СССР: вернуться в детство 6 - Владимир Олегович Войлошников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хоть тут это дурацкой программы «Время» нет! — громко порадовался комод третьего отделения, Костян. — Зателепало уже новости каждый вечер смотреть.
— Рано ты сдулся, — ответили ему с другого конца палатки, — на три года рассчитывай.
— Почему на три?
— Да потому что! Два года учебки дополнительной ступени, так?
— Ну, так.
— По новому закону за год армии пойдёт, так?
— Так, — согласились уже несколько голосов.
— Всего за год. Значит, на первый курс мы оформляться будем как в армейку, снова в казарму, а не в общежитие. Это значит — что?
— С*ка, ещё год программы «Время»! — с досадой согласился Костян.
— Нашли, над чем страдать, — усмехнулся Лёха, окончательно назначенный комодом нашего второго отделения вместо обкосячившегося Батона. — Я б на вашем месте переживал, как бы дождь не зарядил. Будем по грязи на пузе ползать.
— Ты чё! Накаркаешь ещё! — вытаращил глаза Генка Карась.
Но Лёха оказался парнем неглазливым и ничего не накаркал. Всю следующую неделю было солнечно и тепло настолько, что даже ночами в подтопленной палатке хватало одного одеяла и не приходилось поверх накрываться шинелями.
В общем, за первый же день все наскакались так, что после отбоя все счастливчики мгновенно разобрались по койкам и отрубились сном праведников. Остались дежурный и дневальные, которым предстояло поочерёдно подтапливать буржуйку и стоять в карауле у нашего ротного грибка. Помимо нашего дежурного присматривать за порядком остался один из второкурсников — вместо наших офицеров, после вечерней поверки снова радостно удалившихся в офицерскую палатку. Второкурсник же следил за правильностью заступания в караул и всеми положенными телодвижениями. Нам даже выдали автомат — чисто для солидности, наверное, потому как патроны к нему, которые получал каждый курсант, несовершеннолетним не полагались. Под прочими же расставленными по периметру лагеря грибками стояли вполне себе настоящие полноценно вооружённые курсанты.
Лагерь засыпал под шум леса, совершенно непривычный для большинства городских парней. И если в палатках мгновенно установилась сонная тишина, то стоящим в карауле в ночных звуках постоянно казалось странное. Поднялся ветер. Деревья раскачивались и шумели. Шелестели облетающие листья.
Так потом и не выяснили — ветка упала, взлетела потревоженная птица или, может быть, через кусты пробиралась собака, привлечённая запахами полевой кухни? А может, это был одномоментный тревожный сон? Только кому-то из часовых показалось быстро приближающееся в сторону лагеря движение, и в полном соответствии с инструкцией он закричал:
— Тревога!
Этот крик был подхвачен остальными часовыми.
— Тревога! Тревога!
Дежурные спешно поднимали роты. Из палаток, натягивая куртки, выскакивали и строились курсанты и мы. Офицеры, надо отдать им должное, несмотря на вечерние возлияния, среагировали мгновенно, в двадцать минут прочесав весь прилегающий лес. Никого, естественно, не нашли.
Убедившись, что никаких оснований для тревоги нет, нас обратно разогнали по палаткам, досыпать. Приключения на ровном месте, мать твою…
А назавтра начался настоящий курс молодого бойца.
День был распланирован от и до.
В восемь утра — подъём, построение, проверка списочного состава. Мало ли — вдруг кому в голову пришла светлая мысль в самовол уйти, рвануть до города или, скажем, до ближнего Добролёта, где можно было разжиться винишком или самогонкой? У курсантов периодически подобные залёты случались. Наши пацаны, понятно, маленькие, а вдруг стрельнет? Дурное-то перенимается быстро.
Сразу по проверке — три-четыре круга пробежечки по стадиону, зарядка, умывание. Можно было умыться прямо в речке, однако сентябрьская сибирская водичка по температуре весьма близка к нулю, удовольствие очень на любителя, поэтому дневальные, подтапливающие буржуйку ночью, ближе к утру ставили на неё баки с водой, чтобы можно было ледяную речную разбавить горячей — уже веселее.
После завтрака в тех же столовских верандах роты рассаживались на занятия. В первую половину дня в основном шла теория — основы ориентирования, карты, укрытия, маскировка, виды оружия и так далее. А вот после обеда — уже практика. Собирали-разбирали и чистили оружие, копали окопы, выходили на ориентировку в лес. «Ориентировались» с нами в основном няньки-второкурсники. Они же занимались с нами физухой, которая занимала просто всё свободное время. Было её столько, что несмотря на усиленную очень мясную кормёжку, к концу первой недели все КМБшники слегка спали с лица. Особенно здорово это бросилось в глаза, когда вечером в субботу приехали Батон и Кипа — сытые и покруглевшие после двухнедельного лежания в санчасти.
А приехали они с баней.
БАНЯ
В этот раз она была. Хвала всем, кто обеспечил это чудо! Вы только представьте себе парней, которые неделю подряд бегают, как лоси, валяются на земле, иногда шлёпают вброд через ручьи — и всё это на пределе сил-возможностей, обливаясь потом. Через неделю тазу с горячей водой ты будешь рад до посинения.
Для обеспечения помывки личного состава существовал «Урал» с дополнительной будкой-прицепом. Основная топка была в кунге «Урала», там же — небольшое помывочное отделение, и второе, с большей пропускной способностью — в прицепе.
В прошлом будущем полевая баня успела посетить нас один раз. А на второй сломалась. Я вместе со всеми терпел ещё день, а потом подумал, что невозможно же… и пошёл на речку, на которой мы обычно умывались. Была она мелкая, больше похожая на очень крупный ручей. К концу сентября холодная, шопипец. Для полноты картины надо сказать, что ночью шёл снег и что-то не торопился таять, разложившись по бережкам рыхлой белой россыпью. Я на силе воли разделся, намылил мочалку, максимально интенсивно пошоркался и полез в речку, смывать с себя всю эту красоту. Чтоб вы понимали, всё что надо сразу стало совершенно квадратное. Смываю пену и слышу за спиной сиплое ужасающееся: «А-а-а-а…» Поворачиваюсь — стоит на берегу наш же курсант, то ли киргиз он был, то ли калмык, но глазки из узеньких сделались совершенно круглыми, воздух ртом хватает:
— Я… Я себя заставить умыться в этой воде не могу! А он! Ку-уп-п-пается!
Я, конечно, сразу встал попрямее, ополаскиваться начал помедленнее:
— А хули нам же! Сибиряки!
Но острые ощущения запомнились на всю жизнь.
А Я ВСЁ УЧУСЬ И УЧУСЬ
14 — 20 сентября
Оля
Неделя два мало чем отличалась от первой — уроки, уроки, уроки.
Из примечательного. Военрук Василь Макарыч запомнил, что я
