Сила и невинность: в поисках истоков насилия - Ролло Мэй

Давайте вернемся назад к самому первому сеансу психотерапии, во время которого Мерседес рассказала мне о двух сновидениях, виденных предшествовавшей ночью. Я думаю, что рассматривать оба эти сновидения надо как относящиеся, по крайней мере частично, к терапии, к которой она собиралась приступить на следующий день.

Я просила Перси [мужа] или брата о помощи. Я не по лучила ее. Моей просьбы к нему должно быть достаточно. Я проснулась злая, мне хотелось ударить его.

Раби, наш пес, был дома и оставлял фекалии по всему полу. Я вытирала за ним. Возможно, я просила Перси о помощи.

Мерседес осознавала, что "дерьмо было мое" и "то, что произошло со мной, я сама сделала". Но в сновидении содержалось и указание на то, что она ожидала от меня волшебной помощи: "Моей просьбы к нему должно быть достаточно".

Это обычная защита людей, переполненных чувством бессилия. Какая-либо иная сила должна обладать могуществом изменить ход вещей, поскольку сами они, очевидно, этим могуществом не обладают, их действия ни на что реально не влияют. Чтобы заполнить вакуум, образуемый утратой способности действовать, бессилие часто полагается на практику ' магических ритуалов. К примеру, переживая из-за увеличения своего веса, Мерседес просила меня загипнотизировать ее, чтобы ей меньше хотелось есть. Я отказался, сказав, что это устранит ее собственную ответственность, и почему бы ей не научиться быть "самой себе гипнотизером. На следующем приеме она сказала мне, что разозлилась на меня за мой отказ. Она призналась, что надеялась на некое магическое решение проблемы.

Зависимость от магии тянется сквозь века колониального угнетения чернокожих, цветных людей и различного рода меньшинств. Считалось, что черных можно сделать пассивными, послушными и беспомощными и поддерживать их в таком состоянии с помощью угроз и иногда совершаемого линчевания. Но в ложной успокоенности мы подавляем в себе вопрос, который должны были бы задать: когда человек становится неспособен постоять за себя социально или психически как в ситуации рабства, — куда уходит его сила? Никто не может достичь полного бессилия иначе, как умерев. Если он не может утверждать себя открыто, он будет делать это в превращенной норме. Потому магия — превращенная, оккультная сила совершенно необходима бессильным. Распространение магии и надежда на оккультное есть один из симптомов широко распространенного в нашу переходную эпоху бессилия[39].

Но магия — не единственный симптом. Мерседес также "гадит" в собственное гнездо, ее насилие оборачивается против нее самой. Ясная констатация этого содержится во втором сновидении, в котором пес — и котором она признает самое себя — оставляет фекалии по всему полу. Правда, это может свидетельствовать о враждебности по отношению к другим (примитивным символом чего часто являются фекалии), агрессивной мести, выброс моих отходов на ваш ковер, ваш пол. Но — и в этом "но" во многом состоит трагедия угнетенных меньшинств — фекалии оказываются на ее полу. Импульс агрессии, подавленной ярости, направляется внутрь, выступая против нее самой. Побуждение к мести, волна враждебности обходит разум и находит в мускулах свой выпускной клапан, оно иррационально в этом смысле. Оно извергается на того, кто его порождает, если рядом нет никого, на кого оно могло бы обрушиться; направление и цель насилия вторичны, только его извержение является важным в данный момент. Это точка, в которой подавленные тенденции к агрессии превращаются в насилие. Строго говоря, объект насилия не имеет отношения к делу.

Это странное явление, столь очевидно самодеструктивное, у Мерседес имело характерную для него картину. Примерно через десять месяцев после рождения сына у были следующие сновидения:

Меня преследовали все, кто только мог, мне приходилось убивать их, причинять им боль, как то их останавливать. Даже мой сын был одним из этих люден. Я должна была что-то сделать с каждым из них, иначе бы они что-то сделали со мной. Я ущипнула моего сына, и этого хватило. Но каждому из оставшихся я должна была врезать. Каждому вовремя, чтобы они не смогли меня поколотить. Я проснулась с ужасным чувством, что меня разрывают на части.

