«Рождественские истории». Книга первая. Диккенс Ч.; Лесков Н. - Н. И. Уварова

А между тем, в этой конторе Снитчей и Краггс собирали мед для своих ульев. Здесь засиживались они иногда, в хороший вечер, у окна в приемной, смотрели на поле битвы и дивились (что, впрочем, случалось обыкновенно во время съезда судей, когда накопление дел располагало их к чувствительности), дивились глупости людей, которые никак не могут ужиться в мире и судиться с комфортом. Здесь пролетали над ними дни, недели, месяцы и годы; календарем служило им постепенное уменьшение медных гвоздей на стульях и накопление бумажных кип на столах. Однажды вечером, года три после завтрака в саду, сидели они здесь, один похудевший, а другой потолстевший, и совещались о деле.

Они были не одни: с ними был человек лет тридцати или около того, одетый хорошо, но небрежно, с расстроенным лицом, но статный и не дурной собою; он сидел, печальный и задумчивый, в креслах, заложивши одну руку за пазуху, а другою взбивая свои густые волосы. Свитчей и Краггс сидели один против другого за ближайшей конторкой, на которой стоял один из несгораемых ящиков, отомкнутый и раскрытый. Часть заключавшихся в нем бумаг была разбросана по столу, и Снитчей перебирал остальные, поднося к свечке каждый документ поодиночке; пробежав бумагу, он покачивал головой, передавал ее Краггсу, который тоже пробегал ее глазами, покачивал головой и клал ее на стол. Иногда они останавливались и посматривали на задумчивого клиента, покачивая головами вместе; на ящике было выставлено имя Мейкля Уардена, из чего мы можем заключить, что это имя и ящик принадлежали посетителю, и что дела Мейкля Уардена были очень плохи.

– Вот я все, – сказал Снитчей, оборачивая последнюю бумагу. – Решительно нет никаких больше средств, никаких средств.

– Итак, все потеряно, растрачено, заложено и продано, а? – спросил клиент, поднявши глаза.

– Все, – отвечал Снитчей.

– И ничего нельзя сделать, говорите вы?

– Решительно ничего.

Клиент начал кусать ногти и опят погрузился в раздумье.

– И вы думаете, что мне даже небезопасно оставаться в Англии?

– Нигде во всем соединенном королевстве Великобритании и Ирландии, – отвечал Снитчей.

– То есть я истинно блудный сын, у которого нет ни отцовского крова, куда он мог бы возвратиться, ни стада свиней, ни даже желудей, чтобы поделиться ими с животными? А? – продолжал клиент, качая ногой и устремив глаза в пол.

Снитчей отвечал кашлем, как будто стараясь отстранить от себя этим подозрение, что он готов говорить о судебном деле аллегорически. Краггс закашлял тоже, в знак своего согласия с товарищем.

– Разориться в тридцать лет! – сказал клиент.

– Вы не разорились, мистер Уарден, – заметил Снитчей. – Нет, до этого еще не дошло. Правда, оно и не далеко, но все-таки вы еще не разорены. Опека…

– Чертовщина! – прервал его клиент.

– Мистер Краггс, – продолжал Снитчей, – позвольте у вас табачку. Благодарю вас, сэр.

Непоколебимый адвокат, нюхая табак с большим наслаждением, был, казалось, погружен в глубочайшее размышление о деле. Лицо клиента понемногу прояснялось; он улыбнулся и, поднявши глаза, сказал:

– Вы говорите об опеке. Надолго эта опека?

– Надолго ли? – повторял Снитчей, отряхивая табак с пальцев и рассчитывая в уме время. – Для поправления вашего расстроенного имения, сэр? Если опека будет в хороших руках? У нас с Краггсом? Лет шесть или семь.

– Лет шесть или семь умирать с голоду! – воскликнул клиент с горьким смехом, в нетерпении переменивши позу.

– Умирать шесть или семь лет с голоду, мистер Уарден, – сказал Снитчей, – это такое необыкновенное явление, что вы можете приобрести другое имение, показывая себя это время за деньги. Но мы думаем, что это невозможно, – я говорю за себя и Краггса, – и потому не советуем вам этого.

– Что же вы мне советуете?

– Я уже сказал вам: отдать имение в опеку. Несколько лет управления Снитчея и Краггса приведут его в порядок. Но чтобы мы могли взять на себя эту обязанность и ответственность, вы должны уехать и жить за границей. А что касается до голодной смерти, мы можем обеспечить вам несколько сот фунтов в год, даже при начале опеки, мистер Уарден.

– Несколько сот! – возразил клиент. – Тогда как я проживал тысячи!

– Это, – заметил Снитчей, медленно складывая бумаги в выложенный железом ящик, – это, конечно, не подлежит сомнению. Ни малейшему сомнению, – повторил он про себя, в раздумье продолжая свое занятие.

