"Я у себя одна", или Веретено Василисы - Екатерина Михайлова

Все мы понимали, что "зверская расправа" с благоверным — это не только буквальное желание причинить боль или уничтожить реального человека, а еще что-то совсем другое: истребление ложного, бесчувственного "исту­кана" было истреблением маски, образа, а не живого существа. Более того, Муж смог предстать живым существом только после символической смер­ти — и не только своей, но и образа немой бессловесной жены, которая "умирала каждый вечер на этой кухне". Между прочим, когда говорят, что чей-то брак нуждается в обновлении, "освежении", как-то не задумывают­ся, куда девать старый. Между тем, изжившие себя отношения именно уми­рают — и не всегда своей смертью, не всегда безболезненно.

И многое еще мы понимали: например, что работали не с отношениями ре­альных людей, а с символическим "раскладом фигур" у героини в голове. Конечно, ее агрессия была направлена на вполне реального человека, но... Еленино собственное поведение, ее восприятие этого "реального челове­ка" связано с ее личным опытом и особой формой реагирования на крити­ку, холодность, молчание в ответ на вопросы. Если вы сейчас воскликнете: "Как, опять папа с мамой?" — я отвечу: "Да, опять". Только и они здесь присутствуют в фоне не как реальные люди со своими биографиями, раз­мерами обуви и паспортным возрастом, а как прообразы того типа взаим­ного "вымораживания", который можно было видеть в начале сцены. Со своим фактическим прошлым мы, конечно, ничего поделать не можем. А вот с теми моделями, которые оно оставило у нас внутри, к счастью, все-таки что-то сделать можно. И эта работа могла повернуть в другое рус­ло — возможно, с выражением агрессии не по адресу мужа, а непосред­ственно родителям. Но они — в реальности — уже пожилые люди, их все­могущество давно закончилось, и извлечь "огненную" ноту было бы куда трудней, реальность бы мешала. Разве что удалось бы попасть в какую-ни­будь детскую сцену, где соотношение власти, обиды, подавленной злости и несоразмерность фигур привели бы нас практически в ту же тему. Фанта­зия же о всемогущем и недоступном для человеческих чувств Муже — и, разумеется, сознательный запрос героини на работу именно в этом на­правлении — позволили "разрядить" немалую часть обширных "порохо­вых погребов". И не надо быть психоаналитиком, чтобы понимать, что су­щественная часть претензий к спутникам жизни — это переадресованные, перенесенные на другого человека чувства к самым важным людям начала нашей жизни, мамам-папам, бабушкам-дедушкам, сестрам и братьям. И ра­зумеется, мы не отвечаем за само полученное нами наследство. Но за то, как мы этим наследством распоряжаемся и управляем, отвечаем именно мы. "Никто не может вызвать в вас чувство собственной неполноценности без вашего согласия" — так говаривала незаурядная женщина Элеонора Рузвельт.

Для того чтобы искренне сказать "Да", иногда нужно сначала рявкнуть, прорычать, выплюнуть "Нет" — или, по крайней мере, иметь такую воз­можность. В женских группах тема агрессии вылезает из каждого темного угла: постоянно нарушаемые границы, чувства бессилия и страха способ­ствуют образованию "пороховых погребов". Многие интуитивно ищут воз­можности разрядить опасные "завалы" мирными и даже творческими спо­собами: одна пляшет фламенко, другая с наслаждением стреляет в арба­летном тире, третья в выходные яростно воюет с пылью и грязью, четвер­тая занимается боевыми искусствами, пятая вместе с мужем орет на стади­оне, болея за любимую команду, шестая орет ничуть не тише, только на рок-концертах. Есть еще споры и книги, есть вызов, который бросает нам всем трудная работа, есть возможность смешно рассказать о неприятных нам людях или ситуациях, есть автомобили и совсем незатейливые дела вроде игры "дартс".

Разрядить некоторое количество своей "убойной силы" хорошо... но мало. Настает момент, когда с ней нужно познакомиться — осторожно и почти­тельно, не давая при этом себя зажарить, — в точности как с Бабой-ягой. "Ведьма" и "ведать" — слова однокоренные, и не только в русском языке.

ГОРЕ УМУ, ИЛИ НЕВИДИМ У БАБ УМ — И ДИВЕН[12]

Не верьте ей, что кружева и челка!

Под челкой — лоб. Под кружевами — хвост.

Белла Ахмадуллина

Один мой знакомый — между прочим, профессор психологии — любит по­вторять, что воистину умные женщины — это те, кто успешно скрывает свой ум, дабы он не раздражал окружающих неуместным блеском. Другой, полагая себя человеком без предрассудков, с восхищением отозвался об общей приятельнице: "Такая умная — любого мужика за пояс заткнет!". Он искренне считает, что выставил наивысший балл. Аплодисменты, перехо­дящие в овацию. Все встают.

