Помощница ангела - Юлия Кузнецова

Игорь Сотников ненавидел сиделок.

Глава 17

Обрыв, который не перепрыгнуть

Как обычно, он ощутил этот гадкий холодок, который начинал змеиться где-то в позвоночнике, а потом постепенно сковывал шею, руки, всё туловище, добирался до сердца и всё… Трудно дышать.

Первый раз ему стало трудно дышать, когда Марина, первая жена, вынесла ему голубой кулёк. Но радости на её лице не было. Ужаса тоже. Скорее, вопрос.

— Они, — она указала подбородком на больницу, куда их с малышом перевели из роддома, — говорят, что у него голова не растёт.

— Так мало времени прошло, — пробормотал Игорь, пытаясь заглянуть в кулёк.

— Месяц? Посидел бы там с моё.

Она открыла дверцу машины и сунула кулёк в автокресло.

— А что значит — не растет? — растерялся Игорь, одновременно пытаясь прикинуть, как можно пристегнуть кулёк, не распелёнывая.

— Мозг не развивается, — ответила Марина.

«Кулёк» заплакал, но она даже не протянула к нему рук. Игорь сразу это отметил. Как дурное качество, которое отмечаешь при знакомстве с человеком. Особых выводов не делаешь, но — отмечаешь.

Он не знал, что Марина ещё как протягивает руки к «кульку», которого назвали Максимом (правда, мальчику до сих пор всё равно, как его называют: хоть Максимом, хоть Геннадием), что и пеленает, и баюкает, и вглядывается в сморщенное личико, когда его, Игоря, нет дома. Словно пытается понять — можно любить Максима или нет?

И ей очень-очень нужно было, чтобы Игорь сказал: можно! Нужно! Будем!

Но Игорь не говорил. Он не знал, как вести себя в такой ситуации. Он не знал ни одного знакомого, у кого был бы ребенок с мозгом, который не растёт. Он поискал в интернете и начитался ужасных рассказов. После них было совершенно непонятно, как относиться к странному младенцу. Он предпочёл никак не относиться.

Марина же посчитала, что получила ответ на вопрос, мучивший её ещё в больнице. И бросила их. Просто уехала из города. Позвонила из поезда, крикнула, что больше так не может и швырнула трубку.

«Это даже к лучшему», — сказал себе Игорь, пытаясь улыбнуться собственному отражению в зеркале. Улыбка выходила какая-то болезненная. Одними губами — без глаз. С тех пор он так и улыбался.

К лучшему — потому что раньше не было плохих-хороших. А теперь — всё понятно. Она, Марина, плохая. Он, Игорь, хороший. Он не бросит малыша. Просто отдаст его родителям. Своим. Ведь малышу нужна ежедневная забота, супчики там протёртые, чистые штанишки. А он, Игорь, должен зарабатывать на супчики и штанишки. Вот так. Малыша будет навещать. По выходным. Если командировок не будет.

Он отдал родителям сына с облегчением и тайной надеждой. Так сдают в ремонт поломанный компьютер. Сложная машина, много работы, но вдруг всё-таки удастся восстановить всё-всё, что было до поломки?

Родители полюбили Максима. Голова у него всё-таки росла. Но медленно. Игорь как-то решил купить ему шапку в магазинчике при аэропорте. Надо было убить полчаса.

Выбрал синюю, с самолётиком.

— Размер? — спросила продавщица.

— Сорок шестой..

— На полгода?

— На два, — выдавил Игорь, и по спине снова зазмеился ненавистный холодок.

Дальше был новый начальник. Его дочь увлекалась иностранными языками, средний сын любил футбол, младший проводил время у телевизора.

— Вашему пять, Игорь? Что он любит?

— Ничего.

— Так не бывает. Наверное, тоже фанат мультиков?

— Конечно, — соврал Игорь.

На самом деле, Максим не замечал мультиков. Он замечал только свой палец, размазывающий слюни по журнальному столику.

Игорь не выдержал, когда Максиму стукнуло десять. И отправил их в Англию. Родителей и Максима. Отец тогда уже мучился болями внизу живота, и Максиму наняли сиделку.

Мэри… Игорь её возненавидел. Потому что никто, ни родители, ни пара друзей, которые были в курсе, не посмели ему намекнуть, что он не прав, удаляя от себя сына. А в её голубых прозрачных глазах сверкало такое презрение, она так уничижающе улыбалась, обнажая крепкие белые зубы… Почему он не уволил её сразу? Максиму же было всё равно!

А Мэри понимала прекрасно, что Игорь и его родители от неё зависят, и всячески пользовалась своей властью, то требуя, чтобы им оставляли деньги на развлечения (Максиму было плевать на колесо обозрения и карусели), то покупая дорогие развивающие книжки и игрушки, которые пищали, свистели и пели песенки (Игорь подозревал, что в его отсутствие игрушки переходят к трёхлетней дочери Мэри). Но он был согласен на всё, даже на эти унижения.