Адвокат, должно быть, знал, с кем имеет дело; во всяком случае, его сухое, довольно бесцеремонное обращение оказало благоприятное влияние на расстроенного клиента и расположило его к откровенности. А может быть, то, что клиент знал, с кем имеет дело, и сам нарочно вызвал адвоката на подобные предложения, чтобы, в свою очередь, смелее открыть ему кое-какие намерения. Он понемногу поднял голову, посмотрел на неподвижного советника с улыбкою и, наконец, разразился смехом.

– Все это прекрасно, – сказал он, – упрямый друг мой…

Снитчей указал на своего товарища: «Извините, – Снитчей и Компания».

– Виноват, мистер Краггс, – продолжал клиент. – Итак, все это прекрасно, упрямые друзья мои, – он наклонился вперед и понизил голос, – только вы не знаете и половины моих несчастий.

Снитчей уставил на него глаза, Краггс тоже.

– Я не только в долгах по уши, – сказал клиент, – но…

– Не влюблены же! – воскликнул Снитчей.

– Да, влюблен! – отвечал клиент, упавши назад в кресла и глядя на Компанию с заложенными в карманы руками, – влюблен по уши!

– Не в наследницу какую-нибудь, сэр? – спросил Снитчей.

– Нет.

– И не в богачку?

– Нет, сколько мне известно; она богата только красотой и душевными качествами.

– Не в замужнюю, надеюсь? – спросил Снитчей с особенным выражением.

– Разумеется, нет.

– Уж не в одну ли из дочерей доктора Джеддлера? – воскликнул Снитчей, вдруг облокотившись на колени и выдвинувши лицо по крайней мере на аршин вперед.

– Да, – отвечал клиент.

– Но ведь не в меньшую? – продолжал Снитчей.

– В меньшую, – отвечал клиент.

– Мистер Краггс, – сказал Снитчей, успокоившись, – позвольте мне еще щепотку; благодарю вас. Очень рад объявить вам, мистер Уарден, что из этого ничего не выйдет: она дала уже слово, она сговорена. Вот товарищ мой может вам это подтвердить. Это дело вам известно.

– Известно, – повторил Краггс.

– Может быть, и мне оно известно, – спокойно возразил клиент, – да что ж из этого? Вы живете в свете: неужели не случалось вам слышать, что женщина переменила свои мысли?

– Не спорю, – сказал Снитчей, – случались жалобы на вдов и старых дев за нарушение данного слова; но в большей части таких судебных случаев…

– Судебных случаев! – нетерпеливо прервал его клиент. – Не говорите мне о судебных случаях. Примеров так много, что они составят книгу гораздо попространнее всех ваших сводов. И кроме того, неужели вы думаете, что я прожил у доктора целых шесть недель по-пустому?

– Я думаю, сэр, – заметил Снитчей, важно обращаясь к своему товарищу, – что из всех несчастных случаев, которыми мистер Уарден обязан своим лошадям, – а этих случаев, как всем нам известно, было не мало, и стоили они ему не дешево, – самым несчастным, если он поет на этот лад, окажется тот, что он упал с седла у докторского сада, где сломал себе три ребра и ключицу и получил Бог знает сколько контузий. Нам ничего такого и в голову не приходило, когда мы услышали, что он выздоравливает, при помощи доктора, у него в доме. А теперь дело принимает дурной оборот, сэр, дурной, очень дурной. Доктор Джеддлер наш клиент, мистер Краггс.

– И Альфред Гитфильд тоже вроде клиента, мистер Снитчей, – сказал Краггс.

– И Мейкль Уарден нечто вроде клиента, – заметил их беспечный собеседник, – даже не дурной клиент: он делал глупости лет десять или двенадцать сряду. Теперь, конечно, крылья подрезаны, перья с них общипаны и сложены вот в этом ящике, – и он решился остепениться и образумиться. В доказательство чего Мейкль Уарден намерен, если можно, жениться на Мери, дочери доктора, и увезти ее с собою.

– Действительно, мистер Краггс… – начал Снитчей.

– Действительно, почтенная Компания, мистер Снитчей и Краггс, – прервал его клиент, – вы знаете ваши обязанности относительно клиентов, то есть очень хорошо знаете, что вовсе не обязаны вмешиваться в дело любви, которое я принужден вам доверить. Я не намерен похитить ее без ее согласия. Тут нет ничего противозаконного. Я никогда не был близким другом мистера Гитфильда, и, следовательно, не изменяю ему. Мы любим одну и ту же девушку, и я ищу, сколько могу, взаимности, так же как и он ее искал.

– Это ему не удастся, мистер Краггс, – сказал Снитчей, очевидно встревоженный, – никак не удастся, сэр. Она любит мистера Альфреда.

– Любит? – спросил клиент.

– Она любит его, мистер Краггс, – повторил Снитчей. – Я не даром прожил в доме у доктора шесть недель.