Хроники Реликта. Том I - Василий Головачев

До корабля оставалось меньше километра, они все пытались понять, почему он виден как сквозь слой толстого стекла, как вдруг «стекло» это вспенилось и разлетелось во все стороны белыми нитями разной толщины. Нити оказались свернутыми в рулоны паутинами, которые развернулись, сделали одинаковый пируэт в воздухе, зависли над кораблем лесенкой, одна над другой, а самая первая из них, словно почуяв приближение чужаков, вдруг медленно подплыла к ним и накрыла «Мастифф» слабой ажурной тенью. И снова повторился поразительный, сопутствующий появлению паутин эффект: внутри Грехова забились, зашептали неясные голоса, он ощутил давление извне на виски, сменившееся покалыванием в затылке, а потом по всей голове. Показалось, что видит он зыбкие прозрачные контуры каких-то предметов, цветные сполохи, накладывающиеся на них, и что-то еще – огромное и неразличимое, как омут, в который упал танк. Он сделал усилие, и видение растаяло, только шепот не исчезал и щекотно покалывало кожу на затылке, что было даже приятно.

Мимо них проплыла еще одна громадная «сеть», провисшая под тяжестью уже знакомого черного «гриба». Пришлось взять в сторону, чтобы разминуться с «сетью» на приличном расстоянии. Местность заметно понижалась, танк спускался в глубокую воронку, центр которой, по расчетам Грехова, должен был находиться где-то почти под кораблем. Почва воронки была странного рыжего цвета, будто всю ее покрыла ржавчина.

Грехов собрался увеличить скорость, и в этот миг его словно вывернули наизнанку. А когда он очнулся от непонятного забытья, оказалось, что танк карабкается к звездолету кормой.

Сориентировавшись, Сташевский сделал знак рукой:

– Поворачивай обратно. Попробуем еще раз.

Грехов повернул «Мастифф», на малой скорости покатил вниз, и примерно в том же самом месте мягкая, но властная рука перевернула их с ног на голову, подержала и отпустила. Танк снова оказался повернутым кормой к кораблю. Они попробовали подойти к звездолету в другом месте, в третьем, и всюду их ожидало то же самое. Их не пускали к кораблю. Кто – неизвестно, но способ настолько прост, что не понять его было невозможно.

В последний раз повернув машину, Грехов остановил ее у огромной дыры, уходящей куда-то в недра планеты. Моторы умолкли, и стало очень тихо. Только перед глазами все еще плыло, будто они продолжали двигаться.

Сжатая пружина

Три часа пролетели в безуспешных попытках приблизиться к кораблю. Дошло до того, что Сташевский при молчаливом согласии Молчанова испробовал на невидимой, вывертывающей «наизнанку» стене все виды оружия танка вплоть до генератора антиматерии. Разряды лазеров и деформатора поглощались этой средой бесследно, а луч антимата, видимый по дрожащему голубоватому строению атомного распада воздуха, вызвал цепочку ярких зеленых вспышек в висящих этажеркой над кораблем паутинах. Там, вверху, поднялась тихая паника, паутины поломали строй, заколебались, но к ним присоединились свободно плавающие неподалеку собратья, и положение стабилизировалось. На тихий шепот в ушах Грехов уже не реагировал и только иногда находил в себе другие странности: то глох беспричинно, то все предметы начинали казаться ему искривленными или плоскими, иногда мутнело зрение. Одно только и спасало, и отвлекало – он был занят работой.

Перейти магическую границу «перевертывания» они так и не смогли. Радио – и телезапросы оставались без ответа, словно вязли в стометровом слое прозрачного, по меркам Тартара, воздуха. Теперь и парение земного звездолета в сотне метров от почвы не удивляло, хотя порой Грехов механически задавал себе вопрос: каким способом можно поддерживать на весу миллион тонн без ощутимых затрат энергии?..

Светило склонилось к горизонту, наступил тот вечерний час, когда лучи его скользят параллельно земле, воздух кажется заполненным алым туманом, а все предметы в нем – невесомыми. Небо потемнело, приобрело сходство с малахитовым куполом, который время от времени перечеркивали снующие в разных направлениях паутины.

Они решили ждать ночи у корабля, чтобы сообщить на Станцию о положении дел. Предпринимать что-либо без решения научного совета остерегались, ибо, как выразился Молчанов, «это чревато последствиями, в результате которых мы не сможем наблюдать собственные похороны».

Сташевский настоял, чтобы они поужинали.

– Желудок есть устройство, – объявил Диего Вирт, – предназначенное для постоянного напоминания человеку о бренности его тела.

– Существования, – уточнил Грехов.

– Тела.

– Существования.

