Мир юных - Крис Вайц

Подбадриваю его взглядом.

Джефферсон. Я закрыл за нами большие деревянные двери на втором этаже. И стал ждать. Уйти я бы успел, но тогда они бы за нами погнались. Поэтому ждал. (Смотрит на свои руки.) И первому, кто толкнул дверь, я… В общем, я занес меч… и рубанул, как учили. (Замолкает.)

Я. И?

Джефферсон. Я отрубил ему руки, Донна. Хотел, чтобы ни один призрак не прорвался к нам, поэтому отрубил руки. Услышал вопли, потом распахнул дверь, но никто ко мне не кинулся. А руки так и лежали с моей стороны двери.

Он смотрит на меня.

– Девичьи руки. Изящные, понимаешь? Девичьи.

Я тянусь к его ладони, но он отшатывается – не сводит глаз с моих пальцев.

Я. Ты пытался спасти друзей. И спас. Тебе пришлось такое сделать.

Джефферсон. Дело не в этом. А в том, что было потом. Отрубить руки – это ведь ужас, правда? Мерзко. Но… Донна, я хочу, чтобы ты узнала меня лучше, поэтому должен признаться…

Я. Молчи. Не должен ты признаваться. Я и так знаю.

Дотрагиваюсь до его подбородка, чтобы Джефф посмотрел на меня. Он подрагивает.

Я. Я знаю, что, когда ты отрубил им руки, ты не чувствовал себя ужасно, или мерзко, или отвратительно. Тебе было хорошо.

Джефферсон. Как ты узнала?

Я. Представила себя на твоем месте. Они хотели нас убить. Они… ты же видел, что они творили.

Джефф кивает.

Джефферсон. Что с нами происходит?

Я. Не знаю. Может, потом когда-нибудь разберемся.

На этот раз он сам берет меня за руку.

Джефферсон. Помнишь, что я сказал тебе до всего этого ужаса?

Молча жду.

Джефферсон. Так вот, я не собираюсь брать свои слова обратно. И мне плевать на неловкость. То есть я не хочу, чтобы тебе было неловко, но и врать не могу.

Я. Понимаю. Только… Я больше не знаю, что такое любовь. Все пропало, кончилось. Нет, я тебя, конечно, люблю. Люблю как др…

Джефферсон. Не надо. Не хочу этого слышать. Твоим другом я буду всегда, но мне хочется большего.

Я. Знаю. Может, я ненормальная?

Джефферсон. Ты… ты попытайся, ладно? Попытайся меня полюбить, если сможешь.

Ну вот, кончилось наше взаимопонимание. Как можно попытаться кого-нибудь полюбить? Я в любви не большой спец, однако точно знаю, что она приходит как-то по-другому. Правильно?

По-моему, для одной ночи хватит. Джефферсон забирается по ступенькам на лежанку.

Я топаю за ним, опускаюсь рядом. Он лежит ко мне спиной, и я прижимаюсь к этой спине лбом.

Так и замираем.

Через пару минут в дверь по очереди скребутся остальные, заходят. Ложатся на диванах и полу. Мы засыпаем, слушая дыхание друг друга, – как шум волн. Клан отдыхает.

Джефферсон

Открываю глаза раньше всех, на небе только-только проступает багряный кровоподтек рассвета. И смотрю на Донну – до неприличия долго, как маньяк.

Если бы она была моей, я знал бы каждую ее черточку. Изгиб губ, выпуклость лба, очертания уха. Она неподвижна; душа где-то в царстве грез, на волосок от небытия, отдыхает. Чарует меня.

Но Донна – не моя.

В голове теснятся мысли. Стоит ли дальше о ней мечтать после того, что произошло? Глупо, напрасно. Мне так тяжело, так одиноко! Но если посмотреть на проблему под другим углом – все меняется. О чем вообще тогда стоит мечтать? Разве есть что-то важнее? Пока я верю в наше с Донной будущее – не пропаду.

Натягиваю одежду.

На полу спит Умник – пальцы сплетены с пальцами маленькой китаянки. Любопытно.

Касаюсь его плеча, и он тут же распахивает глаза.

– Что? – спрашивает.

Молодец, быстрый запуск.

Киваю ему, чтобы шел за мной, веду в соседнюю комнату.

– Ум, зачем тебе статья?

– Какая разница? Где ее теперь взять?

Протягиваю ему грязный мятый журнал, который забрал у убитого Альфы.

– Читал? – спрашивает он, садится на диван и разглаживает страницы на кофейном столике.

Бумага, покрытая запекшейся кровью, хрустит.

– Нет. Все равно ничего не пойму.

Слежу за глазами Умника, пока тот читает. Влево-вправо, влево-вправо. Ну и скорость. Шестеренки у него в голове обрабатывают статью молниеносно, моргает он и то дольше.

– Что у вас с Пифией? – интересуюсь я.

– Кажется, я ей нравлюсь.

– Ух ты! Поздравляю, старик.

