Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938 - Анжелика Балабанова

Я не знаю другой страны, где любовь к свободе была так сильно развита, как в Италии. Я имею в виду внутреннее чувство человеческого достоинства, которое может сосуществовать с высокой степенью экономического и политического порабощения. Революционная пропаганда развила это интуитивное чувство в классовое сознание. Ни в какой другой стране правящие классы не сознавали так ясно, насколько преходящи их привилегии.

Выступая перед молодежью и стариками в Италии – фабричными рабочими, крестьянами или мелкими землевладельцами, – оратор сразу же понимал, что его слова падают не на бесплодную почву. Какое-то воспоминание об общем наследии, казалось, озаряло этих мужчин и женщин, когда они слушали. Они часто приходили на собрания социалистов или анархистов из любопытства или потому, что священник предостерегал их от этого, но они преображались после первых нескольких слов говорившего. Их глаза сияли воодушевлением, а измученные работой и заботами лица отражали понимание. Даже их осанка менялась, как будто они освобождались от бремени, и они шли домой рука об руку, распевая революционные песни.

Пролетарские организации и учреждения – союзы рабочих и крестьян, филиалы социалистической и анархической партий, кооперативы, народные дома, школы и библиотеки – все они начали распространяться в Италии к концу XIX века, и с того времени они предлагали политическое образование, которое завершало или заменяло образование, полученное в официальных школах и церквях. Духовенство начало терять свое влияние, и его представителей стали реже звать на рождения, свадьбы и похороны. Детей реже называли в честь святых или героев войны, чаще в честь тех, кто боролся за освобождение. Большинство итальянских рабочих начинали понимать роль церкви в проповедовании смирения, и им было нетрудно сбросить эти оковы. В противоположность тому, что обычно думают об итальянцах, они не легковерны. Зерна сомнения прорастают в них быстро. В итальянцах всегда было скептическое и ироническое начало, и их привлекают бунтари. Их привязанность к церковным традициям носит больше характер суеверный, нежели религиозный, и они редко относятся к представителям духовенства с тем почтением, которое можно увидеть, например, у ирландских верующих или у православных крестьян в старой России.

Несмотря на то что нищета и страх стать еще беднее и несчастнее заставляют итальянского крестьянина выглядеть смиренным, в его душу заложено семя бунта. Он восприимчив к пропаганде, которая раскрывает нелепость общественного строя, в котором живет принцип: «Те, кто работают, не едят; те, кто едят, могут позволить себе не работать».

Основные предпосылки социалистического учения были известны в Италии задолго до того, как ее индустриальное развитие достигло ступени, на которой стало возможно организованное движение. Интеллектуальные предтечи социализма, даже те, которые участвовали в так называемых патриотических движениях, вроде борьбы за национальное единство, подчеркивали, подобно Гарибальди, что социализм – это «будущее человечества». Острый ум и чувство солидарности с угнетенными у таких людей, как Кампанелла, Филиппо Буонаротти, Феррари, Писакане, предвосхищали окончательный этап эволюции тех усилий, которые они прикладывали. Большинство этих людей отвергли богатство или привилегии ради того, чтобы жить в соответствии со своими принципами и разделять судьбу тех, за кого они боролись.

Взаимное притяжение между недавно разбуженными массами и теми представителями интеллигенции, которые одобряли их путь, создало атмосферу здорового и плодотворного идеализма, который достиг всех слоев городского и сельского населения, так что в начале XX века социализм как учение был почти так же широко распространен в отсталой Италии, как и в более развитых странах, вроде Германии. Идеи социализма, без сомнения, были гораздо более популярны здесь, чем в Англии. Академический мир в Италии, вероятно, в большей степени подпал под влияние марксизма, чем в какой-либо другой стране.

В России на протяжении почти века революционное движение возглавляли мужчины и женщины из наиболее мыслящих слоев дворянства и буржуазии, и авторитет, который эти первопроходцы дали этому движению, распространил свое влияние далеко за пределы тех групп населения, за интересы которых они боролись. Так было и в Италии, хотя здесь революционеры были малочисленнее и гораздо меньше подвергались преследованиям. Они создавали партии моральный авторитет, который делал ее важным фактором в жизни страны. Пока одни только рабочие были не удовлетворены условиями своей жизни, было возможно утверждать, что эксплуатируемые требуют себе прав просто потому, что они жадны или невежественны. Но когда представители интеллигенции, чей характер и разум сильно превосходили средний уровень, поддержали их дело, врагам движения пришлось признать, что нечто иное, чем жадность и невежество, вдохновляет революционное движение.

После того как экономические условия в Италии улучшились во многом благодаря организационной работе социалистов и их парламентской борьбе, были созданы новые условия жизни, новые методы воспитания, новые стандарты этики. Новые лозунги стали украшать стены жилищ рабочих и крестьян, вроде: «Ты мал, потому что стоишь на коленях; поднимись, и ты станешь большим!» «Наша страна – это весь мир, наша вера – свобода» – пелось в одной из самых популярных песен этой новорожденной Италии. Матери пели ее своим младенцам, и дети повторяли ее за игрой.

Будущим историкам, пытающимся толковать историю рабочего движения с чисто теоретической точки зрения, будет трудно объяснить, почему «отсталые» итальянские и испанские рабочие откликнулись на испытание борьбой против войны и фашизма дружнее, чем рабочие такой высокоразвитой страны, как Германия. По всей вероятности, они упустят значение психологического фактора. До испытания войной и фашизмом сила рабочего движения измерялась количеством членов профсоюзов и количеством членов политических партий. И хотя организация рабочих представляет собой один из самых важных факторов в развитии революционного движения, она не единственная, и ее значимость может изменяться вместе с различными истоками этого движения в каждый исторический период.

Будучи членом социалистической партии, я посвятила более десяти лет напряженной работы итальянскому революционному движению. Я была редактором и сотрудником многих газет, членом Центрального комитета партии, я подписала десятки статей и воззваний. Но ни разу не было случая, чтобы я почувствовала себя чужой в этой стране. До войны в Италии почти не было шовинизма, и никто никогда не поднимал крик по поводу «иностранного агитатора». Русские революционеры всегда активно участвовали в итальянском рабочем движении. (В течение какого-то времени до распространения марксизма Михаил Бакунин руководил здесь мощным движением анархистов.) Агитаторов-иностранцев могли преследовать в Италии наравне с итальянцами за их радикальные взгляды, но никогда за то, что они иностранцы. Любые действия против иностранцев как таковых были бы встречены осмеянием и враждебностью со стороны всех слоев населения.