Оба эти высказывания принадлежат вполне милым и цивилизованным лю­дям, отнюдь не женоненавистникам. Не сознательным женоненавистни­кам — пожалуй, так будет точнее. Поговорок типа "Курица не птица, баба не человек", — они не употребляют: вульгарно. Вот изящную шутку про морскую свинку ("Женщина-ученый — это как морская свинка: и не мор­ская, и не свинка") — это да, это пожалуй. В сущности, оба господина представляют весьма почтенную традицию — уютно расположились в хо­рошей компании воспитанных джентльменов разных времен и народов. Хотите послушать? Легко! "Пишущая женщина совершает два преступле­ния: увеличивает количество книг и уменьшает количество женщин". Еще? "На ученую женщину мы смотрим как на драгоценную шпагу: она тща­тельно отделана, искусно отполирована, покрыта тонкой гравировкой. Это стенное украшение показывают знатокам, но его не берут с собой ни на войну, ни на охоту, ибо оно так же не годится в дело, как манежная ло­шадь, даже отлично выезженная". Что, еще? "Думающие женщины — это те, о которых не думают". Между прочим, очень приличные авторы: Шоу, Юлиан Тувим, Лабрюйер. Который где, не скажу. Представляете, идет теле­викторина "Наши умницы", восемь специально отобранных эрудиток отга­дывают авторство вот таких или еще похлеще афоризмов, победительница получает "Британскую энциклопедию" в компьютерной версии. Не самый зловещий вариант телевизионного театра абсурда, между нами говоря.

Все это довольно занятно хотя бы тем, что проливает скудный свет на дре­мучие мифы, касающиеся так называемого женского ума. Один из них гла­сит, что наличие интеллекта делает женщину непривлекательной и ведет ко всяческим огорчениям: ее не любят, она остается одинокой и несчаст­ной, а там и характер портится от зависти — в общем, все плохо. Все зна­ют, что это далеко не всегда так, но миф предполагает грандиозные обоб­щения и игнорирует всякие там причинно-следственные тонкости. Но если вдуматься в эту своеобразную кривую логику, которую принято приписы­вать именно женским рассуждениям, то получится, что так называемая "умная женщина" как раз тем и неприятна (или неудобна), что будет ис­пользовать это свое свойство для вышеупомянутого "затыкания за пояс". Кого? Да уж наверное не соперниц на телевикторине.

Получается, что в дискуссии о том, хорошо ли женщине быть умной, затро­нуты щепетильные моменты борьбы за лидерство, конкуренции и власти. А там, где затронуты интересы, трудно ожидать непредвзятых суждений. Заметим, что оба моих знакомых, высказавшихся по данному вопросу, воз­можность этого самого ума не отрицают, просто один находит его наличие довольно неудобным — как если бы речь шла о каком-нибудь физическом излишестве, которое лучше скрыть, а другой в качестве эталона подразу­мевает интеллект среднестатистического мужчины. За обоими высказыва­ниями внятно просматривается личная позиция: умная женщина, как нын­че говорят, напрягает. Но может быть, это вовсе не ее проблема?

Дамы, чей ум признавался всеми, в истории немногочисленны. Это, разуме­ется, говорит лишь об условиях, в которых оное качество возможно было проявить. "Несчастненькими" их никак не назовешь. Властные, склонные к авантюрам, порой неразборчивые в средствах и связях, эти женщины даже как-то заставляют забыть о том, были ли они счастливы: политика, творче­ство или науки для них важнее. Может быть, дело в том, что высокое про­исхождение плюс чисто мужские ценности и амбиции просто позволили их уму развиваться? Были ли несчастливы Елизавета Английская или княгиня Дашкова, мадам де Сталь или Голда Меир? Да не более, чем их современни­ки — монархи, писатели или политики.

Похоже, что расцвет или увядание женского ума очень зависят от окружа­ющей социальной среды, ее возможностей и предрассудков. Если окружаю­щие смотрят на интеллектуальное развитие девочки косо и неодобритель­но, с готовностью указать ей "ее место" ("Ты бы лучше за походкой после­дила, чем неизвестно зачем глаза портить!"), девочке оставляют не так уж много возможностей. Недаром многие замечательно умные дамы писали в мемуарах об одиноком детстве: недоглядели, не наставили на путь истин­ный, то есть — недотюкали. Чтение, размышления и наблюдения той окру­жающей жизни, какую Бог послал, — вот вам и источник последующей не­зависимости суждений. А отсутствие практики отношений со сверстница­ми, умения щебетать, легко ссориться-мириться и прочее — залог трудных и часто чересчур серьезных отношений с миром вообще. И эти трудные отношения могут в свой час принести невиданные плоды: зоркий взгляд, чуткое сердце, силу духа.