– Ну хорошо, существования. Какое это имеет значение? Хихикайте, если больше ничего не умеете, как сказал мудрец.

– Так его, – одобрительно заметил Сташевский, собирая посуду. Грехов с Диего еще немного поупражнялись в острословии и, так как делать было совершенно нечего, начали пытать Молчанова вопросами. Отвечал коммуникатор довольно охотно, за какой-то час Грехов узнал о Тартаре немало нового, с удивлением обнаружив, что и Сташевский с таким же вниманием слушал рассказ. Молчанов говорил о первых планомерных экспедициях на поверхность планеты, о том, как многие вездеходы и летательные аппараты землян пропадали без вести и некоторые из них находили потом в космосе, за пределами атмосферы Тартара, будто вынутыми из-под пресса – так они были разбиты и изуродованы. О том, как взрывались некоторые десантные корабли, успевая, как правило, передать, что встретились с роем любопытников. О том, как люди стали осторожнее, перестали отправлять экспедиции на летающих машинах, потом и вовсе перестали выходить из кораблей, посылая одни автоматы. Но и автоматы исчезали. Планета казалась населенной настолько агрессивными обитателями, что вмешался спецотдел УАСС и вообще запретил посадки на планету. Ученые вынуждены были довольствоваться только зондами-автоматами и наблюдениями с безопасных орбит: ни паутины, ни любопытники, ни пластуны и так называемые серые призраки никогда не выходили за пределы ионосферы Тартара, за исключением тех случаев, когда паутины выбрасывали в космос энергетические шары – закапсулированные ядерные взрывы.

Но и без прямого общения людей с поверхностью планеты было открыто столько поразительных явлений, что на исследования их не хватало специалистов…

– Масконы, – кивнул Сташевский, – залежи трансуранов…

– Черные извержения, – добавил Диего.

– Всего не перечислишь, – продолжал Молчанов, просветительский порыв которого иссякал. – Много заманчивых находок, из-за которых контакт с аборигенами более чем желателен, но… вы видите ситуацию. Самый мощный из кораблей разведфлота закапсулирован кем-то или чем-то, а мы тычемся, как слепые котята… И боюсь, так и не узнаем истины. Что?

– Узнаем, – пробормотал Сташевский и включил канал связи. Ночь уже вступила в свои права. Город и паутины расцветились призрачной иллюминацией, напоминающей земные северные сияния, и лишь граненый цилиндр корабля, на треть погруженный в белое облако тумана, казался абсолютно черным. Грехова подмывало спросить Молчанова, знает ли он, где сейчас Грант, командир спасшего его звездолета? Как он к нему относится? Почему вернулся к Тартару, планете, отнявшей у него многих друзей? Как получилось, что из экипажей двух кораблей, встретившихся на планете, в живых остались только четверо? Но спросить так и не решился. В это время ориентаст нащупал Станцию, и виом связи открыл им вход на командный пункт спутника.

Надо было видеть, какой радостью озарились там озабоченные лица людей. В зале Станции были Кротас, и Левада, и Полина, и еще много неизвестных Грехову молодых людей, явно не относящихся к работникам нужной в данный момент специальности.

Виом часто перекрывался волнами помех, это мешали паутины, а один раз пролетел любопытник, тащивший за собой хвост радиоактивного газа и пыли, в результате чего прием вообще стал невозможен и пришлось переезжать на другое место, подальше от Города и паутин. После того как они сообщили на Станцию всю информацию, какой располагали, там некоторое время совещались, и наконец Кротас, более нервный, чем обычно, – у него подергивалась щека, которую он все время растирал, стесняясь, – сказал глуховатым голосом:

– Вам, наверное, придется суток на двое задержаться на поверхности. Примерно в двенадцать ночи мы постараемся посадить в ваш квадрат глубинный зонд-автомат… – Кротас выслушал подсказку и продолжал: – В него вы положите анализатор Т-поля, физики придают ему большое значение, добавите машинный инфор и кристаллы записей приборов. Ну а через двое-трое суток мы попробуем вытащить вас по каналу гравиподъемника, если ничего не случится… Минуту… с вами хочет поговорить заместитель Высшего координационного совета. – Грустный Кротас уплыл из виома, и на его месте появился Левада.

– Ну, как вы там? – спросил он сдержанно. – Паутины донимают? Мы начали монтаж гравиподъемника, лифтовая система должна быть безопаснее. Как только закончим, это максимум двое суток, пошлем к вам специалистов, поможете им разобраться с кораблем. И пожалуйста… – он с каким-то особенным вниманием ощупал их взглядом, – постарайтесь больше не вмешиваться в чужое… движение, обдумывайте каждый шаг и будьте подальше от всего этого – Городов, паутин и прочего. Вы меня поняли?