Метели, в них тени и серебряная булава (СИ) - Евтушенко Мария

Это уже был целый хор голосов, и их больше невозможно было игнорировать. Еве всё равно пришлось бы столкнуться с кем-то из вампиров по дороге обратно. Ей нужна булава. И ей нужен Варриэн. Как никогда, трезво она поняла это. Только зачем мучить себя, если она для него всего лишь сосуд с кровью? Потому он и не занялся с ней сексом. Как женщина она ему неинтересна. А то желание, что исходило от него, до того, как он закрылся? Очевидно, Ева просто спутала это с вампирской жаждой. Теперь все было ясно.

«Блядь, Ловец! Я сказал тебе уходить!» — это была мысль Варриэна, которая прорезала галдёж, создаваемый шёпотом теней. Они стихли. Гурий чувствовал, что она все ещё здесь. Может, он и о ловушке знал заранее? Ева сосредоточилась для ответа: «Пошёл ты, вампир! Я никуда не уйду без тебя!»

Она ещё раз оценила обстановку. На поляне, кроме Варриэна и Мавэй, были ещё шесть вооружённых вампиров. Один застыл прямо под деревом, на котором притаилась Ловец. Среди деревьев угадывались очертания ещё по крайней мере четверых. Сколько из отряда Мавэй прочёсывали лес, Ева не знала. Но одиннадцать противников на неё одну — это уже много. Она может послушать Гурия и уйти прямо сейчас. Несомненно, Ева не должна вмешиваться в конфликт вампиров. Сейчас лучше всего вернуться в Гротэр и сообщить Нетарии о случившемся. Забрать артефакт. Пускай решают свои проблемы сами. Вахчи. Высшие вампиры. Один из них держал её в яме, которою заставил выкопать. Он глумился над ней, ломал. Каждая ночь была наполнена болью и криками Евы. Каждый день она молилась, чтобы её спасли. А потом перестала. Ведь никто не пришёл. Бог, которому служила её семья, остался глух и слеп. И так тянулось её время. Четыре долгих года, наполненных агонией души и тела.

А после свершилось. За ней пришли. Тот, чей внешний вид должен был повергнуть в ужас. Огромное создание, похожее не то на медведя, не то на гигантского волка. Его облик был чернее ночи. Зубы больше, чем голова Евы, как кинжалы, по три ряда сверху и снизу. Зазубренный гребень, идущий шипами вдоль спины, заканчивающийся острыми шипами на длинном хвосте. И восемнадцать тёмно-синих глаз с жёлтыми вертикальными зрачками. Должно быть, Ад открыл свои недра и выпустил самый страшный кошмар, что таился в нем. Но нет. Это не Адское чудовище пришло. Это был Н'Гунн, спаситель сломанных кукол. И Ева потянулась к нему тогда. Потянулась и сейчас, закрывая глаза и вспоминая его образ. Прося сил, чтобы переступить через воспоминания о боли и унижении. Дать бой сейчас, раз уж не смогла тогда, раздавленная, проданная в рабство собственной матерью. И перевернуть страницу своей жизни для новых свершений. И новых воспоминаний.

Ловец прекрасно осознавала, что Н'Гунн не услышит её, не поможет. Но это и не нужно. Нужна лишь вера в то, что ты не один в темноте. Вера, пробуждающая силы и желание жить. Н'Гунн не поможет. Потому что его здесь нет, и он не бог. Но тут есть другой. Тот, кого называют богом заслуженно.

Ева сомневалась, что получит ответ, что Варриэн её слышит, но всё-таки направила к нему свою мысль: «Мне нужно немного твоей силы, как тогда, когда я выслеживала мысли вахра. Сможешь дать?» Вряд ли он мог, иначе не стоял бы на коленях посреди магического плетения. Да и не услышит он её.

Ева вздохнула и почувствовала прикосновение, лёгкое, едва ощутимое поглаживание воздуха. Ловец втянула ноздрями морозный воздух и окинула местность взглядом, заметив, что метель усиливается.

Она выхватила клинки из ножен и прыгнула вниз. Никто не услышал её, никто не обернулся. Девушка тихо приблизилась к ближайшему вампиру и одним движением перерезала ему горло. Запах крови обострил её чувства. Захотелось ещё. Кровопийца рухнул в снег, издавая булькающие звуки, чем привлёк внимание остальных. Все, кроме Варриэна, обернулись к ней и застыли. Мавэй уставилась на неё, широко открыв рот. Ева улыбалась. Она чувствовала, как тени крепнут, питаясь силой Гурия, и уже бушуют в её ауре. Ева видела, как письмена с лезвий клинков дополняются на её руках. Как клубится тёмно-синяя Бездна вокруг её силуэта. Она уже не была той Евой, что пришла в этот мир за серебряной булавой. Она стала частью чего-то большего, как и надвигающаяся метель, устилающая белым все вокруг.

