Веселенькая справедливость - Сергей Лукницкий

Вадим сидел сзади и подавал реплики по-русски. Вскоре водитель снова занял свое место, и тут Вадим к нему нагнулся и что-то сказал. Что именно, за грохотом машины я не слышала.

- Уи, мсье, - сконфуженно отозвался водитель, но, видимо, просьбе Вадима внял, машину остановил, открыл верхний люк, подтянулся, вылез из него и захлопнул его над самыми нашими головами. Последними словами его были:

- Мсье, мне очень жаль, но у вас есть только полчаса.

И вот тут Вадим наконец заключил меня в свои объятия.

Я понимала, что Вадиму тоже сейчас плохо, ему надо со мной расплатиться за все, что я для него сделала. Мужчины считают, что могут расплачиваться так же, как и женщины. Я была готова быть великодушной и казалась почти счастливой, весело думала, что все, что он хочет, произойдет именно здесь стараясь сообразить, какую именно позу следует принять в этой железной коробке, но он что-то нащупал в полу и вдруг открыл нижний люк.

Вот как, я и не знала, что из танка можно выходить снизу.

Он вылез через узкое отверстие и стал вытаскивать меня. Я порвала свое платье, мои украшения рассыпались где-то, зацепившись за бесконечное холодное железо, но я осталась равнодушной к таким мелочам.

Оставив меня лежащей на мостовой между гусеницами танка, Вадим снова полез в люк и снял с сидения попоны, которые положены были туда, чтобы нам было не так тряско ехать. В танке они не полагались. Попоны он подстелил под меня на землю, а сам лег рядом со мной.

- Ну что, - рассмеялась я, - как ты это собираешься делать? Между мной и брюхом танка совсем нет места, а на боку тоже ничего не получится, я не могу разомкнуть ноги, может быть, мне одну ногу положить на люк, из которого мы вылезли?

Он молча сопел и, насколько это позволяла теснота, пытался меня погладить. Я отвечала ему. Неожиданно стало совсем тихо, только чуть слышно потрескивали в рыхлом асфальте постепенно оседающие гусеницы.

Наконец я поняла, что он хочет, он захлопнул люк, и мы сумели сделать то, что, не скрою, в эту минуту хотелось нам обоим… Я только думала о том, что приобретение - это та же утрата, ибо, приобретая реального мужчину, теряешь мечту об идеальном.

Вадим вдавливал меня в марсельскую мостовую довольно сильно, он дышал ровно, только тело его было очень горячим. Но я еще не включилась, я была отчего-то холодна, и, когда он выдохнул в экстазе не мое имя, а имя китаянки, я почти не разозлилась.

Теперь я хорошо знала, что потеряла его окончательно. Я ему не нужна. Я не постигла искусство владения мужчиной. Он меня не только не любит, но уже и не нуждается во мне, я ведь все сделала для него и теперь должна исчезнуть.

И в ту же секунду я вдруг поняла, что тоже потеряла к нему всякий интерес. Я состоялась, и я победила. И мы друг другу, как платье, которое нравится, когда ты ходишь, облизываясь, вокруг витрины и ищещь деньги, чтобы его купить, представляешь себя в нем и когда, наконец, купишь, бывало, что в этой же коробке сунешь подальше в шкаф, ибо так долго уже носила его в мыслях, что и надоело.

Я совершенно не могу вспомнить, что произошло, потому что я задумалась о своем и меня теперь не волновал мужчина, который, благодаря мне, удовлетворял свою плоть.

Рев мотора нашего танка разбудил мое сознание. У меня мелькнула мысль: “Водитель вернулся, увидел, что нас нет, и решил ехать дальше один”. Это было невероятно. Вадим тоже словно очнулся, и мы оба заорали, но, конечно, наши голоса не были слышны в машине.

Резкая боль в ноге, как будто в нее вгоняла спицу пронеслась через все мое тело до самой головы. Вадим вдруг резко сполз с меня, через мою голову, как будто его бросила туда какая-то сила. Я потеряла сознание, то есть не то, чтобы потеряла, а вдруг ощутилаа себя будто бы отдельно от самой себя и от своего тела.

Я ощутила себя в каком-то немыслимом саду, заливаемом волшебным светом. Свет этот приближался ко мне и становился все концентрированнее.

Я слышала голос, и этот голос был сладостным и неземным, и, как я ни была поражена происходящим, я заметила, что в голосе, вещавшем мне, проскальзывали иронические нотки. Я не помню наверняка, что он говорил мне, но если он позволял себе шутить, то, видимо, еще не все потеряно.

