбить, почему нужно подставлять под бомбы пехоту? Ведь здание наверняка «засечено» немецкой разведкой. Еще одно странное (правда, может быть, оно только на мой взгляд странное) событие случилось в летнем лагере 128-го полка 29-й мотодивизии. Примерно в 02:30 22 июня начальника полкового клуба старшего политрука Москаленко разбудил дежурный по части со странным приказанием: немедленно снять все портреты членов Политбюро (а стенды с портретами «вождей» устанавливались везде, в том числе и в летних лагерях) и сжечь. Сроку дал 15 минут. Москаленко непонимающе поднял голову, видимо решил, что ослышался, и снова уронил ее на подушку. Через 15 минут дежурный по полку уже под дулом нагана поднял старшего политрука и заставил вместе с замполитрука Халиловым выполнить приказ. А через час загремела канонада. Непонятно, от кого исходил такой чреватый как минимум трибуналом приказ, ибо тогда можно было получить срок и за стакан чая, поставленный на фотографию Сталина в газете. Возможно, что указание уничтожить «лики» (во избежание глумления над ними) содержалось во вскрытом «красном пакете».

В ночь на 22-е в штаб 3-й армии вернулся Д. М. Карбышев. Офицеры армейского управления ознакомили его с недавно полученной из штаба округа разведсводкой. Обстановка складывалась тревожная и малоутешительная. Из полученного документа (за подписью начштаба округа Климовских и начальника разведотдела Блохина) явствовало, что немецкие войска закончили сосредоточение на четырех операционных направлениях: восточнопрусском, млавском, варшавском и демблинском. Главные силы находились в тридцати километрах от пограничной полосы. На станции Бяла-Подляска было выгружено до 40 эшелонов с боеприпасами и инженерной техникой: понтонными парками, разборными мостами и пр. В районе Сувалок продолжается подтягивание войск и тылов к границе, артиллерия занимает огневые позиции. В районе Ольшанки южнее Сувалок установлено сосредоточение тяжелой артиллерии, танков различных типов (в том числе Pz-IV) при сильном зенитном прикрытии. В Августовском лесу генерал сам видел снятые на германской стороне проволочные заграждения. Не было никаких сомнений, что нападения следует ожидать в ближайшие часы[93]. Но, как видно из приведенного выше, командование армии (Кузнецов, Бирюков, Кондратьев) в своем стремлении «не спровоцировать Германию» упустило возможность надлежащим образом подготовиться к отражению агрессии.

1.10. В ночь на 22 июня

Действия руководства Западного ОВО

Как вспоминал бывший начальник Августовского пограничного отряда полковник Г. К. Здорный, первые признаки того, что до начала военных действий остались считаные часы, появились после наступления полуночи. Примерно в 00:30 22 июня наряд 11-й заставы в составе замполитрука Ковалева и сержанта Сорокина обнаружил движение в кустарнике у линии границы, при попытке приблизиться наряд был обстрелян двумя неизвестными, сержант получил пулевое ранение. Ответным выстрелом Ковалев убил одного нарушителя, оказавшегося немецким солдатом. Тут же на сопредельной стороне появилась большая группа солдат вермахта, открывшая огонь по пограничникам. На место происшествия сразу же выехал начальник заставы лейтенант Фалдин с группой бойцов, позже прибыл комендант участка капитан Мысев. Во втором часу ночи на стыке 6-й и 7-й застав 2-й комендатуры государственную границу, вероятно, с целью захвата «языка», перешла группа из полутора десятков нацистов. Она была обнаружена и в ходе боестолкновения отброшена за линию границы. В 02:30 на участке 6-й заставы границу пытались перейти 18 лиц, переодетых в красноармейскую форму. В коротком бою один из них был убит, один ранен, остальные отошли назад. Взятый в плен раненый показал, что скоро начнется война.