— Убейте её! — Мавэй очнулась первой. — Убейте порождение Тьмы, вампиры!

Все, как один, ринулись к ней.

— Вы свободны, — прошептала Ева.

Тени с воем возникали перед нападающими, поглощая все на своём пути, даже крики агонии, что издавали вампиры. Те сопротивлялись, отбивались и стреляли. Но разве можно убить тень? Снег сыпал с неба белоснежной крупой, ухудшая видимость. Но Ева видела, как от неё отделилась большая тень, постепенно обретающая очертания. Как Мавэй хотела сбежать и не успела. Как голова с малиновым хвостом, оторванная от тела, взмыла в воздух, точно мяч, и не упала в снег, поглощённая тенями. Ничего не пропадёт. Они все съедят, сегодня у них пир. Ловец махала клинками как заведённая. И смеялась.

Она впервые испытала всю ту какофонию чувств, что и её любимые тени. Она любит их. Они любят её. И всегда будут её любить. А равно и защищать. Смесь жажды убийства, немыслимого голода, необузданного счастья при каждой отнятой жизни переполняла её. Она сильна, как никогда. И это чистое блаженство. Метель была густой, а в ней мелькали тени, хохоча и ликуя. Они больше не шептали. Они вопили. И это был самый прекрасный звук. Только он должен звучать, нарушать тишину, пока сама жизнь не смолкнет. Пока все вокруг не померкнет, и даже душа мира не перестанет видеть сны.

Она стоит пред ним, а тени с аппетитом поглощают магию, что его сдерживает. И среди всей великолепной тьмы он сияет и пульсирует, как чистый голод. Он прекрасен. Нет в этом мире никого, равного ему. Он порождение кровавого бога и воплощения Рока. Кровь — его жизнь, а он — дарующий смерть.

Рок смотрит его глазами и направляет его голод, способный поглощать миры. Он сокровище. И она хочет его. «Он будет твоим, — говорят они. — Должен стать твоим».

Она приближается. Он встаёт с колен, смотрит на неё и что-то говорит. Она не понимает слов. Зачем? Ей не нужны слова. Она сильнее сжимает рукояти клинков. «Это Гурий, — говорят тени. — Нельзя убивать Гурия. Но можно немного попробовать... Только чуточку... Он сладкий!» Она бросает клинки и прыгает на него, заваливая в снег. Чувствует, как он устал. Как ему тяжело сейчас. Почему ему тяжело? Он опять что-то говорит, а она не хочет слышать. Хочет лишь его. Сейчас. Немедленно. Всего. Без остатка. Он сильный, несмотря на смертельную усталость. И это великолепно! Но он удерживает её на расстоянии, перехватывает руки. Она злится.

«Ева!» — слышит она. Что? Кто? Это неважно. Ничто не важно. Только он. «Мне очень нужно! — кричит она. — Покорми меня! Совсем немного!» Он наконец-то сдаётся ей. Окутывает своей силой, позволяя пить его, как мёд. «Только аккуратно, — говорят они. — Не навреди ему». Она не хочет ему вредить. Облизывает его шею, извивается на нем, наполняясь божественной сутью. И это успокаивает. Она тонет в нем. Во тьме.

«Ева!» — Этот зов настигает её в покое. Она возвращается. Снега нет. Только тёплая вода стекает по её коже. Ей хорошо, потому что он рядом. Она чувствует его каждым изгибом своего тела, каждой гранью души. Притрагивается, изучает. Он разрешает себя изучать. Но даже если бы сопротивлялся, её бы это не остановило. Он твердый, как камень, и гладкий, как шелк. Он пахнет силой, а на вкус как жизнь.

«Ты мой», — говорит она.

«Твой», — соглашается он.

Мягкая ткань вокруг. И он рядом. Дитя богов. Её персональный банкет.

Она тянется к нему, чтобы вновь ощутить блаженство. Он позволяет ей кормиться и говорит. Она понимает лишь отчасти.

«Ты должна прийти... Вернись... Ева... Не оставляй...»

Опять слова. Она не хочет слов. Хочет лишь его. Он сильнее, чем был раньше. Его силы вернулись. И она пьёт его. И уносится в рай. Он и есть её рай.

«Ева!» Это не он. Это другой. Тот, чьё имя Тьма. Он зовёт её в Бездну? Она пойдёт за ним. Ведь он и есть Бездна. Марон Гияр.