Газета День Литературы # 171 (2010 11) - Газета День Литературы

Но... под флагами, нам чуждыми,

Наши ходят моряки.

Видно, крыша у кого-то

(Вместе с Карлсоном) поехала?

Позабыли капитаны,

В "честь" гешефта своего, –

Что такое – дать присягу

Лишь Андреевскому флагу

И ни для какого лешего

Не разменивать его!

(Едет крыша у кого-то…

В плен – пирата взять охота?

Чем вы лучше-то его?!)

Аты-баты – шли пираты

Под своими парусами-то!

А навстречу – россияне –

Да под тряпочкой чужой!

Не зови меня в свидетели

Их изысканного "саммита";

Я давно уже не знаю,

За кого болеть душой.

Зло мирское – дно морское…

Вот зачем сегодня – тщательно

Символ моря – якорь спорем

Мы с простого рукава;

Вот зачем – прощанье с морем

Напросилось настоятельно

К нам – не позже и не раньше…

Не расстраивайся, банджо;

Песня всё-таки жива!

Александр ВЕПРЁВ «В ТЁМНОЙ БЕЛИЗНЕ...»

ВАГОН

Пейзажи родины… Гудки и стуки

электропоездов

на стыках рельс, путей

железно- и пожизненно-

дорожных…

Курящий тамбур. Грохающий ветер…

И милый облик Родины моей

летит метелью за окном вагона,

берёзовой метелью и хвойной…

И солнцеликая лучей корона

куда-то катится с единою страной…

– Куда качусь?

ПУТЕВОЕ

Там вдали между сосенок-ёлок

затерялся – великий собор,

деревенский таёжный посёлок,

вдоль дороги – щербатый забор,

колесо от прицепа – в бурьяне,

да и сам бесколёсый прицеп…

Вон сидят на прицепе миряне,

(алкаши, мужики, россияне…)

обсуждая, ругая Совдеп

и разбитые наши дороги,

матерком вспоминая мораль…

Недалёкие эти чертоги

отчего-то мне всё-таки жаль!

Потому ли, шагаю в посёлок

вековою дорогой прямой –

там вдали между сосенок-ёлок

будет ужин, и будет постой…

Словно там проживают родные,

только где – не припомню. Забыл…

Времена наступили иные

(девяностые, злые, шальные),

а посёлок остался, как был!

Вот – шлагбаум!.. Почудилось что-ли?

И железной дороги духан…

Скоро тоже в таёжной юдоли

подниму свой гранёный стакан!

За родимую нашу земельку,

за родных и за всех поселян.

Стану пьяным, как водится, в стельку,

как шофёр поселковый Колян.

Лягу спать на солому ль, на сено ль…

И приснится престранный прицеп,

что ракетой летит по вселенной,

прославляя российский Совдеп

на века!.. А пока что шагаю,

поспешаю дорогой своей!

Рад, что будет пора урожаю…

Рад собачьему дальнему лаю

и тропинке, и стайке гусей…

Что колышется русское поле,

что приветит глухой уголок!

Что уводит дорога средь поля

на развилку таких же дорог…

КЛЁВ!

Рыболовные снасти готовы –

утром едем к таежной реке!

А пока от неё вдалеке

мы сидим в ожидании клёва.

Не бессонница это, не жадность,

а какая-то страстная радость:

наловить окуней, карасей…

Как в студёную синюю воду –

окунуться в речную свободу

беспокойной душою своей!

Ожидание – речка в леске.

…И подлещик звенит на крючке!

МАСТЕРА

...Осенний ветер трогал облака,

как мастер глину.

Тихая река,

неся,

не уносила отраженье…

БЕЗ СДАЧИ

Меж туч, похожих неизвестно

на что, порою самолёт

пройдёт, и ветер повсеместно

гул реактивный разнесёт,

порою ласточка неслышно,

подобно ангелу, летит...

И солнце лучиками крыши

домов и тучи золотит.

Так я хочу обычным словом

позолотить родимый Край,

чтобы в продмаге для такого

давали с литрою спиртного

душистый свежий каравай!

И в школе на уроке чтенья

и ученик, и педагог

смогли понять, что я не смог

понять в своём стихотворенье...

В котором просто и непросто

описан мой родимый Край:

воронья стая над погостом,

забытый дедовский сарай.

Но мне и так дают без сдачи

в продмаге, как бы невзначай,

литровую бутылку чачи

и предушистый каравай!

Но всё же, всё же – для иного

я славлю свой родимый Край,

и, чтоб помимо остального,

в продмаге с литрою спиртного

давали жареный минтай!..

САД

Я стоял у калитки, наш сад наблюдая во тьме,

он казался мне диким, никем не исхоженным лесом,

на костёр походило окно под железным навесом,

и летящие чёрные вороны чудились мне.

И тогда я калитку открыл, и вошёл в этот лес,

словно страх, заключённый во мне, опровергнуть решился,

от напастей чужих, как от мира всего, отрешился

и, не зная дороги, в растеньях премудрых исчез.

И трава зашепталась, молчавшая многие дни,

и болотные твари кругом в темноте загалдели,

а вдали у костра, будто люди лесные сидели,

а не просто темнели сухие коряги да пни.

Дух ли старых преданий над сходом таёжным витал

или дым от костра, разведённого бомжевской чернью,

или поздний туман, освещённый свеченьем вечерним,

меж деревьев огромные крылья свои простирал?

Так я шёл, окружённый живой шелестящей стеной,

ожидая явления призраков сказочной ночи...

И высокие звёзды, как ящура жадные очи,

не смыкая бессонные веки, следили за мной.

ВДОХНОВЕНЬЕ

Жена уехала…

Меня стало посещать вдохновенье!

Вдохновенье приходило сквозь окно,

сидело на подоконнике, болтало ногами…

В синей юбочке с ажурными кружевами…

Вдохновенье приходило сквозь стены,

приходило из ниоткуда,

потому что оно умеет проходить сквозь всё на свете,

если вдохновению этого надо…

Уходить в никуда, приходить из ниоткуда…

Лишь оно не приходит, когда жена в моём кабинете,

потому что жена занимает всё пространство

моей квартиры…

Потому что жены моей очень много…

И вдохновенью негде даже присесть:

ни на стуле, ни на диване,