Ты родишь мне ребенка (СИ) - Колесникова Вероника

Глава 20

— Привет, красавчик! Что ты пьешь? — устало перевожу взгляд на ту, кто нарушает мое одиночество. Перед лицом мелькает кроваво-красный маникюр, и, поняв, что стал якорем для моего затуманенного взгляда, тут же оказывается в районе смелого декольте пышной блондинки. Дамочка уже давно «ведет» меня, и, похоже, решила перейти к активным действиям. Поворачиваю в ее сторону голову. Она мнется возле меня, строит улыбочки, стреляет глазками. Дамочка неплоха, можно на раз- два…да и на три, чего уж там…

Прислушиваюсь к себе. Кажется, нижняя часть меня была бы не против, но вот верхняя! Глаза сами собой закрываются.

— Эй, ну что? — тон у блондинки из просительного становится настойчивым, она даже трясет меня за плечо.

Кажется, я опять чуть не уснул. Невежливо заставлять даму ждать, надо брать себя в руки.

Осматриваю ее медленно, с головы до ног, не пропустив ни одной выдающейся детали, натягиваю на глаза солнцезащитные очки, которые смотрятся инородным элементом в ночном клубе в самый темный час ночи, и медленно говорю, чувствуя, как хрипит горло, видоизменяя голос:

— Давай не сегодня. Я устал.

Она вспыхивает от корней своих крашенных волос и покрывается красным румянцем. Я закатываю глаза: не я первый и не я последний отшил эту сладкую девочку. Но, давайте смотреть правде в глаза – сегодня мне нужен только сон. Много, много сна.

Беру свой стакан и иду к выходу, расталкивая последних людей, что остались в баре. Уверен, дамочка шлет мне в спину проклятия. Надо поспешить, пока в дело не пошли длиннющие ногти, как у тигрицы, или ножи, которые, уверен, она прячет за резинкой чулка.

Залпом выпиваю содержимое стакана и с размаху приземляю его на стойку охраны, кивнув на прощание.

Не буду же я говорить ей, этой девушке, что теперь, после того, я попробовал амброзию, обычная пища стала для меня пресной?

После Оксаны у меня не было женщин. И я хочу сказать, что они все мне не нужны. Ни одна. Никакая женщина не может заменить мне ту, что уже ушла…

В такси снова чуть не вырубаюсь, но возле дома прихожу в себя. На сиденье болтается забытая кем-то бутылка с водой. Выливаю остатки минералки себе на голову, чтобы взбодриться.

Но как только оказываюсь у подъезда старенькой пятиэтажки, сразу же прихожу в себя. Смотрю на второй этаж, сразу же вычисляя, где может находиться девушка, похитившая мое сердце.

Сам дивлюсь тому, насколько я на ней зациклился. И почему это произошло? Как люди сходят с ума, замкнувшись на одной детали, вещи, человеке? Кажется, я скоро к ним присоединюсь…

Знаю, что Игоря дома нет. Я сам лично договорился с поставщиками имплантов о том, чтобы они встретились и лично поговорили. После чего их проблема «решится». Я хочу увидеть Оксану, поговорить с ней, раз уж больше никак не выходит. В конце концов я заслужил это!

Остатки алкоголя быстро рассеиваются, растворяются, выкипают из крови в считанные секунды, стоит только войти в дом, в котором она теперь живет. И мое сердце сжимается – сам поставил их семью в такие условия, что им пришлось переехать к черту на кулички. Зачем я это сделал? Зачем порчу жизнь ей и себе, и этому придурку, которому повезло стать ее мужем?

Но я точно знаю: простой разговор с ней, выяснение отношений – это не наш вариант. Она бегает от меня, сторонится как огня, и, на самом деле, этот инстинкт самосохранения в ней развит очень хорошо.

Все так запуталось, так смешалось…

Стучу в ее дверь и прижимаюсь к дереву щекой, наваливаюсь грудью. Она не откроет, это точно, но так я могу представить себе, что она находится рядом со мною…хотя бы несколько минут.

И вдруг среди этого ночного безмолвия я чувствую, как мое сердце начинает стучать сильнее и быстрее: тук-тук! Тук-тук! Тук-тук! Мне кажется, что нос заполняет аромат женщины, которая находится по ту сторону двери. Мягкий, обволакивающий, родной.

— Оксана, — говорю я шепотом, но так, чтобы она меня слышала. — Открой мне.

