Антигерой (СИ) - Пожарова Ася

— Предательскую харю, кормить не буду, — я дернула носом и отвернулась от него. — Ты меня чуть меня до гроба не довел, своим приходом, идиот, — я сложила руки на груди, и стала громко сопеть.

— А если эта харя тебе конспекты привезла, и что-то вкусненькое от больной, твоей? — я косо зыркнула в его сторону. — Ну, не дуйся.

— Ладно, давай сюда свое вкусненькое, кишкоблуд, — дернул из-за спины знакомую тетрадь с большим рыжим котом, такую только Тая купить могла, и плитку моего любимого шоколада с вафлей внутри.

— Пойдем, покормишь. Я с учебы, готов съесть слона, или мелкую рыжую девчонку, — он в шутку вцепился зубами в мою руку.

— Еее! Алло! У тебя прививка от бешенства есть, я надеюсь? — вот это конечно наглость.

— Прививки нет, но я предохранюсь.

— Фу, на, что ты намекаешь?

— А от кого я, по-твоему, заразится, мог? Только от какой-то дикой кошечки, которая…

— Все! Избавь меня от подробностей, пошли, покормлю, займешь рот чем-то полезным, — нет, это точно животное. Как же я понимаю Ангелову.

— О, а это уже другой разговор, — я усадила его за стол, и принялась стучать тарелками.

— Есть новости? — я неловко тряхнула волосами, и принялась ковырять вилкой в тарелке, напротив Ника. Если путь к мужчине лежит через желудок, то путь к информации, которая мне требуется, тоже где-то по этой же дороге, нужно искать. Сейчас наестся, и все мне как миленький расскажет.

— Никаких, — он просто пожал плечами, и продолжил наминать пюре с котлеткой.

— Прям совсем ничего? — он поднял глаза на меня.

— Фань, если хочешь что-то узнать, то тебе к Яну. Я рассказывать ничего не буду, не ты эту кашу заварила, не тебе расхлебывать, — конечно, я его понимаю, мужские дела, все такое, но меня эта, как он выразился, «каша», касается как никого другого.

— Как это не я? Моей вины здесь столько же, сколько и Громова, — я обреченно хлопнула по столешнице, и свела брови к переносице.

— Анфиса, ты не знала….

— Значит, должна была догадаться, — вскакиваю со стула.

— Так, все, закрыли тему, — он сжал руки в кулаки

— Но….

— Я сказал, закрыли тему, сядь, — браво, и добавить нечего.

— Ладно, все, — я не села, но рот закрыла и молча, стала заваривать чай.

— Ну? Снова надулась? — он поставил свою тарелку в раковину.

— Я не шарик, чтобы надуваться, просто лишних вопросов не задаю, все как вы любите! — Ставлю кружки с громким звоном на стол, и сажусь напротив Ника.

— Анфиса, не утрируй, никто не отбирает у тебя право голоса. Но поверь, некоторые вещи тебе лучше не знать, для твоего же блага, — он пытается разрядить обстановку между нами, улыбается, но разве мне это поможет, я только сильнее злюсь.

— Да ладно? И давно все знают как мне лучше? Вы как няньки бегаете вокруг меня, мне уже не пять лет Ник! — я не могу молчать, такая уж родилась, радикальная.

— Да ладно? Раз такая взрослая, тогда какого черта, совала свой нос, куда не нужно? — он тоже повышает голос, но не кричит, держит себя в руках.

— Откуда я знала, что Ян у нас шишка вселенского масштаба, которую нужно десятой дорогой обходить? — мы одновременно вскакиваем со стульев.

— Привет, — на кухню, вплывает его величество Громов.

— Привет.

— Ты чего так рано? — мы одновременно с Ником открываем рты и снова косимся друг на друга.

— Чего орем? — Громов, как ни в чем, ни бывало, шествует мимо кастрюль, заглядывая в каждую. Берет тарелку, насыпает себе еду. Мы, молча, наблюдаем. — Чего шумим, спрашиваю? — садится за стол.

— Да так…, конфету не поделили, — откликается Дым.

— Ммм, конфету… — Ян с подозрением смотрит на нас. — И где она?

— Кто? — Ник задает встречный вопрос.

— Конфета, — он разглядывает нас, ухмыляется, короче раздражает еще больше.

— Так съел. Ник, взял и съел прямо с фантиком, я же говорю животное, — я легко хмыкаю и шлепаюсь на стул.

— Вот как? Интересно, — Ян медленно жует и смотрит то на Дыма, то на меня.

— Ага, вот и я говорю, «Интересно, у тебя глисты?». А он как взъелся…. У вас там при трудоустройстве, проходят диспансеризацию? — я продолжаю пить слегка остывший чай.