– В смысле? – Умник на секунду отрывается от журнала.

– Ну… я думал, она тебе – тоже.

– Не знаю, – хлопает глазами он. – Я об этом не задумывался.

Потом добавляет:

– Считал, что всегда буду один. – И вновь утыкается в статью.

Жалости к себе в голосе не слышно. Лишь констатация факта. Я не знаю, что ответить. Поэтому молчу.

– Да, – через некоторое время оживает Умник. – Интересно.

– Что там?

– Значит, так. Понимаешь, ученые… Их неправильно себе представляют. Мол, они – благородные люди, которые, как говорил Ньютон, стоят на плечах у гигантов, видят далеко вокруг и совместно трудятся во имя знаний. Неправда. Ученые безжалостны. Соперничают из-за первоисточников. Враждуют. Поливают друг друга грязью.

– Ты хочешь сказать: раньше соперничали и поливали.

Умник замирает.

Его родители были учеными – биолог и физик. Оба, конечно, умерли. Может, я затронул больную тему?

– Да. Извини. Раньше, – вновь включается он. – Если я правильно понял, статью написал один ученый, который пытался… как это говорят? Продинамить другого.

Я невольно смеюсь.

– В ней теоретические выкладки о неком опасном биологическом оружии, – продолжает Умник.

– Вроде чумы?

– Да, – кивает он. – Как я и предполагал, эта «чума» убивает исключительно взрослых.

– Как же про нее напечатали? – удивляюсь я. – Разве такое – не сверхсекретная информация?

– Подробности, конечно, да, должны были засекретить, – пожимает плечами Умник. – Однако саму идею – необязательно. Например, идею ЭМИ никто не прятал, и идею…

– Что-что?

Он моргает, на лице появляется знакомое выражение: ах да, как же я мог забыть, что знаю больше остальных; опять придется объяснять.

– Электромагнитный импульс. Вызывает короткое замыкание в электросети. Большая головная боль была для правительства.

– А.

Да уж, теперь это звучит смешно. Зачем изобретать супероружие, которое обесточит электросеть? Достаточно избавиться от людей, которые обеспечивают ее работу.

– Такого добра хватало, – говорит Умник. – ЭМИ, грязные ядерные бомбы, орбитальное оружие. Все эти идеи были достоянием масс. Биологическое оружие тоже. Поэтому ничего удивительного, что о нем кто-то написал. Да и вообще – публикация-то специализированная. Ты не представляешь, сколько всего можно спрятать на видном месте. Сколько…

– Информации, – подсказываю я.

– Да.

– Ясно. Значит, этот товарищ попытался разбить в пух и прах чьи-то там исследования, упирая на их опасность?

– Ага. На первый взгляд похоже просто на авторскую статью или рассуждения о научной этике. Но сдается мне, мотивы там глубже. Родители называли такое «сведением личных счетов».

– Тогда в чем ценность статьи? – не понимаю я. – Если автор просто хотел кому-то насолить, значит, и информация в ней может быть предвзятой.

– Оно-то так, вот только статья выглядит довольно… достоверной.

– И в чем же ее достоверность?

– В том, что… Описания автора, его предостережения… – Умник многозначительно смотрит на меня. – Это – про Случившееся.

Вот те на.

– С чего ты взял?

– Смотри. Белки, связывающие стероидные гормоны. Видишь? – Он тычет в график.

– Ум, я в этом ничего не понимаю.

– Они начинают вырабатываться в организме при половом созревании. С наступлением зрелости их уровень падает. А у детей таких белков нет вообще. Потому-то малыши и умерли. Раз не было белков, которые могли бы связать и обезвредить агента-убийцу.

– Но зачем?! Зачем убивать всех, кроме подростков?

– Не знаю. Можно подумать, наоборот было бы лучше. – Лицо Умника удивленно вытягивается. – Кажется, я только что пошутил.

– Поздравляю. И все-таки. Вопрос остается открытым.

– А не важно, – пожимает он плечами. – «Зачем» – не важно, важно – «как».

– Потому что если узнаешь, «как», это поможет найти противоядие, – подытоживаю я.

– Спасибо, что наконец сообразил, – кивает Умник. – А то я уже заскучал.

– Только автор статьи не рассказывает, «как», да? У него другая цель – смешать с грязью того, кто все это заварил? Он же его ненавидел.

– Именно. Хотя есть наводка. В публикации сказано, что исследования проводились на острове Плам.

– Так. И что там, на острове?

– Центр изучения болезней животных, – сообщает Умник.

– Ну, звучит не так уж и страшно.

– Нет, страшно. Небезобидно – точно. Отец рассказывал мне историю Центра. Закрытый объект, создавался для изучения ящура. Само по себе это не страшно. Ящур – бич домашнего скота. Однако там занимались не только этим. Еще разрабатывали биологическое оружие. Программу в шестьдесят девятом году вроде бы закрыли. Но вокруг Центра все равно ходило много слухов.