Красин - Борис Кремнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Красин едва узнал его. Страшна дорога на восток. Но, пожалуй, страшнее иной раз дорога на запад. Возвращение потерянных людей, отрекшихся от себя и от того, чем они жили прежде. Как у Тургенева:
Я сжег все, чему поклонялся, Поклонился тому, что сжигал…
А иные даже не кланялись, а просто топтали ногами свежую кучку пепла.
Голубева было трудно узнать, так он переменился и внешне и внутренне. Старик со впалыми щеками, трясущейся головой и злыми глазами, буравящими собеседника.
Он проповедовал какую-то несуразицу, говорил о тщетности и суетности борьбы и необходимости гармонии индивидуума с окружающей средой — "приемли и приемлем будешь".
Они проспорили часа два, пока перепрягались лошади, и Красин облегченно вздохнул, когда бывший "дядя Сеня", наконец, уселся в кибитку,
В ссылке Голубев отошел от социал-демократии и, вернувшись домой, окончил дни редактором полулибералыюй газеты "Наша жизнь".
А теперь, отправляясь на запад, Красин повстречал на Усольсном тракте Бруснева. Его с партией ссыльных гнали на север, в далекий, холодный Верхоянск.
Вруснев был угрюм и подавлен. Позади "Кресты*, впереди беспросветная якутская ссылка.
Друзья, понукаемые конвойными, поспешно прижались друг к Другу заиндевелыми от мороза бородатыми щеками и расстались, чтобы свидеться вновь лишь семь лет спустя.
Вернулся Бруснев разбитым и сломленным. Царское правительство отняло у него двенадцать лет жизни. К политической деятельности он больше не возвращался. Сочувствовал, помогал, но активно не участвовал.
Ни Красин в сибирской глухомани дальних путевых участков, ни тем более Бруснев в каменном одиночестве «Крестов» не знали толком о том, что происходило в большой жизни.
Меж тем все эти годы жизнь развивалась. И развитие ее, как испокон века, шло не по кругу, а по спирали. Последующее, вбирая предыдущее, сменяло старое новым. Новое же стояло ступенью выше старого.
В Питере возникла новая, качественно отличная от всех прежних социал-демократическая организация — "Союз борьбы за освобождение рабочего класса".
Ее создал Ленин.
Он объединил разрозненные марксистские кружки и создал зачаток революционной марксистской партии, со строгой дисциплиной, конспирацией и подчинением местных организаций центру.
"Союз" впервые в России стал осуществлять соединение социализма с рабочим движением, первым перешел от пропаганды среди передовых рабочих к политической агитации в массах.
В его руководящий центр, кроме Ленина, вошли, как бы передавая эстафету, брусневцы-техноложцы Г. Кржижановский и В. Старков. Несколько позднее центр был пополнен питомцем все той же Техноложки А. Ванеевым, а также Ю. Мартовым. Но и в департаменте полиции время проводили не праздно. Трудились. Старались.
В большом доме на Фонтанке по-прежнему допоздна горел свет. Всевидящее око подглядывало, всеслышащее ухо подслушивало.
Книга судеб листалась, перелистывалась, пополнялась новыми именами. В тихих, жарко натопленных комнатах стоял неумолчный шелест бумаг. Изучались донесения, составлялись сводки, готовились постановления, выписывались и подписывались распоряжения на арест.
В результате кропотливо подготовленной полицейской акции "Союз борьбы за освобождение рабочего класса" был разгромлен. Ленина и других руководителей и членов «Союза» бросили в тюрьму.
Жандармы и полицейские победили. Но победа оказалась мнимой, ибо была временной.
Ленин был не из тех, кто поддается излому.
Четырнадцать с лишним месяцев тюремной одиночки не прервали его кипучей деятельности по созданию марксистской партии и руководству все нарастающим рабочим движением.
"Когда, — вспоминает Н. К. Крупская, — в 1896 г. началась подготовка I съезда партии, Ленин, сидя в тюрьме, думал о том, что теперь надо дать уже иного типа программу, популярную, понятную каждому сознательному рабочему, программу, которая была бы непосредственным руководством к действию. И в то время как в Питере шла стачка 30 тысяч текстилей, Ильич в своей камере строчил молоком и пересылал на волю проект популярного изложения программы партии и объяснительную записку к ней".
Ни кирпичная кладка тюремных стен, ни заброшенность и одиночество сибирской ссылки не могли оторвать Ленина от людей, с которыми он шел плечом к плечу. Ничто не могло сломить в нем животворного духа товарищества и революционного братства.
13 февраля 1897 года был объявлен приговор — ссылка в далекую Восточную Сибирь. Осужденные отправились в ссылку не по Владимирке, от этапа к этапу, как было прежде, а железной дорогой до Красноярска. Оказывается, и тюремщики не чужды техническому прогрессу.
Ленин, выехавший несколько раньше, договорился с товарищами, что встретит их.
Десять дней спустя после отъезда из Петербурга поезд со ссыльными подошел к красноярскому перрону. Здесь уже стоял Ленин вместе с сестрой Кржижановского.
Ссыльные кинулись к окнам вагона, опустили стекла и стали обмениваться со встречающими рукопожатиями, торопливыми вопросами, радостными восклицаниями.
Начальник конвойной команды полковник из бывших гвардейцев — Белуга, как его прозвали в пути ссыльные, выскочил рапортовать начальству.
Но, заметив непорядок, заметался по перрону,
— Шашки наголо! — проревел он конвойной команде. Сверканье клинков настолько ошеломило четырехлетнюю
дочку одного из ссыльных — Валю Юхоцкую, что она, уставившись из окна на тучного, побагровевшего от страха и злости полковника, тоненьким голоском звонко проверещала:
— А мы тебя повесим!
В ответ Белуга прорычал:
— А мы вас также. Раздался взрыв хохота.
Станционные жандармы схватили Ленина и его спутницу и силой увели прочь с перрона.
А через несколько месяцев в тот же Красноярск прибыл Красин.
Поезд, в который он сел на красноярском перроне, унес его на северо-запад, в Москву, а оттуда другой поезд повез на юг, в Харьков.
В Харькове пахло весной, хотя только еще подходил к концу декабрь. В городе на каждом перекрестке торговали елками. Свежие, ярко-зеленые, они несли ароматы хвои, молодости, весны.
Надвигалось рождество.
Под самый праздник Красин зашел в Технологический институт. Несмотря на чиновное обыкновение перекладывать решение дел на послепраздничные дни, директор института В. Л. Кирпичев, выслушав просителя и внимательно прочитав его бумаги, тут же распорядился зачислить студентом. Однако поставил условие: не вести никакой пропаганды среди студентов.
В. Л. Кирпичеву, крупному ученому, известнейшему теоретику в области строительной механики, явно пришлось по нраву, что новый студент не белоподкладочник, не барский сынок, шалопай и бездельник, а бывалый человек, умудренный опытом строителя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});