Она молчит, но мне кажется, что через дерево двери я вижу ее очертания – настолько сильной становится хрупкая связь между нами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я не могу без тебя, — говорю, качая головой. Это правда. Это, черт возьми, настоящая правда, а не придуманные слова для того, чтобы затащить в постель или получить что-то от другого человека.

Мое сердце открыто, оно кровоточит рядом с ней, и я снова ощущаю себя тем самым маленьким Маугли, которого приютила медсестра в своем сарае, давая приют закрывшемуся от жизни и всего мира пацану.

— Поговори со мной, — я отстраняюсь, упираюсь о дверь ладонью в том месте, где, скорее всего, находится ее щека. — Мне нужно услышать твой голос…

Мне кажется, что я слышу всхлип и успокаивающе провожу рукой по двери, будто глажу свою женщину по голове.

— Ты нужна мне, Оксана, — правда рвется из сухой глотки клочками. — Расскажи мне все о себе. Чем ты живешь? Что тебе нравится? Поговори со мной.

Дверь ожидаемо молчит, не двигается. За ней даже не слышно никакого движения. И от этой мысли, что я снова брошен, снова оставлен один, будит во мне мальчика, который не говорит на русском, а потому все воспринимает как враждебную среду.

Я хочу знать о ней все. Каждую деталь, каждую мелочь. Что она любит на завтрак? Как улыбается вечером перед сном? Как выглядит, когда расчесывает волосы? Какие книги любит? Что волнует ее при просмотре фильма?

Мне нужно знать все.

Кроме одного: насколько она преданна своему мужу. Насколько она предана мной…

Я поворачиваюсь спиной, облокачиваюсь плечом о стену рядом.

— Ты никогда не простишь меня, — говорю медленно, уже, скорее, самому себе. — За то, что я сделал. Но я не мог иначе. По-другому ничего бы не вышло. Тебе этого не понять, моя жар-птица. Ты из совсем другой вселенной.

Вдруг я понимаю, что дверь приходит в движение. Она приоткрывается. Чуть-чуть, совсем ненамного. Дрожит и тихо звенит цепочка, которая держит дверь, но мне не нужно много времени на то, чтобы преодолеть расстояние до самой моей желанной цели.

Резко дергаю дверь на себя, цепочка вылетает из углубления, и я вижу в неровном свете лампочки из подъезда Оксану – девушку из своих снов.

Не мешкаю и минуты – делаю шаг в квартиру.

Глава 21

Только одна мысль бьется и пульсирует в висках: «Как же он красив!», и ни одной другой. Он действует жадно, напористо: шагнув в квартиру, тут же обхватывает всю меня своими огромными, горячими руками, и я пропадаю и тону в его поцелуях, таких же несдержанных, как он сам.

Камал что-то говорит мне на ухо между поцелуями, на которые я едва успеваю отвечать, и иногда кажется, что от волнения он сбивается на татарский, потому что слов не разобрать.

Да и нужны ли слова?

Обо всем говорят его ласки, его вздохи, его явное желание. Он проводит рукой по груди, и она тут же отзывается на его прикосновение. Опускается к бедру, и оно дрожит в предвкушении. Легко задирает платье, и оно беспрекословно подчиняется этому варвару, поработителю.

Как же долго я его ждала…Как же долго…

Каким-то невероятным образом он ведет меня к постели, ориентируясь в темноте, как хищник, как человек, который много раз тут был, хотя мы переехали буквально два дня назад.

На ложе помогает забраться осторожно, аккуратно, но ни на минуту, ни на секунду не расцепляет объятий!

В постели он смотрит мне прямо в глаза, не позволяя отвести взгляда, а в момент, когда я запрокидываю голову, берет меня за подбородок и властно опускает его, чтобы видеть, как я откликаюсь на его неземные ласки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И я смотрю. И вижу свое отражение в его глазах, и демонов вокруг. Черная пустота затягивает, и, как только я оказываюсь в ее центре, полыхает огнем. Яркий, обжигающий огонь будто бы снова и снова касается кожи, и мне кажется, что я снова ощущаю запах паленого мяса, меня начинает мутить, крутить, голова кружится.

— Оксана, я тебя не отпущу, — шепчет он мне в яремную впадину, туда, где замирает и прячется душа от такой неприкрытой нежности, такой непривычной ласки. — Ты будешь моей, моей.