Я ехала на машине с Перси и другим мужчиной. Мужчина пытался попасть внутрь машины. Мы были в Вашем офисе там, где находится медсестра и письменный стол. Я залезла под стол, я выбрала нож. Заглянул муж чина и увидел меня под столом медсестры. Я полезла за моим ножом, но его украли. Тогда я взяла другой нож. Теперь я дралась с моим сыном и моей бабушкой. Это не доставляло мне беспокойства, я парировала удары их ножей. Потом они превратились в женщину, с которой я дралась, она старалась ранить меня.

Она дерется с сыном, равно как и с бабушкой — человеком, о котором она заботилась в детстве и к которому питала искреннюю любовь. Такое дикое нанесение ударов во всех направлениях является, по-видимому, парадигмой иррационального насилия. Это момент, важный для объяснения бунтов в гетто, где поджоги, грабежи, убийства, могут парадоксальным образом обернуться против самых близких и дорогих бунтовщикам людей.

Что общего имеют люди, с которыми дерется Мерседес? Все это люди, которым она подчинила себя. Имела ли она на то должное основание, как в случае бабушки и сына, пли не имела его, как это очевидно было в случае ее матери, — все это люди, в которых она растворила себя. В этом отношении ей необходимо их победить ради обретения самостоятельности. Это аналогично тому, что Арнольд Л.Гезелл называет "контр-волей", когда ребенок самоутверждается за счет противостояния именно тем людям, от которых он наиболее зависим. Так, разрушающее жизнь насилие становится одновременно насилием, дающим жизнь. Их взаимосвязь является источником доверия к себе, источником ответственности и свободы каждого индивида.

"Человеком, заглянувшим под стол" мог быть я, терапевт. Почему бы ей не бороться и со мной, отстаивая свою свободу? Это неизбежно двусмыслен ное положение, в котором в процессе терапии находятся все; они должны бороться с терапевтом на определенном этапе, несмотря на то, что терапевт с очевидностью пытается им помочь, а если рассмотреть это более глубоко, то именно потому, что он пытается помочь: сам их приход за помощью сопряжен с временным отказом от части имеющейся у них автономии. Кроме того, это служит противовесом гипертрофированному переносу, который превращает терапевта в бога.

Таким образом, самоутверждение имеет место непосредственно в саморазрушительном насилии как таковом. Крайняя степень утверждения выражается в демонстрации личностью права умереть от своих рук, если она выберет это. Если (п тенденция к этому есть в Америке) мы признаем всякое насилие из ряда вон выходящим и попытаемся искоренить в человеке даже возможность насилия, мы отнимем у него элемент, необходимый для полноты его человечности. Для уважающего себя человека насилие всегда является последней возможностью, и прибегать к нему будут реже, когда оно будет признано, чем когда оно вытеснено. Для свободного человека насилие остается в воображении крайним выходом, возможным, когда все другие пути перекрыты невыносимой тиранией или диктатурой, распространяющейся на дух, равно как и на тело.

Глава 5. СМЫСЛ СИЛЫ

Живым быть — это сила, Исток хранящая в себе, Не средство для какой-то цели, Но всемогущество само.

Эмили Днкинсон

Сила есть способность производить или предотвращать изменения. Существуют два измерения силы. Одно из них — это сила как возможность (латентная сила). Это сила, еще не полностью раскрывшая себя, это возможность произвести изменения в будущем. Мы говорим о будущем изменении как о возможности (possibility)', название которой происходит от корня мочь (posse), как и слово сила (power). Другое измерение — это сила как действительность. Именно к этому аспекту силы я и собираюсь обратиться в этой главе.

Древнегреческие философы определяли силу как существование, говоря о том, что нет сущего без силы. И поскольку сила есть способность производить изменения, Гераклит считал, что все сущее движется в непрерывном потоке. Это определение силы веками сохранялось как в основных, так и в побочных направлениях философии, вплоть до современных онтологических мыслителей, таких, как Пауль Тиллих, который описывает силу как "силу быть". Представители философии жизни (такие как: Ницше с его волей к власти и Бергсон с его elan vital признают элемент силы во всех живых существах[40]. Сила для них есть выражение жизненного процесса.

Опасность в определений Ницше и Бергсона заключается в том, что они искушают нас отождествить силу с жизненным процессом как таковым. Это может сбить нас с толку. Жизненный процесс включает в себя множество вещей — таких как сознание, желание, любопытство, — которые хотя и могут быть связаны с силон, но их не следует с ней отождествлять. Сила и любовь могут сопутствовать друг другу, но между ними возможно и противоречие, и их необходимо четко различать. Силу можно отождествлять только с исходной силой самого бытия, из которой бытие берет свое начало.