— Ник, что скажешь в свое оправдание? — Ян переводит взгляд на него.

— А что говорить? — он все еще злится, ноздри раздуваются, кулаки сжаты. Ух, прям страшно.

— Не знаю, тебе виднее, откуда у тебя пристрастие к конфетам с фантиками, — да Ник, давай скажи что-нибудь.

— Мне пора, — встает со стула, идет к двери, а через пару секунд громко хлопает ней, так, что я даже вздрагиваю от неожиданности. Еще и имущество чужое не ценит, лоботряс.

— Зачем ты выела Ника из себя? — он не злится, не кричит, смотрит пытливым взглядом, и ставит кружку перед собой.

— Я же не знала, что он такой нежный у вас, — фырка. В ответ, и перевожу взгляд к окну. Достали. Я в их представление, видимо, по струночке ходить должна, и как мышь прятаться в норке, тихо помалкивая.

— В том то и дело, Анфиса, что он далеко не нежный. Прекрати показывать характер, от этого никому легче не станет, все уже поняли, что ты строптивая девчонка, хватит — отлично, теперь я как минимум знаю, что во вкусе Громова, бесхарактерные, тупые, марионетки, которых можно дергать за ручки и ножки, ожидая беспрекословного повиновения.

— Хватит? Отлично, тогда я пошла, — я со скрежетом встала со стула, и с каким-то остервенением отодвинула его назад, так сильно, что он даже упал, разразившись звоном на весь дом.

— Куда? — он даже не удосужился это крикнуть, сказал своим привычным голосом, от которого по спине, пробежался табун мурашек.

— Читать пособие по бесхарактерности! — зато я крикнула, громко так, с душой. Надеюсь, он оглох.

— Психопатка, — он и бровью не повел, продолжил пить свой чай, а я поднялась в свою комнату. Настроение было окончательно испорчено, хотелось насолить этому придурку. Пускай разозлится, кричит, бьет посуду, но, не молча, промывает мне мозги. Ненавижу людей, у которых вместо сердца, кусок ледышки. Таких невозможно прочитать, понять, обуздать. Я подскакиваю с кровати, и смотрю на окно. У него явно поубавится проблем, если я просто исчезну. Второй этаж. Не слишком высоко, чтобы даже спрыгнуть, но для человека, у которого практически одной руки нету, задачка еще та.

— Хочешь бесхарактерную? Получай! — причитала я, пока скручивая из подушек, подобие своего тела, чтобы он заметил не сразу, мое отсутствие. — Эта, кривого слова тебе точно не скажет, — я с каким-то животным остервенением, сминала подушки, хорошо утрамбовывая их кулаками.

Когда с этим было покончено, я перевела взгляд на окно, чтобы спустится вниз, мне нужна какая-то подстраховка, я залезла в шкаф, и с блаженным видом обнаружила там комплект сменного постельного белья. Что надо! Умостившись прямо на пол, я принялась скручивать их между собой, чтобы образовать достаточно длинную веревку, собрав часть вещей в свой портфель, и натянув на себя толстовку, я с грустью отметила, что из обуви у меня только смешные тапки сапожки. Ну, ничего, итак сойдет. Придавив край своей «веревки» тумбочкой, которую я притащила от кровати, я проверила ее на прочность, несколько раз хорошенько дернув, и выключив свет в комнате, чтобы не привлекать внимание, перебросила ее в окно.

— Что за шум? — Ян стоял около двери, но не входил.

— Вали отсюда, — я громко крикнула ответ, и забралась ногами на подоконник. Ян не отвечал, и я свесила ноги с окна, крепко ухватившись за веревку, больной руке, такой расклад не понравился, и она сразу принялась ныть.

Я сделала несколько движений, осторожно спускаясь вниз, когда моя шаткая конструкция, стала давать сбои, она стала тянуться к земле, вместе со мной. Испугавшись, я стала хвататься ладонями крепче, чем расшатывала веревку, и, в конце концов, эта предательница выскользнула из-под тумбочки, весело помахав краешком, и не очень мягко приземлилась на землю вместе со мной. Я лежала на густом газоне, рассматривая невероятно звездное небо, которое застать в такую погоду, практически, невозможно. Может звездочки не на небе, а у меня в глазах? Резко сев, голова пола кругом, а больная рука стала резкими пульсациями отдавать прямо в виски. Громко простонав, я снова легла на землю. Лучше умру здесь, чем поползу на помощь к Громову. Пускай его совесть замучает, что он меня не уберег. Нет! Пускай папа его пришибет. Я даже умудрилась тихонько рассмеяться, и прикрыть глаза от веселья.