— Вы уже уходите, мистер Сотникофф? Неужели так мало внимания единственному сыну?

Всё, что угодно, лишь бы отпустили, дали возможность вызвать такси и умчаться, улететь из этого проклятого пригорода Лондона.

Что было потом? Потом заболел отец. А за ним — мать.

А потом была материнская сиделка.

И вот тут Игорь возненавидел сиделок по-настоящему.

Мать оперировали в Германии. Клару порекомендовал хирург, под чьим наблюдением мать проходила лечение. Немка, в случае чего, с врачами объяснится, но и по-русски понимает, с матерью сможет общаться. Даже какое-то медицинское образование имеется.

Крепкая как платан тётка с короткой стрижкой, мощной шеей и широкими ладонями вызывала у него раздражение. Она никогда не уходила, когда он навещал маму. Он и так приходил ненадолго. А тут ещё эта баба, пахнущая чем-то медицинским, потом и вот этим отвратительным запахом старушечьих духов (не «Красная Москва», конечно, но все старческие духи пахнут одинаково гадко). Найти другую у него не было времени. Приходилось терпеть и злиться. Если бы не она, последние дни с мамой прошли бы совершенно по-другому. Он столько всего хотел маме сказать! Но не при Кларе же!

— Сиделкой? — повторил Игорь.

Выражение его лица Алене что-то напоминало… Ах, да! Ей было лет семь. Они гуляли с Милой по саду и нашли мёртвого мышонка. Точнее, то, что от него осталось. Соседская кошка отгрызла ему голову, а оставшуюся часть с болтающимся хвостиком бросила около их дома. Садовника не было. Вскрикивая от отвращения, Мила завернула мышонка в лист лопуха и перекинула через забор, к хозяевам кошки. «Не смотри, Алёна! Не смотри!»

Сейчас Игорь с тем же отвращением спросил: «Сиделкой?»

— И что такое быть сиделкой, Алёна?

— Находиться рядом с человеком. Поддерживать его.

— А обтирать его тряпкой, чтобы пролежней не было? — поинтересовался Игорь, — «Не смотри, Алёна!», снова прозвучало в голове, — если он, прости, при тебе обделается, твой человек?

Алёна промолчала. Она вдруг явственно увидела, что сидят они с папой совсем рядышком, но между ними — обрыв. И его не перепрыгнуть. Папа всегда будет на своей стороне обрыва, а она, Алёна, — на своей.

— В общем, вот что я думаю, — нарушил тишину Игорь, — тебе это ни к чему. Это тянет назад. Тормозит развитие. Я слишком много в тебя вложил. Ты позвонишь этой женщине по телефону, извинишься. И скажешь, что родители решили отправить тебя в Англию пораньше. Чтобы ты там привыкла. Это, кстати, правда.

Алёна ничего не могла ответить. Ей казалось, скажи она хоть слово — и разрыдается.

У дома она вылезла из машины и пошла в гостиную. На диване, неестественно выпрямив спину, сидела мама. Её глаза ясно говорили: она не здесь. А где? На другом конце обрыва, вместе с папой?

— Мы всё решили, — объявил Игорь, входя в дом вслед за Алёной.

Наталья равнодушно кивнула.

«Да, — поняла Алёна, — мама где-то совсем далеко… Или ещё дальше… Или высоко, в облаках, витает над обрывом».

Она поднялась в свою комнату. Но позвонить Лидии Матвеевне так и не смогла.

А ещё Алёне очень хотелось, чтобы она снова, как в детстве, превратилась в храбрую Элен, и к ней прилетела Джулиана, и посоветовала, как быть… и что делать.

Глава 18

Телефон и кусочек сахара

Во сне Джулиана так и не пришла. Сон был гладкий, чистый, как кафельная стенка ванной, без тревожащих сновидений и печальных мыслей. Пустота. Вот что ощущала Алёна на следующее утро. Она спустилась по лестнице, но остановилась на нижней ступеньке. Родители сидели в гостиной, к ней спиной. Они сидели за столом, но не как обычно — друг против друга, а рядом. Оба напряжённо смотрели в окно, словно там показывали какой-то фильм.

— Я не понимаю, — сказал папа, — но тебе какая разница?

— Есть вещи, — произнесла, слегка задыхаясь, мама, — которые делать нельзя.

— Это в книжках по фэн-шую написано?

Мама выпрямилась и опустила глаза. Папа, наоборот, откинулся на спинку стула и сцепил руки на затылке.

— Не надо смеяться, Игорь, — отчеканила она, — есть вещи… Я не знаю, как тебе объяснить.