Поющие револьверы - Макс Брэнд

— Нет.

— Я так и знал. У вас есть примесь дурачества. Глупости. Вы позволили ему провести себя! Вот что я вам скажу. Берите винтовку и двигайте за ним. Он вас ограбил!

— Я не пользуюсь винтовкой, — сказал Райннон, — если только не охочусь. Не очень хорошо с ней обращаюсь.

— Правда? — спросил ранчер, в упор глядя на него.

— Да, — сказал Райннон и обнаружил, что смотреть в эти глаза, ярко глядящие на него из-под морщинистых век, требует удивительного количества решимости.

— Вы можете убить оленя, — сказал Ди. — В наши дни этого достаточно. Были времена, когда мужчине требовалось стрелять без промаха. Теперь это не нужно. Мир перевернулся! Мужчин больше нет. Я, слава Богу, еще могу стрелять. Видите вон тот кусок плиты, что выпирает?

Он прицелился в него, но не пальцем, а револьвером, который неожиданно появился у него в руке. Раздался выстрел. Выпирающий кусок плиты покачнулся, но не упал. Рядом с ним появилась беловатая царапина.

— Промахнулся! — сказал старый ранчер, убирая оружие. — Сможете, как я?

— Нет, — сказал Райннон. — Вы хорошо стреляете. По человеку вы бы не промахнулись.

— Нет, — хихикнул Оливер Ди. — По человеку я бы не промахнулся. Кто угодно, только не я.

И он начал потирать руки и кивать в разговоре с самим собой.

Глава 15

Райннон сравнивал факты с догадками. После разговора с Нэнси Морган ему показалось, что вряд ли найдется белый человек, способный мучить такую красивую женщину. Но теперь он готов был изменить свое мнение. Оливер Ди был достаточно эксцентричным человеком, чтобы выделить его из числа других людей. Похоже, он жил по своим собственным законам.

Поэтому он еще больше насторожился, несмотря на деланное спокойствие в глазах. Он внимательно осматривал каждый укромный уголок во дворе, каждую тень в окнах, где подозревал движение.

Дверь дома распахнулась.

— Оливер! — позвал пронзительный женский голос. — О-ли-вер!

— Здесь я, — ответил Оливер Ди.

— Ты стрелял?

— Не знаю, — сказал Оливер Ди.

— Прекрати сейчас же. У меня болит голова!

Дверь захлопнулась.

Оливер Ди долгое время пораженно смотрел на дверь. Затем сказал с затаенной мягкостью:

— Не могу назвать своим даже собственное имя. У меня здесь больше нет места. Старею. Им не нужен старик. Ни одной женщине не нужен старик. Напоминаю ей о собственной старости. Даже собаке не пожелаю такой жизни. Даже собаке!

Он произнес это с искренностью, которая заставила Райннона удивленно посмотреть на него, но, пожав плечами, его собеседник продолжил:

— Ну что насчет фермы? У вас половина. Так продайте мне ее!

— У вас полно земли, — ответил Райннон. — Зачем вам нужна такая маленькая ферма наверху?

— Она не наверху, — поправил его Ди. — Она внизу. А нужна она мне потому что я так хочу. Буду приглашать туда гостей. Народ с восточного побережья глядит вроде как свысока. «Что вы выращиваете?», спрашивают. «Коров», говорю я. «Никаких зерновых?», спрашивают. «Только коров», отвечаю. «Разве это не плодородная земля?», говорят они. «Плодородная-то плодородная, говорю, да времени у меня нет ею заниматься. Мне и коров хватает».

Но они мне не верят. Мне хочется отвести их на ферму и показать вашу кормовую траву. «Вот что может уродить эта земля», скажу я им. Понимаешь, малыш?

— Понимаю, — сказал Райннон, но он знал, что это лишь прикрытие. Ни одна причина, настолько простая, не могла контролировать жизнь и поступки Оливера Ди. Он полагал, что на свете не было ни одного другого человека, для кого мнение окружающих значило бы так мало.

— А теперь скажите мне, сколько вы хотите, а я скажу, сколько готов заплатить.

— Не скажу, — возразил Райннон.

— Хотите меня разорить, понимаю, — произнес старик. — Хотите поднять цену до небес. Хотите меня надуть. Но это я вас обману. И все же назовите цену. Я всегда сужу по цене, за какого дурака меня принимает продавец.

— Я не буду называть цену, потому что не продаю, — уверенно заявил Райннон.

Ранчер улыбнулся.

— Сынок, — сказал он, — мне нравится, как ты разговариваешь. Мне нравится слышать человека, который умеет заключать сделки. Но вот что я тебе скажу. Я прожил пятьдесят лет. Все все продают. Люди продают лучших своих лошадей. Лошадей, которым они, можно сказать, обязаны своей жизнью. Продают собак, которые тоже их спасали. Продают своих сыновей и дочерей. Женщины тоже себя продают. Как и мужчины. Все все продают. За определенную цену. Просто нужно найти правильную цену. Вот так. Иногда это улыбка. Иногда букет цветов. В большинстве случаев — наличные. Все продается. А теперь говори, Джон Гвинн.

— Я все сказал, — произнес Райннон.

— Не тратьте мое время понапрасну, — жалобно сказал Оливер Ди. — С тех пор, как вы пришли, я три раза уколол палец. Вы портите мою работу. Уже достаточно поднимать цену. Давайте, называйте верхнюю.

— Верхней нет, — ответил Райннон. — Я не собираюсь вас разорять. Пусть ваши деньги останутся при вас. У меня останется земля. И оба будем довольны.

Ранчер опять посмотрел на него птичьими глазами.

— Я почти вам верю, — сказал он.

После этого он вернулся к работе. Через некоторое время, яростно работая иглой — он пришивал крыло, которое чуть ли не полностью оторвалось от седла — Оливер Ди спросил:

— Ну а шериф? Как он? Продаст?

— Нет, если я не захочу. А я не хочу, — ответил Райннон.

— Он у вас под каблуком? — сердито взглянул на него ранчер. — Он делает то, что вы хотите? Не верю!

— Постарайтесь.

Он встал.

— Мне надо возвращаться, — сказал он.

— Надо? Нет, не надо. Зачем вам возвращаться?

— У меня есть работа.

— Работа? Нет, у вас выходной. Вы крутитесь на нашей земле и стреляете оленей.

— Ничего подобного, — сказал Райннон. — Я просто вышел поохотиться. Нам надоел бекон.

— Садитесь! — скомандовал ранчер.

Райннон нехотя послушался. Он отнюдь не добился того, за чем пришел в дом Ди.

— А теперь рассказывайте, — сказал Оливер Ди, — а я поработаю. Хочу узнать о вас побольше. Я выращиваю коров. Могу о них рассказать. Вы выращиваете кормовую траву. Вот и говорите о ней.

— Я плохой рассказчик, — сказал Райннон.

— Я помогу. Когда остановитесь, я за вас продолжу. А теперь давайте. Расскажите, как начинали. Расскажите все, что сделали.

Райннон подчинился. У него не было большого желания рассказывать все, что он сделал. Но ему хотелось как можно дольше остаться в доме.

«Они меня будут держать там», — сказала ему Нэнси Морган.

Он глубоко вздохнул и начал.

Вначале он говорил, запинаясь. Он многое позабыл, потому что работал изо дня в день, ничего не планируя, просто делая то, что попадалось под руку. Теперь же, когда Райннон начал описывать детали, он видел, как разворачивается перед ним рассказ, и рассказ интересный, с его точки зрения.