Только потом я поняла, в чем состояла шутка. Я открыла глаза и обнаружила себя в совершенно белой комнате, в которой без труда узнала стандартную двухместную больничную палату, начиненную бесконечным количеством медицинских приборов.

Первое, что пришло в голову: реанимация прошла успешно. Я пошевелила ногами и руками. Это мне удалось, и я успокоилась: как будто, они были на месте.

Шум листвы за окном и то, что я узнала комнату, подсказали мне, что и зрение, и слух у меня тоже в порядке. Позвоночник? Я поерзала, но и он оказался в норме. Тогда в чем же дело? Почему я здесь? Наверное, просто был шок, из которого меня вывели, вот и все. И теперь я могу идти, куда пожелаю.

А где Вадим? Я повернула голову. Туалетный столик мешал мне увидеть того, кто лежал на соседней кровати.

Я не решалась пока приподниматься и только тихо его позвала. Мой голос был непослушным, не моим и неестественно низким, но я успокоила себя, что это, вероятно, от курения и скоро пройдет.

Вместо ответа я услышала с соседней кровати безудержное рыдание. Там плакала женщина, и голос ее в отличие от моего собственного показался мне знакомым.

Тут уж я решила встать во что бы то ни стало с кровати, приподнялась, чтобы увидеть ее и узнать все сразу. Правой рукой откидывала одеяло, а левой придерживала свою непослушную грудь. Я еще даже не сумела ее нащупать, как какой-то звоночек рявкнул в моем сознании. Мои ноги торчали из-под одеяла и касались спинки кровати.

“Я что, выросла? - испугалась я. - Почему они без маникюра? Что, смыли, и сколько дней я тут валялась?”.

Тут вдруг до меня дошло: это не мои ноги. Всемилостивый Боже!

И даже не догадка, а озарение пронзило меня насквозь: да, там, где должна была быть моя грудь, ворсилась весьма импозантная мужская щетина.

Мне вдруг стало все понятно. Действительно, мы оба потеряли сознание, наши души на мгновение вспорхнули в небытие, потом, словно парашютики, соединившись, камнем пошли вниз, возвращаясь в наши тела, но перепутали их. Перепутали? А может быть, так было задумано, почему-то же неземной голос вещал с юмором…

Скорее ожидая подтвердить то, что было мне ясным, нежели увидеть что-то новое, я встала с постели. Я была совершенно раздетой и так и прошла в ванный отсек, где было большое, как в отеле, зеркало. Передо мной в зеркале, как я и ожидала увидеть, стоял Вадим.

Со мной не произошло шока. Наверное, женщина должна быть готова и к такому. Подумалось только, что управлять таким телом мне будет сперва тяжело, но я сумею, это так же, как водить “Роллс” после “Cитроена”.

Но отчего это, глядя в зеркало на его тело, я испытывала теперь смутное волнение? Хотя тут нет ничего удивительного, ведь сознание мое осталось женским. Но вот что странно: я не испытывала неловкости, что отныне стала мужчиной. Странное у меня было чувство, я себе нравилась в зеркале, и вместе с тем я знала, что теперь это тело уже мое. Может быть, виной тому мои лесбийские наклонности? Как бы то ни было, мне было очень комфортно.

Я только с грустью подумала, что теперь Вадим будет бегать за мной.

Мне нравился его рост. Телом было управлять немного тяжело, потому что я была рассчитана на более мелодичные движения. Я отправилась в палату.

Как и следовало ожидать, Вадим, пребывавший теперь в моем теле, смотрел на меня с ужасом. У него были роскошные мои глаза, я и не знала, что мне так идет пугаться и плакать.

На стуле валялась одежда Вадима и моя. Секунду примерно я раздумывала, его или свою мне надевать, и немедленно рассмеялась.

Надела его носки, потом трусы, брюки, после некоторой заминки я поняла, наконец, как их надевать. Затем я зачем-то взяла в руки лифчик, но тотчас же положила его обратно. Рубаха застегивалась на правую сторону, и я несколько секунд безуспешно искала петли. Я с удовольствием влезла в бутсы.

Вадим, глядя на все это, не произносил ни слова, он лежал, широко раскрыв глаза. Я подошла к нему и поцеловала его в губы. Я и не знала, что мои губы столь восхитительны. После поцелуя я решительно откинула одеяло на его кровати.

Я смотрела на себя прошлую, и прошлая мне продолжала нравиться. Она была очаровательна. Левая нога моего тела была перевязана, видимо, брюхо танка прошло по кости, задев нерв, но саму кость не повредило. На этой же ноге продолжал красоваться синяк - знак офицерской доблести Министерства обороны России. Все остальное было в порядке.