Причеши меня. Твой текст. Редактура художественной прозы: от стиля до сюжета - Екатерина Звонцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нередко, поправив одно слово, мы понимаем, что потеряли важный смысловой оттенок, и пытаемся вернуть его другими способами; породили повтор — и надеемся его убрать, сменив формулировку; что-то сделали непонятнее — и должны прояснить. Неопытный или невнимательный редактор и автор, не отслеживающий таких взаимосвязей, порой сталкиваются с тем, что правка плодится бесконечно, а лучше текст не становится. Но стоит увидеть в языке систему, поняв, например, что не каждое существительное можно просто заменить местоимением, — и философский камень ваш.
Закон экономии (языковых и речевых усилий) — наш прагматик, который читал Адама Смита. Именно благодаря ему во фразе «Все сидят в тиктоке, и Сережа тоже» нет второго глагола. Закон напоминает: «Повторы не нужны, если все и так понятно». Он же закатывает глаза: «В XXI веке говорить предложениями по пять-шесть строк могут в лучшем случае пожилые преподаватели, в худшем — нудные душнилы, в крайнем — кто угодно, но под водку. Больше пауз, приятель. И диалог вот этот длинный подсократи». Он же предлагает нам придумывать аббревиатуры, забавные короткие клички для друзей и максимально резать все, что может быть порезано, превращая «Сбербанк» в «Сбер». Какими ошибками он нас снабжает? Попытки сказать все как можно короче приводят и к избыточной парцелляции, и к тяге максимально урезать описания и красивости, упростить речь героев (без учета возраста, статуса, культурного бэкграунда), скорее «передать смысл». Такой вот интересный товарищ, примерно как диета: если не перебарщивать, прекрасно, а вот если увлечься, останется один скелет.
Закон аналогии — самый плодовитый и веселый, он вызывает сердитые споры в двух лагерях: «строгие нормы, ясность и благозвучие» vs «гибкость, живость, широкая репрезентация и отклик на повестку». Если коротко, закон аналогии — убежденность носителей языка, что если что-то можно одному слову, то, значит, можно и второму, особенно если оно созвучно и обладает похожими морфологическими характеристиками. Или что слово это имеет совсем не то значение, какое на самом деле, потому что… да потому что видно же!
Мой любимый пример второго варианта — ребенок, который искренне уверен, что левша — это самка льва, а баранка — овца. Первый же сценарий мы наблюдаем в больших масштабах прямо сейчас, пока право на жизнь отвоевывают феминитивы. Такие слова, как «редакторка», «детективка», «фотографиня», родились и продолжают рождаться именно по закону аналогии, уже хотя бы потому, что это наиболее простой способ словообразования: дать «автору» суффикс — к-, ведь его уже дали «журналисту». У слов одно склонение, один род, и оканчиваются оба на согласный. Хорошее поле для трансформаций, учитывая разнообразие в языке «женских» суффиксов.
Какие ошибки провоцирует этот закон? О, огромнейший спектр, от этических до стилистических. Мы можем образовать глупое или отвратительное слово и кого-то обидеть, хотя вроде собирались проявить уважение (представьте себе «следовательку» или «критичку»). Мы можем делать нелепые ошибки, ведь похожее слово пишется иначе (я обожаю ляпать «светопреДставление», за что мои корректоры справедливо побивают меня каменьями). Или мы получаем странных монстров типа «скрипя сердцем» (хотя скрипим мы зубами, а сердце вынуждены скрепить) и спорные выражения вроде «целовать в кончик рта» (хотя более традиционно — «край» или «уголок»). В обоих случаях мы строим аналогию, смешивая два похожих выражения или задействуя синонимы.
Что этот закон нам дает? В паре с другим законом, традиции, — мощные возможности для словотворчества. Используя свежие корни и старые суффиксы, мы нарекаем новые профессии и явления. Приумножаем мемы, уцепившись за прикольную конструкцию. И выходим на совершенно иной уровень, сочиняя, например, ругательства и молитвы для фэнтези-миров, где нет чертей и богов и правильнее сказать: «Раздери тебя Бармаглот!» или «Храни вас озерный дух!». Закон аналогии развязывает нам руки. Ведь, зная, что он есть и надежно зафиксирован в учебниках, творить еще приятнее.
Что такое закон традиции, кажется, уже понятно из контекста: это мрачный консерватор, придерживающий предыдущего товарища за шкирку и периодически возмущенно рыкающий ему «Нельзя!». Упрощая предельно, это языковая фиксация, любая, от намертво прилипших к тем или иным гласным ударений (все-таки звонит!) до идиоматики (хотя, казалось бы, какая разница, чем мы скрипим, зубами или сердцем?) и порядка слов («собака бывает кусачей» — норма русского языка, «кусачей бывает собака» — норма мастера Йоды). Закон традиции также отвечает за многие коннотации: например, за четкое понимание, что «авторша» — это оскорбительно, а «генеральша» и «аптекарша» — просто жены генерала и аптекаря соответственно, и, так или иначе, этот суффикс не сварит каши именно с профессиональными феминитивами, да и вообще какой-то он неблагородный, фу.
Зачем закон вообще нужен? Чтобы хоть что-то на свете считалось ошибкой и изменения языка не направлялись кто в лес, кто по дрова. Это тормоз, предохранитель и фильтр. Закон традиции, пожалуй, основательнее собратьев поселился в нашем подсознании. Именно он подсказывает нам, что мы родили абсолютно неблагозвучную или инородную конструкцию, он напоминает, что в словотворчестве тоже есть предел. Власть его, кстати, хрупка — особенно там, где книжная речь, подкрепленная многовековым литературным наследием, сменяется разговорной. В ней языку все труднее регулировать новые явления, они появляются каждый день, и каждое просит терминов. Эти два потока стоит четко различать: что хорошо в диалоге тиктокеров, вряд ли подойдет для темной академии в антураже Бестужевских курсов. Закон традиции вам о том напомнит.
Бодаясь, книжная и разговорная речи образуют последний закон — антиномии. Тема глубокая, лежит — страшно сказать — на стыке философии и филологии, и вдобавок у антиномий есть классификация. Мы в нее углубляться не будем, это разговор на целую книгу. Просто для примера:
— Хочу пожелать боссу «сбычи мечт», раз могу сказать «сдача карт», почему мне нельзя?
— Да нет таких слов, умник, нет, и все, желай: «пусть мечты сбудутся».
(Антиномия узуса, то есть системы как таковой, и норм употребления: они диктуют, что у некоторых слов есть не все формы.)
И в том числе то самое:
— Эти феминитивы фу, они же уродуют язык!
— Прогрессивная общественность считает иначе.
(Антиномия личного и общественного.)
Запоминайте анатомию нашего диплодока, и работать с ним будет намного проще!
Приложение
